Иван Черных - Ночные бомбардировщики
Самохин взялся за голову: как выполнить приказ, когда нет ни баллонов со сжатым воздухом, чтобы запустить моторы, ни электростартеров?
На аэродром прилетел представитель штаба дальнебомбардировочной авиации. Собрал в первой поставленной палатке командный состав, объяснил: враг угрожает Ростову, и если не уничтожить эшелоны в Пологи, положение наших войск ухудшится. Приказ надо выполнить во что бы то ни стало.
Золотарев тоже был приглашен на совещание — его назначили штурманом эскадрильи, — он слушал генерала и искренне сочувствовал ему и Самохину: ситуация сложная и ответственная, выхода из нее не видно, а за невыполнение приказа придется отвечать.
— ...К вечеру бомбы подвезут, думайте, как запустить остывшие моторы, — сказал в заключение генерал.
Вышли из палатки на пронизывающий ветер невеселые, озадаченные. Разбрелись по своим самолетам. [83]
Техник, выслушав Аркатова, недоуменно пожал плечами:
— Я, товарищ командир, не кудесник, без сжатого воздуха запустить моторы не сумею.
К вечеру бомбы действительно подвезли, но баллоны и компрессор разыскать нигде
не удалось.
У самолета к Аркатову подошел капитан Омельченко. Аркатов доложил ему, что экипаж к выполнению боевого задания готов, но для запуска моторов нет сжатого воздуха.
— Плохо, что нет сжатого воздуха. Очень плохо, — констатировал Омельченко. Но Семену показалось, что в голосе заместителя командира полка больше усмешки, чем огорчения. Капитан перевел взгляд на техника самолета: — Как же это вы не предусмотрели, товарищ техник-лейтенант? Наверное шмотки свои прихватили, а баллон со сжатым воздухом — не удосужились, и мысли такой в голову не пришло?
Техник пожал плечами.
— Так не было ж указаний.
— Это верно, не было, — согласился Омельченко. — Тут мы, командиры, прошляпили... А веревка у тебя есть?
— Веревка найдется. — Техник развернул моторные чехлы и достал оттуда фалу. Омельченко покрутил ее в руках, сделал на одном конце петлю.
— Ну-ка, Михаил, лезь в кабину, — приказал он Аркатову. — А вы все, у кого силенок поболее, сюда, — подозвал Омельченко Семена, техника и механика к себе. Петлю фалы он надел на лопасть винта, конец вручил в руки штурману и авиаспециалистам.
«Чудит наш замкомполка, — усмехнулся про себя Семен, поняв его затею. — Запустить Ил-четыре с помощью фалы — такого в авиации еще не было...»
Омельченко вышел вперед перед носом бомбардировщика и, как дирижер, поднял
руку.
— Как только я махну, вы дергайте фалу изо всех сил. Приготовились! Раз!
Семен с авиаспециалистами рванули фалу. Лопасти винта качнулись, мотор тяжело вздохнул.
— Еще раз! — продолжал командовать Омельченко. Но и второй, и третий, и пятый не давали желаемого результата. Мотор лишь пыхтел, кашлял, но не запускался. А Омельченко со своим украинским упрямством все [84] командовал:
— Еще раз! Еще!
С Семена пот уже катился градом, механик выбивался сил, и в его глазах поблескивал недобрый огонек. На двадцатый, а может, на тридцатый раз — Семен сбился со счета — мотор вдруг чихнул и зарокотал, лопасти закрутились, изобразив красивый дымчатый круг.
К самолету прибежал командир полка Самохин, а за ним и генерал. Спросил, переводя дыхание:
— Где раздобыли сжатый воздух? Омельченко лукаво усмехнулся.
— А мы заменили его, товарищ генерал... Веревкой. Через час все семнадцать бомбардировщиков, перебазировавшихся на новый аэродром, поднялись в ночное небо.
16
И снова отступление, снова горечь поражений, скорбь о погибших друзьях-товарищах. Ко многому за год боев привык Семен Золотарев — к недосыпанию и недоеданию, к обстрелам зениток и атакам истребителей — психологический барьер преодолел он накрепко и навсегда, — к жаре и холоду; к одному не мог привыкнуть — к потере друзей. Гибель однополчан острой болью отдавала в сердце, выводила из равновесия, надолго уносила покой. Особенно трудным выдался июль 1942-го. Фашисты перебросили на Южный фронт лучших своих летчиков, и вражеские истребители подстерегали советских бомбардировщиков днем и ночью, над целью и на маршрутах. И хотя мастерство летчиков полка за год намного возросло, превосходство в небе пока оставалось за немцами.
Не вернулись с задания экипажи старшего лейтенанта Карева и лейтенанта Денисова, на глазах всей эскадрильи погиб экипаж капитана Терехова...
К середине июля 1942 года крупная вражеская группировка в составе 6-й полевой и 4й танковой армий вышла к большой излучине Дона в район Боковская, Кантемировка Миллерово. В создавшейся тяжелой обстановке войска правого крыла Юго-Западного фронта отошли за Дон. Вражеские моторизованные части рвались к Сталинграду.
В ночь на 18 июля полк во главе с командиром майором Омельченко — его повысили в должности и в звании — вылетел на бомбежку скопления вражеских войск [85] в районе Богучара. Расстояние было небольшое, и экипажи за ночь сделали по два-три боевых вылета.
С последнего задания Омельченко возвращался уже на рассвете и, подлетая к своему аэродрому, — полк базировался в Вишневке под Морозовской, — увидел трассы снарядов, тянущиеся к самолету.
«Своего не узнали? — возмутился Омельченко. — Или немцы выбросили десант?»
На земле ему и другие экипажи доложили, что были обстреляны северо-западнее Морозовской.
О том, что немцы начали наступление, Омельченко знал, но чтобы они за ночь вышли к Морозовской — в это не верилось. Верь, не верь, а факты говорили другое. Чтобы выяснить обстановку, Омельченко послал на разведку экипаж капитана Давыдова.
Едва самолет взлетел, в штаб поступила шифровка: срочно перебазироваться в район Пролетарской.
Вскоре вернулся и экипаж Давыдова. Подтвердилось самое худшее — гитлеровцы северо-западнее Морозовской, в двух десятках километров от аэродрома.
— Грузить имущество и оборудование в бомболюки, — приказал Омельченко.
Прежний опыт помог экипажам быстро собрать все необходимое, погрузить на
самолеты и на автомашины БАО. То, что не могли взять, пришлось закопать в землю пли уничтожить.
Аэродром в районе Пролетарской полку был хороню знаком — зиму сорок первого и сорок второго годов коротали здесь, — но каково было удивление и разочарование летного состава, когда они еще на снижении заметили, что прежняя их база занята другими: на аэродроме сидели штурмовики Ил-2.
Не обрадовались и новые хозяева «гостям», особенно командование БАО. Немолодой капитан, командир БАО, категорично заявил:
— Обслуживать и обеспечивать вас не будем, потому как на своих сил и средств не хватает.
Положение действительно было тяжелое: ухудшилось снабжение горюче-смазочными материалами, не хватало бомб и снарядов. Все это Омельченко знал и понимал, но командиру БАО он сказал не менее категорично:
— Будете, капитан. И обслуживать, и обеспечивать, пока наша база не подойдет.
А вскоре из штаба дивизии поступил приказ: произвести разведку переправ на Дону и приступить к их уничтожению.
Командир БАО стоял на своем:
— Нет у меня для вас ни горючего, ни бомб.
— Не для нас, капитан, — пытался убедить строптивого хозяйственника Омельченко. — Для разгрома фашистов.
— Все равно. Не дам.
— Как это «все равно»? — вспылил майор. — Значит, вам все равно, что фашисты наступают? Потому вы и не хотите бомбы давать?
Капитан понял, что сказал не то, и стал оправдываться:
— Понимаете, мы тоже только позавчера перебазировались и подвезли бомб на несколько боевых вылетов, на наши самолеты...
— Так кто у вас «наши», а кто чужие? — наступал Омельченко.
И капитан сдался, отдал приказ заправить бомбардировщики и снарядить боекомплектом.
Первым на боевое задание с нового места базирования вылетел экипаж капитана Аркатова — на разведку.
Переправ долго искать не пришлось. Семен обнаружил их. Фашистские зенитчики встретили советский бомбардировщик яростным огнем. Аркатов, энергично маневрируя по курсу и высоте, все же вывел самолет на цель и штурман сфотографировал ее.
Разрывы снарядов остались позади, бомбардировщик, круто набирая высоту, взял курс на восток, чтобы линию фронта пройти в недосягаемости хотя бы орудиями среднего и малого калибра. И в это время воздушный стрелок-радист тревожно доложил:
— Сзади «мессеры», четыре.
— Отражайте атаки! — приказал Аркатов. Фашистские летчики сразу же дали понять, что в бою не новички: разошлись парами и ринулись в атаку с обеих сторон. «Не иначе, из эскадры «Удет», которая перебазировалась в начале 42-го года на Южный фронт», — подумал Семен и высказал свое предположение по СПУ командиру.
