Анатолий Чехов - След в пустыне
— Ну как он там, Петро, то есть старший сержант? — спросил Моргун. — Не забывает, значит, нас?
«Смотри-ка, вот тебе и Титаренко — совсем молоденькая дивчина, а когда Климка выручали, не боялась, действовала правильно!» — подумал он, скользнув взглядом по тонкой фигуре младшего сержанта.
— Ну, посмотрим, что он пишет, Климок. — Вскрыв письмо, Моргун начал читать вслух: — «Дорогой Иван! Пишу из госпиталя и передаю всем нашим разведчикам фронтовой привет!»
Моргун почувствовал, что лицо его само собой расплывается в широкой улыбке. Но так стоять и улыбаться перед девушкой было неудобно, и он снова принял серьезный вид.
«Третьего дня мне, Ваня, делал операцию лучший хирург госпиталя, сказал, что ходить буду, может до конца войны и в часть вернусь, только придется полежать в гипсе. А вытащили из моих ног одиннадцать осколков. Так что, Ваня, через два дня будут отправлять меня санпоездом в тыл, о чем тебе и сообщаю. Слыхал, наша дивизия на переформировке, если командование отпустит тебя, приезжай повидаться. Узнай, кто теперь вместо меня в разведке. Крепко жму руку. Петр».
— Скажите, — спросила Титаренко, — собака, что с нами тогда была, так и не нашлась? Старший сержант про нее спрашивал.
«А в письме и не написал, не хотел расстраивать», — подумал Моргун, и ревнивое чувство кольнуло его.
— Казбек! Эй, Казбек! Где ты там? — крикнул он. Из кустов позади Титаренко вышел Казбек и, с недоверием принюхиваясь к новому человеку, остановился.
Моргун залюбовался собакой, как любуется своей работой художник.
Казбек больше не казался покинутой бездомной собакой. Темная шелковистая шерсть на его спине лоснилась и блестела, серые бока были вымыты и даже расчесаны гребнем, в чем никому не признавался Моргун. Красивый, сильный, Казбек и на заднюю лапу наступал почти свободно.
Теперь у него был хозяин, было постоянное дело — охранять кухню и палатку связистов, которые так и располагались недалеко от Моргуна. Казбек не зря ел свой хлеб. Моргун был вправе гордиться, выходив такую собаку.
— Ко мне, Казбек! — скомандовал он и, как это делал Климок, вытянув руку в сторону, опустил ее к бедру.
Какую-то долю секунды он тревожился, подойдет ли Казбек? Казбек подошел, и Моргун почувствовал примерно то же, что чувствует человек, впервые взявшийся за руль автомашины, когда вслед за поворотом руля поворачивает и машина.
— Хорошо, Казбек, хорошо! — оглаживая собаку, скрывая радостную улыбку, проговорил Моргун.
— Вот, брат, нам с тобой весточку прислали. — Он дал Казбеку понюхать письмо. — От твоего и моего друга… Нюхай, нюхай, небось догадался…
Казбек и в самом деле, пофыркивая, стал принюхиваться к письму, затем вскочил, оглушительно залаял, бросился Моргуну на грудь, заметался по полянке.
— Видишь, обрадовался, — пояснил Моргун. — Запах старшего сержанта учуял. А видели, на голове какая отметина, рубец широкий? Тогда еще, на нейтралке, пуля чирканула. Лежал как убитый. Крови потерял — ужас сколько! Швы накладывали, едва выходили…
Околесив полянку, на которой стояла кухня, Казбек снова подбежал к Моргуну, ткнулся носом в руку, все еще державшую письмо, с каким-то новым вниманием принюхался к младшему сержанту Оле Титаренко.
После обеда Моргуну пришлось поехать за продуктами. Обычно он брал собаку с собой, но на этот раз нигде не мог ее найти.
Вернувшись, он еще из машины позвал Казбека, но тот не выскочил навстречу с радостным лаем, не бросился на грудь, стараясь лизнуть в лицо, царапая гимнастерку сильными лапами.
Никогда раньше Казбек не отходил далеко от кухни, которую охранял. Сейчас же его нигде не было видно. Не вернулся он и на следующий день.
Еще через сутки опечаленный Моргун отправился провожать Климка.
…Поезд стоял на маленьком разъезде. Чисто вымытые пассажирские вагоны с красными крестами выглядели нарядно на фоне сваленных вдоль полотна покореженных бомбежкой, сгоревших составов.
От всей станции сохранился только столб с колоколом, рядом с которым поставили палатку дежурного. У столба на носилках лежал Климок. Из-под одеяла высовывались его ноги, словно в побеленных мелом валенках — в гипсе до самых колен.
— Вот так-то, Ваня, — проговорил он, обращаясь к сидевшему рядом на траве Моргуну, — еду на отдых, смотрите всех фашистов не перебейте, оставьте и мне…
— Ты, конечно, поправляйся скорей, — отозвался Моргун, — а только мы, пожалуй, до Берлина раньше дойдем, чем ты в часть вернешься.
— Ну, а после войны куда пойдешь? — спросил Климок.
— Я? К себе в колхоз, конечно.
— А я на границу, — прищурившись, сказал Климок, — на любую, хоть на запад, хоть на восток. Собаку себе воспитаю… Эх, Казбек, Казбек! Как ты его не уберег! Украли, что ли? Присмотрели и увезли?
— Нет, Петро, не украли, — вздохнув, ответил Моргун, — не хотелось говорить, да уж придется. Оля Титаренко сейчас рассказала. Выходит она из казармы, смотрит — собака, а на голове — розовый шрам, ну точно Казбек, по шраму его и узнала. Подбежал к ней и все обнюхивает, обнюхивает, тебя, значит, ищет. Тут Олю начальник госпиталя вызвал. Она заперла Казбека в каптерку, а вернулась — в каптерке стекло выбито, Казбека след простыл…
— Где Оля? — перебил Моргуна Климок. Он даже приподнялся на носилках. — Товарищ военврач первого ранга! Разрешите обратиться? Здесь где-то помогает вам младший сержант Титаренко из сорокового санбата, повидаться бы, с нейтралки меня вывозила.
Похожий на грача начальник санпоезда кивнул головой, отдал распоряжение. Через несколько минут показалась раскрасневшаяся, в белом халате Оля. У нее было такое расстроенное лицо, что Моргун втайне порадовался: «Не нашла Казбека…» Климок это, как видно, понял, но ничего не сказал, только усмехнулся.
— Дайте руку, Оля, а то запрячут в вагон, толком и не попрощаемся, — Климок притянул к себе девушку и крепко обнял.
— Как же ты, Оля, Казбека не уберегла, — с улыбкой, непонятной Моргуну, сказал он, высматривая кого-то на пристанционной площадке.
Возле состава произошла какая-то суматоха, раздались женские голоса: «Осторожней, собака! Раненых покусает!»
Вдоль вагонов, не отрывая носа от земли, бежал по следу Оли Казбек. Климок знал, что делал, когда попросил позвать к себе Титаренко: если Казбек за Олей из расположения части Моргуна пришел, он и здесь за ней ходит.
— Казбек!
Остановившись на секунду, собака сорвалась с места и широкими размашистыми скачками бросилась на знакомый голос.
Только раз ткнувшись в руки Моргуну, Казбек, вытягивая морду и принюхиваясь, на пружинистых напряженных лапах подошел к неподвижно лежащему Климку; осторожно положил голову ему на грудь, кося умными карими глазами на погрустневшего Моргуна и обрадованную Олю Титаренко.
Климок опустил похудевшую руку на морду собаки, провел пальцами по свежему шраму — следу от пули — на лобастой голове, заломил назад шелковистые упругие уши.
Снова и снова повторял он это движение, перебирая пальцами густую шерсть на загривке Казбека.
— Ну вот ты и пришел…
Казбек, закрыв глаза, вздохнул и подсунул морду под руку Климка, как бы говоря, наконец-то он нашел своего хозяина и ни за что теперь от него не отстанет.
Но как раз на эту нежную сцену налетел распоряжавшийся погрузкой начальник поезда.
— Титаренко! — окликнул он. — Два наряда вне очереди! По прибытии в часть доложить командиру! Немедленно вымыть раненому лицо и руки, сменить простыни, произвести погрузку! Стыдно, товарищи, антисанитарию разводить!
— Слушаюсь, товарищ военврач! — весело отозвалась Титаренко.
Военврач покосился на нее подозрительно, но ничего не сказал.
Климка положили на боковую полку, так что через окно он был хорошо виден Моргуну, умытый и причесанный, завернутый в свежие простыни.
— Насчет Казбека ты не беспокойся, — сдерживая вертевшуюся у ног собаку, кричал ему Моргун. — Я его для тебя сберегу! Что ж, раз он только тебя хозяином признает, тебе им и распоряжаться…
Казбек скулил и рвался в вагон. Он не понимал, почему каждый раз, как только он отыщет хозяина, тот или уходит от него сам или его увозят неизвестно куда…
Поезд тронулся. Казбек рванулся вслед, завизжал, но на этот раз Моргун крепко держал его за ошейник.
Долго еще стоял высокий солдат с собакой на поводке, глядя вслед уменьшавшемуся с каждой секундой последнему вагону.
— Ну, Казбек, — потрепав собаку по шее, сказал он, — кончай горевать, пошли воевать… — И зашагал к госпиталю, откуда должны были пойти машины в сторону фронта.
ДЕМОБИЛИЗОВАННЫЙ
— А ну-ка ты, Ромашка, книжная твоя душа, попробуй сделай такую штуку!
