Георгий Савицкий - Штрафники против асов Люфтваффе. «Ведь это наше небо…»
— Из-за таких вот… и ребята погибают! — грохнул по столу Мартыненко.
— Давай, Вань, за тех, кто не вернулся из боевых вылетов… — Водка снова обожгла горло привычным огнем.
Александр Волин ножом поддел кусок мяса из банки с тушенкой. Иван закурил, щелкнув самодельной зажигалкой из гильзы крупнокалиберного патрона.
— А мы — вернемся?
— Команди-и-ир…
— Устал я, Ваня… Ты ведь меня еще по Сталинграду знаешь, не раз мы друг другу жизни спасали. Так вот, перегорело что-то во мне. Слава богу, у нас особист нормальный да и замполит тоже — не достают политическими нравоучениями. А то бы я точно кого-нибудь пристрелил. Витька Платов — классный же ведь летчик, и напарник его — тоже… Был… Как они могли так подставиться?… И сколько еще мне этих похоронок проклятых писать?! Витька-Витька… И сколько же еще таких ребят, классных летчиков и отличных людей, которым жить и жить еще, в землю воткнется ревущим факелом?
А как накатывает, знаешь, Вань, накатывают ужас и тоска, когда в сотый, тысячный раз осознаешь, что и твоя любимая — тоже летчик-истребитель! И тоже под Богом ходит… Ненавижу, гады, ненавижу!!! — сдавленный рык Александра Волина заставил бы сейчас без оглядки бежать любого из своры стервятников-шакалов «асов Геринга».
— Командир, давай — за Победу.
Этот простой тост остудил голову Волина — словно в лицо колодезной водой плеснули. За Победу! Чтобы закончился весь этот кошмар. Чтобы не хоронить больше молодых ребят. И самому под смертью не ходить, не ждать, что бескрайняя небесная синь разорвется вдруг сияющими потоками трассеров. Обнять любимую и любоваться мирным небом и ласковым солнцем.
— За Победу! — Александр глотнул обжигающей водки и отставил кружку. Потянулся за располовиненной луковицей и краюхой черного хлеба. — Все, Вань, это — крайняя[29]. Назавтра подъем в пять тридцать.
* * *Александр Волин прибрался на столе, затушил «керосинку» и вышел из блиндажа. В ночном воздухе ревели моторы, на стоянке под маскировочными сетями мелькали ручные фонарики. Техники и механики готовили истребители эскадрильи к завтрашнему дню, к новым воздушным боям.
«Ну что ж — повоюем! За Победу!» — полночный доверительный разговор с ведомым, что называется, «вправил мозги», и теперь все вернулось к установленному, хоть и страшному порядку вещей: уничтожать врага, чтобы он не уничтожил тебя. И так — до Победы! Хотя до нее еще очень далеко… Но он все равно пролетит над своим родным шахтерским поселком на окраине Сталино и взобьет воздух ревом мотора своего истребителя!
Глава 11.
ЗАВИСТЬ…
Внезапно, как оно всегда бывает, накал сражения угас. Между боями на Кубанском плацдарме образовался небольшой перерыв. Летчики штрафной эскадрильи получили возможность хоть немного отдохнуть, привести себя в порядок и элементарно отоспаться.
И в это же самое время в эскадрилью прибыло пополнение: двое разжалованных летчиков, оба на своих же истребителях Як-1Б. Пара прибыла на замену двум летчикам, которым по ходатайству командира эскадрильи капитана Александра Волина, замполита Павла Лазарева, представителя Особого отдела эскадрильи, капитана госбезопасности Анатолия Воронцова был объявлен перевод в строевые авиационные части.
На специальной комиссии пустовало только место заместителя командира штрафной эскадрильи старшего лейтенанта Виктора Платова. Судьба его была до сих пор неизвестна.
Летчикам, которые уходили «в строй», устроили небольшие проводы, замполит и комэск сказали короткие, но прочувствованные речи, а потом — пара Як-9 взлетела и взяла курс на новый аэродром базирования. В кабинах истребителей сидели уже не летчики-штрафники, а боевые офицеры, кровью и летной доблестью вернувшие себе награды и звания.
И вот теперь командование отдельной штрафной эскадрильи в полном составе рассматривало личные дела двух штрафников. Они оба прилетели, как и полагалось согласно приказу генерал-майора авиации Тимофея Тимофеевича Хрюкина, на своих Як-1Б, на которых они летали и в части.
Сейчас их машины уже обслуживали техники и механики эскадрильи, а сами летчики с сопроводительными документами предстали «пред ясны очи» командного состава штрафной эскадрильи.
* * *Комэск Александр Волин оторвался от личного дела и глянул на капитана Анатолия Воронцова. Лицо особиста оставалось таким же бесстрастным, как и в начале встречи.
Бывшие офицеры, а теперь уже летчики-штрафники Евгений Омельченко и Игорь Березкин обвинялись в трусости. В приговоре военно-полевого суда значилось: «Старший лейтенант Омельченко намеренно вышел из боя, тем самым нарушил боевой порядок эскадрильи в воздухе и бросил своих товарищей в бою. На приземлении он совершил грубую посадку на «брюхо» с целью скрыть техническое состояние своего истребителя. Как выяснила техническая комиссия в составе: инженер полка м-р А.Г. Литвинов, начальник снабжения подп-к С.В. Зинченко, замполит полка м-р АС. Гнатюк, техник самолета сержант Н.И. Омельченко, — состояние истребителя Як-1Б, бортовой номер «15» удовлетворительное.
Лейтенант Березкин последовал за своим ведущим, старшим лейтенантом Омельченко, и также совершил вынужденную посадку на ограниченной площадке с выпущенным шасси.
По приговору военно-полевого суда на основании обвинения в трусости и саботаже высшая мера наказания расстрел заменена разжалованием в штрафную истребительную эскадрилью».
Капитан Александр Волин перевел взгляд на обоих летчиков, стоящих по стойке «смирно». Они были без погон и эмблем и знаков различия ВВС на гимнастерках. Стояли, как изваяния, но была в них уже какая-то обреченность, надломленность. Впрочем — на то были все основания.
Высокий и широкоплечий Евгений Омельченко, именно такие красавцы и нравятся женщинам, как говорится, «ел глазами начальство». Но в глубине его глаз, с трудом сейчас удерживающихся от высокомерного прищура, пряталось что-то… неуловимое… Не страх, но что-то недоброе.
Александр Волин не считал себя, как иные записные замполиты, знатоком человеческих душ. Но огненное чистилище Сталинграда, яростный, запредельный накал сил и возможностей обострили его чувства.
В отличие от него Игорь Березкин был худоват, среднего роста, и стоял он, уткнувшись взглядом в дощатый пол блиндажа. Взгляд у него был чуть застенчивый, но упрямая складка у губ выдавала настойчивый характер.
— Ну, что ж… Родина дала вам последний шанс, а мы вам поможем этим шансом воспользоваться. А сейчас — поставим вас на довольствие и хорошенько накормим.
— И запомните, — холодно добавил капитан НКВД Анатолий Воронцов. — И не мечтайте о геройской смерти. Вы нам нужны живые, чтобы драться с врагом! И чтобы смыть позор кровью. А это — куда тяжелее…
Видимо, такое «напутствие», да еще и сказанное «особистом», пробрало новоиспеченных летчиков-штрафников, но они не подали вида.
— Разрешите идти?…
— Идите!
* * *— Здорово, «летуны!»
— Здравия желаем, та-ащ комэск!
В просторном блиндаже с двухэтажными дощатыми нарами летчики занимались кто чем: писали письма, делились «крайними» фронтовыми новостями, играли в шахматы.
При виде командира «летуны» оставили свои занятия и мгновенно повскакивали, застегивая верхние пуговицы гимнастерок.
— Вольно! Отдыхайте, ребята. — Комэск присел на снарядный ящик, заменявший здесь табурет.
За спиной послышались топот и гогот — это вернулась с речки группа «любителей водных процедур».
— Ой, виноваты, товарищ капитан!
— Отдыхайте…
— Есть отдыхать! — Эту команду летчики выполняли охотно.
Александр Волин зашел к летчикам посмотреть, как обустроились новички.
Старожилы эскадрильи приняли их с прохладцей, уже зная, что прибыли они сюда за то, что оставили своих боевых товарищей во время боя. Конечно же, никто вот так стразу этих двух пилотов не обвинял в трусости, но остальные, что называется, «держали дистанцию».
Летчики-штрафники, как никто другой, ценили чувство локтя, чувство соседнего крыла. Порой сами шли на смертельный риск, но прикрывали своих боевых друзей от смертельных трасс «Мессершмиттов». «Сам погибай, а товарища выручай!» — было для них непреложным законом в огненной круговерти воздушного боя.
Однако вновь прибывших приняли сдержанно, не докучая излишними расспросами или нравоучениями, — там видно будет, небо рассудит…
Евгений Омельченко уже вовсю играл на гитаре. Время от времени он останавливал переборы и начинал подкручивать колки.
— Да говорят же тебе: здесь — не консерватория, — усмехнулся Иван Мартыненко. — Какая есть гитара, на такой и играй.
Разжалованный старший лейтенант молчал. Но высокомерное выражение, которое нет-нет, но появлялось на его лице, не понравилось Александру Волину.
