Петр Капица - В море погасли огни
Проходя через сад, затененный огромными дубами, кленами и серебристыми тополями, мы остановились перед памятником Петру Первому, сооруженному ровно сто лет назад.
«Оборону флота и сего места держать до последней силы и живота, аки наипервейшее дело», — прочитал я петровский завет.
Сумеем ли мы его выполнить? Опасность, нависшая над Кронштадтом и Ленинградом, видно, не убавилась. Артиллерия кораблей и фортов продолжала бить по побережью. От частых залпов, сотрясающих воздух, осыпалась листва с деревьев и, кружась, падала на землю.
У пристани стоял небольшой железный катер. На нем мы и отправились на розыски баржи шхерного отряда.
В заливе виднелось много разномастных барж, они были рассредоточены по всему плесу. Небольшие деревянные баржи стояли на отмелях, выпустив вверх аэростаты, а большие железные покачивались на якорях на изрядном расстоянии друг от друга.
— В них снаряды и бомбы с прибалтийских баз, — объяснил Макаров. Близко во время обстрела лучше не подходить.
Ветер вздымал небольшую волну, но мы его не чувствовали. Мне стало жарко. Расстегнув ворот кителя, я в бинокль разглядывал каждую баржу.
СБ-1 мы нашли на восточном рейде. Она стояла на якоре. По борту ходил часовой с винтовкой.
— Кто идет? — окликнул он, становясь наизготовку.
— Свои, — ответил Макаров и, не обращая внимания на протесты растерявшегося часового, приказал рулевому подойти к борту.
Зацепившись крюком за баржу, я увидел выглянувшего из трюма пограничника со «шпалой» в петлицах.
— Здесь типография шхерного отряда? — спросил я у него.
— Здесь, — отозвался пограничник. — И не только типография, но и вся редакция. Наконец-то вспомнили. Мы вас давно ждем.
— Меня не укоряйте, — остановил я его. — К Пубалту имею такое же отношение, как и вы. В Кронштадте и суток не пробыл. Мне приказано принять имущество газеты, а вас отослать в отдел печати.
— Ну что ж, принимайте, — огорченно сказал он. — Всегда так, сработаешься с людьми, а тебя сразу в другое место.
Он провел меня по шаткому трапу в свой отсек баржи. Там на грудах бумаги сидели три девушки в тельняшках и черных юбках, подпоясанных широкими матросскими ремнями. Две из них при свете лампочки разбирали шрифт и раскладывали по ящикам кассы, третья что-то писала. При нашем появлении они встали и вытянули руки по швам.
— Садитесь, — с досадой сказал редактор. — Я же вам говорил, что во время работ начальство не приветствуют. — И, обратясь ко мне, добавил: — Вот видите — на барже два номера газеты выпустили.
— А где отпечатали?
— На этой «американке», — показал старший политрук на небольшой печатный станок, установленный в углу.
— А других типографских машин вы не вывезли?
— Нет. Для походной редакции и этой достаточно. Зато шрифтов у нас много. Да что я рассказываю… Вот список редакционного имущества. Проверяйте.
И он протянул мне развернутый лист бумаги. Занявшись проверкой, я натолкнулся на четыре кучки гранат и патронов.
— Мое войско вооружилось, — смущенно ответил старший политрук. — Ждали нападения катеров. Решили живыми не сдаваться.
Одна из девушек вдруг поднялась и спросила:
— Товарищ старший политрук, разрешите обратиться?
— Обращайтесь.
— Мы просим послать нас на сухопутный фронт. Надоело на этой проклятой барже сидеть.
— Теперь с рапортами не ко мне, а к другому старшему политруку, объяснил редактор, указывая на меня. — Вы перешли в его подчинение… Как он решит.
Девушка решительно шагнула ко мне и протянула три рапорта.
— А что вы на фронте намерены делать? — спросил я.
— Здесь на барже мы оказывали первую помощь раненым. И видно, не плохо, врач похвалил. Кроме того, мы стрелять умеем.
— А в редакции работать больше не желаете?
— А кому нужна будет теперь газета, на закрутку что ли?
— Понадобится в любом случае. Без газеты не обойтись.
— А у нас здесь даже курящие не брали. Говорят, бумага толстая.
— Значит, плохую газету выпускали.
— Как плохую? — захорохорился редактор. — Сам последние сводки по радио принимал, свежими печатал.
— Да не в укор вам, — поспешил я успокоить его. — Просто объясняю, какой газета должна быть в принципе.
— Все равно хотим на фронт, — продолжали твердить свое девушки.
Их упрямство вывело меня из терпения, и я строго заметил:
— А с дисциплиной у вас неважно дело обстоит. Военные люди находятся там, куда их ставят. Понятно? Где вы их взяли? — спросил я у редактора.
— В Выборге мобилизовали… двух наборщиц и корректора. До этого военной службы не проходили. А насчет дисциплины вы правы, есть распущенность.
— Остаетесь в типографии, — сказал я девушкам. — А если понадобимся на фронте, пойдем вместе.
Девушки обиженно умолкли и стали укладывать свои вещи.
В редакционный отсек спустился и интендант Макаров. Он уже успел облазить всю баржу и пришел не одни, а с хитроватым техником — интендантом шхерного отряда.
— Мы беспризорные, отряда нашего уже не существует, — пожаловался снабженец. — Вы теперь наши хозяева. Так забирайте со всеми потрохами. Сколько же можно тут болтаться под обстрелом! Еще утопят.
— Но на всех у меня нет полномочий.
— А всего-то всего — два бойца осталось от команды, я да жратвы немного в ящиках.
— Но зачем мне баржа?
— Не вам, а для базы пригодится, — негромко вставил Макаров. — Вы только распишитесь, что приняли в свое распоряжение имущество типографии и… личный состав. А все остальное мы сами оформим.
Он дал мне расписаться в каких-то двух ведомостях и сказал:
— А теперь можете отправляться по своим делам. Все сделаем в наилучшем виде. Можете не беспокоиться.
Мне и в голову не могло прийти, что в такое тревожное время интенданты пойдут на какую-то махинацию.
Попрощавшись с девушками и печатником, редактор подхватил свой потертый чемоданишко, полевую сумку, и вместе со мной перебрался на катер.
Катер, обходя стороной корабли, ведущие бой с берегом, проскочил морские ворота и доставил нас в Итальянский пруд.
В Пубалте мы нашли только инструктора по печати.
— Все в разгоне, — сказал он. — Немцы усиливают нажим. Сегодня, видно, критический день.
Он тут же при мне передал редактору шхерного отряда предписание явиться во вновь сформированную бригаду морской пехоты, а у меня спросил:
— А вашу газету когда получим?
— Через день или два, — пообещал я.
Нашему соединению приказано морем перебросить в Ленинград две дивизии с Ораниенбаумского «пятачка». Для этой операции подбираются только плоскодонные суда с мелкой осадкой — канонерские лодки, быстроходные тральщики, сторожевики и баржи с буксирами, способные ходить не по главному фарватеру, а и по другим участкам залива, не помеченным вехами.
На две дивизии надо послать много судов. Как же с такой армадой произведешь тайную переброску войск? Пришлось для каждого судна определять точный час подхода к пирсам, составлять график быстрой погрузки и определять пути ночного перехода.
Все штабисты и политработники заняты предстоящей операцией. Начальство не загрузило лишь редактора газеты. Но разве будешь бездельничать? Я закрылся в своей комнате и под пальбу артиллерии написал передовицу. Начиналась она так:
«Над Ленинградом нависла смертельная опасность. Очумелые гитлеровские орды, несмотря на огромные потери, прут и прут. Они несут на штыках рабство, нищету и позор. Неужели мы позволим фашистской чуме осквернить город революции, город Ленина?
Да никогда!
Ни шагу назад. Враг должен быть остановлен! А если мы его пропустим нас проклянут матери, жены, дети. Нам не простят позора.
Только победа!
Грозен народ в своем гневе. На защиту Ленинграда выйдут все от мала до велика. Пока бьется наше сердце, пока видят глаза, а руки держат оружие, не бывать фашистской сволочи на Невском!
Никакой пощады врагу!
Не будем жалеть ни свинца, ни стали, ни пороху. Пусть гитлеровцы дрогнут от страха и захлебнутся кровью! Иного выхода у нас нет…»
Не успел я поставить завершающего восклицания, как послышался стук в дверь. За мной прибежал секретарь политотдела.
— Срочно к бригадному комиссару! — сказал он.
«Видно, выговор получу, что своевременно не представился», — подумал я. И захватив с собой передовицу, поспешил в штабную половину здания.
Меня встретил черноглазый бригадный комиссар. Он явно куда-то спешил, был в кожаном реглане и высоких охотничьих сапогах.
— Радун, — коротко назвал он себя после моего представления. — Мне доложили, что типография уже прибыла. Сумеете сегодня выпустить газету?
— Навряд ли, — ответил я. — Надо установить «американку», разложить шрифты… Да и материала нет.
