Ирина Дрягина - Записки летчицы У-2. Женщины-авиаторы в годы Великой Отечественной войны. 1942–1945
…Деревья в садах, как снегом, засыпаны белыми цветами…
24 апреляВчера утром подхожу к штурманам, собирающимся бомбить, поругала их за отсутствие ветротчетов и спрашиваю Нину Ульяненко: «Ты была на полетах, как там, все в порядке?» — «Дусю Носаль убили. «Мессершмитт». Над Новороссийском…» Я только спросила, кто штурман. «Каширина. Привела самолет и посадила». Дуся… Рана в висок и в затылок, лежит как живая. Позавчера ее только в кандидаты приняли. Ее Грицько — в Чкалове… А Иринка — молодец, ведь Дуся навалилась на ручку. Ира с большим трудом вела самолет. Что бы я вчера ни делала, все время думала о Дусе. Но не так, как это было год назад. Теперь мне гораздо тяжелее. Дусю я знала ближе, но сама я, как и все, стала другой: суше, черствее. Ни слезинки. Война…
Вчера я впервые наблюдала ожесточенный морской бой. Луна, в двух местах противник повесил по пять САБов, море, освещенное ими, горы на берегу — и перестрелка с берега на берег красными и белыми пульками…
Получение задачи.
Заходит Ракобольская: «Товарищи командиры, послушайте задачу: сегодня нашему полку выходной день». Второй раз за время пребывания на фронте нам дают выходной. Первый раз это было 16 октября, кажется, тогда нас вернули уже от самолетов.
Меня выходной день в данную минуту огорчил: я только собиралась лететь, потому что Пискаревой и Рябовой дали выходной, а теперь мне не скоро летать придется. Не на чем. Тем более что своего летчика нет. Пойду к штурманам. Завтра они с тысячи метров бомбят.
26 апреляДорогие мои!
Здравствуйте! Дорогая мамочка! 25 июля тебе будет 51 год. Поздравляю тебя, милая моя старушечка. Желаю тебе всего самого-самого лучшего. Желаю тебе не знать горя утраты любимых людей в этой жестокой войне. Ведь если бы не война, ты бы у меня еще молодцом была. Сравниваю твои фотокарточки. У меня здесь есть за 1931 год, 1940 (три штуки) и за 1942 год. Как ты изменилась, как постарела! Ксеничка пишет, что не очень плохо выглядишь, а ты, папист, как всегда, просто очаровал ее. Пришлите мне свои фотографии за этот год. Ведь это даже нехорошо: у вас моих так много, а вы мне не можете прислать. Девочки из Москвы пишут, что в «Московском большевике» за 13, кажется, июня была напечатана моя мордочка. Наверное, у вас эта газета есть. И вот люди, которые читают газету, думают, что я какая-нибудь особенная героиня. Пусть они думают что хотят, но я хочу, чтобы вы знали: я такая же ваша дочка, как и была, изменилась очень мало. Только постарела; ведь мне уже двадцать два года, да еще с половиной… Никаких я героических дел не совершаю, просто честно бью фашистов. Вот кто вызывает всегда мое восхищение, так это моя любимая Галочка! Она столько перенесла, и какая она мужественная, какая она прелесть! Она мой друг по профессии. Ну а изо всех летчиц самая лучшая, конечно, Дина. Не потому, что она моя, нет, это было бы слишком нескромно, а потому, что она действительно лучше всех летает. Получили ли вы ее письмо? А фотографию? Потом я вам еще посылала большую карточку, где Дина у колодца наливает воду. Я постриглась после того, как сфотографировалась на этой карточке, и теперь пока не похожа.
Мамочка, независимо от того, получишь ли ты ее письмо, пришли Дине хорошее письмо: ведь она вам почти дочка. В самых трудных условиях мы с ней вдвоем — только двое и никого вокруг, а под нами враги.
Уже темно, в коридоре налаживают кино — мы сегодня отдыхаем. Вошла Соня и ругается, чтобы я не портила глаза, — дала сроку мне пять минут. Дорогие мои!
Целую крепко-крепко.
26 апреляДень за днем… Вчера была медкомиссия. Когда вращали меня на стуле, врач только безнадежно махнул рукой: здорова абсолютно. Посмотрели Краснодар. И Краснодар нас.
Вечером была там воздушная тревога, но мне не хотелось выходить из автобуса. Дни сейчас стоят теплые, замечательные.
30 апреляТакой торжественный день — вручение гвардейских значков, и вдруг меня наградили орденом Красного Знамени. Я вспоминаю, что было, когда я получала звездочку. И что сейчас!
Как хорошо! Себровой и Наташе дали ордена Отечественной войны 2-й степени. Красное Знамя получили Санфирова и Каширина. Вот, кажется, и все. Вчера сделали четыре вылета.
12 маяТак много не написано! Дину наградили орденом Отечественной войны 2-й степени… Я от души порадовалась. Позавчера наградили Дусю Красным Знаменем.
1 Мая я встретила в воздухе, у Крымской, торжественно поздравила гвардии капитана Амосову, а в 00.14 «поздравили» врагов. Потом мы еще летали с ней — «душу отводили», всего пятнадцать полетов.
23 маяСегодня или завтра должна Дина прилететь. Как я ее ждала целый месяц, а теперь даже не хочется, чтобы она скоро приезжала. Она ведь еще ничего не знает: позавчера «мессер» сжег в воздухе ее друга Ваню Корябова. Жаль, был хороший парень. Несчастный полк: десять дней назад над Таманью подбили Михаила Михайловича Пономарева с Николаем Михайловичем Душиным — разве плохие ребята? Замечательные!..
25 маяКак мне хочется летать! 21-го я с удовольствием летела с Мартой (Полинка дежурила по части). Нас выделили на полеты, как старый экипаж. А всего лишь два месяца назад нам с ней был однажды отбой, потому что она была еще молодым летчиком!
8 июняПозавчера меня два раза пытались сжечь — над целью два САБа на нас ссыпались (я очень испугалась), а потом я домой с Люсей Клопковой перелетела, мы покружились над местом вынужденной посадки Жени Крутовой (попали в карбюратор), под нами отчетливо виден был самолет, и он дал вверх белую ракету. Ну и полетики были: болтало, трепало неимоверно! Майор больна, Соня хотела первый полет сделать с Диной, капитан ее не пустила и меня же отругала…
Да, вчера было землетрясение — два толчка, все заметили, кроме меня, — я в это время делала доклад на семинаре агитаторов дивизии (литература Отечественной войны).
1 августа…На моих глазах сожгли Женю Крутову с Леной Саликовой. Женя, Женя… Когда-то мы загадывали, что, может быть, придется вместе смотреть в глаза смерти. Я видела, как смерть подкрадывалась к Жене, но что я могла сделать?! Мы были уже над своей целью, но я направила Клаву на ближайший прожектор, один из семи, державших Женин самолет. Сначала она маневрировала, потом загорелась плоскость. Но она планировала, не падала. Перед посадкой дали красную ракету. Горящий самолет закрыла от моих глаз плоскость, и я увидела только вспышку в воздухе от взрыва на земле. На территории противника, недалеко от Киевской… Успели ли выбраться? И было ли кому выбираться?.. Женя, Женя… У меня дрожали руки и ноги, первый раз на моих глазах сгорел самолет… Машина у меня ходила по курсу, как пьяная, но мне было не до нее. Потом прилетела Дудина и доложила, что в 23.00 еще один самолет сгорел (Женя — в 22.18). Кто? По порядку вылета — Высоцкая или Рогова. Сердце у меня похолодело. Я подбегала к каждому садящемуся самолету, но там Гали не было.
Моя Галя не вернулась! Кроме того, не вернулись Рогова — Сухорукова и Полунина — Каширина. У Роговой рвались ракеты во второй кабине, она беспорядочно падала. Полунину сбили ЗП. Первых трех — истребитель. О первых трех сообщили наземники. Пустота, пустота в сердце…
Вчера из парткома папиного завода пришло письмо, что папа вступает в ВКП(б). Какая радость! Единственная светлая моя минута за последнее время.
…Я решила лететь с Надей Поповой во второй полет. Дина с Лелей летели первыми. С земли мы видели шквальный пулеметный огонь. Первой села Надя, а Дины и Наташи не было. Наташа пришла пятой, отходила от цели, набирала высоту. Мне было очень тревожно. В пути я спрашивала: «Надя, как ты думаешь, что с ними?»
«У меня хорошее предчувствие, они будут дома». Бомбить нужно было по живой силе в двух километрах северо-западнее Н.-Греческого. Мы зашли с севера, от Кеслерова. Вдруг включились прожекторы. Много, слепят. Где мы — сказать трудно, кажется, еще не дошли. Потеряли высоту в прожекторах до девятисот метров и ушли к Кеслерову набирать. Четыре минуты держали нас прожекторы, а показалось — четыре часа; не стреляли, но в воздухе ходил вражеский самолет и давал ракеты. Опять подкрались (на тысячу двести), посчастливилось увидеть Н.-Греческий, взяли курс, но прожекторы схватили моментально. Но все-таки решили идти, чуть-чуть маневрируя. Через минуту я бросила бомбы. А всего в этот заход прожекторы держали нас шесть минут — чуть ли не до Варениковской. Стали на курс, и я повела самолет. Надя развлекала меня — вылезла из кабины, свесила ноги и смеется. А прилетели, Катя говорит: «Нет. И Белкиной тоже». Разве опишешь все это? Как будто что-то оборвалось. Упрашивали с Амосовой генерала, чтобы пустил утром на поиски, — он был неумолим. 2-го утром я с майором поехала к Дине в Краснодар.
У въезда в город спустил скат. Пришлось менять. А было уже шесть часов, и не было видно, как с аэродрома взлетают санитарные самолеты.
