Ежи Ставинский - Венгры
Не располагая информацией об уже начатом немцами успешном контрнаступлении и о реальных советских силах на подступах к городу (весьма незначительных), командование Армии Крайовой приняло решение о начале восстания на следующий день, 1 августа, в пять часов пополудни. По причине комендантского часа приказ о выступлении стали разносить лишь на следующее утро, за считаные часы до назначенного времени. Это вызвало серьезные трудности в сосредоточении повстанческих сил.
Немного цифр. Они могут показаться скучными, но объясняют очень многое.
На 1 августа силы Варшавского округа Армии Крайовой и других находившихся в Варшаве подразделений насчитывали 52 тысячи человек. К часу В (так назывался момент предполагаемого выступления) не только не удалось собрать всех бойцов — не удалось доставить и всего накопленного на складах оружия. На 23 тысячи человек, которых собрали к пяти часам 1 августа, имелось 3 тысячи единиц личного стрелкового оружия, главным образом пистолетов, и 67 пулеметов. На всех приходилось 25 000 гранат, из них 95 процентов было изготовлено в подпольных мастерских и не отличалось надежностью. Большинство польских солдат вышло в бой практически без оружия.
Отличительным знаком восставших, их «униформой», была повязка с литерами WP — Войско Польское. Многочисленные женщины, очень часто совсем молодые девчонки, носили на своих повязках еще три литеры: WSK, Войсковая женская служба.
Линию фронта под Варшавой держала германская 9-я армия. Запись в журнале боевых действий, сделанная вечером 1 августа, гласила:
Ожидавшееся восстание поляков в Варшаве началось в 17.00. По всей Варшаве идут бои. Непосредственная артерия снабжения 39-го танкового корпуса перерезана. Удержание варшавского телефонного коммутатора счастливым образом обеспечивает связь со ставкой вермахта и 30-м танковым корпусом. Командование 9-й армии потребовало полицейских сил для подавления восстания.
Немецкие войска в левобережной Варшаве насчитывали 10–11 тысяч человек. Численный перевес повстанцев не имел практического значения — слишком слабым было вооружение. Немцы успели занять по тревоге позиции, оснащенные бункерами, окопами и проволочными заграждениями. Обладая абсолютным преимуществом в силе огня, они сумели отразить почти все атаки на важные стратегические пункты.
В первый день, точнее вечер, боев повстанцы потеряли убитыми и ранеными 2 тысячи человек. Немецкие потери составили 500 убитых, раненых и пленных. Курьер лондонского правительства Здзислав Езеранский, псевдоним Ян Новак, оценивая в своих мемуарах обстановку утром 2 августа, писал:
В чьих руках находится город? По-прежнему невозможно сориентироваться. Одни здания заняты нашими, другие — немцами, улицы обстреливаются с обеих сторон и представляют собой no man’s land. Нет никакой настоящей линии фронта.
Восстание быстро приобрело общенародный характер. К Армии Крайовой присоединились другие военно-политические организации, в том числе отряды главных политических оппонентов «Лондона» — Армии Людовой (Народной армии), вооруженных сил Польской рабочей партии. Антисоветские цели восстания были им чужды, но антинемецкие настроения разделялись безоговорочно.
Пятого августа противник перешел в решительное контрнаступление, неуклонно сокращая территорию восстания, дробя ее на части и захватывая один за другим отдельные повстанческие районы. Несмотря на постоянно прибывавшие подкрепления, применение танков, авиации и тяжелой артиллерии, ожесточенные бои растянулись на целых два месяца и даже в момент капитуляции значительная часть центра города, Средместья, оставалась в руках восставших.
Первые недели немцы пленных не брали. Ведь это были не солдаты, а «бандиты». Незаконные вооруженные формирования, террористы. Война против них была не войной, а антитеррористической операцией. Говоря по-другому, войной без правил — о соблюдении которых на Востоке германское командование с июня сорок первого никогда особенно не заботилось. Настоящей армией повстанцев признали только в сентябре. В надежде, что удастся принудить к капитуляции. Сначала же пытались просто уничтожить. Сметая снарядами и бомбами. Сжигая заживо огнеметами. Убивая в бою и расстреливая после боя.
Когда меня расстреляют,
не все еще будет кончено.
Подойдет
солдат, что меня расстрелял.
И скажет: совсем молодая,
словно моя дочурка.
И опустит голову.
Это стихотворение Анны Свирщинской, псевдоним Свир, называется «Мечта харцерки»[3].
Раненых в госпиталях добивали. Обнаруженных там раненых немцев уничтожали тоже — так случилось на Старом Месте, где действовали уголовники из полка Дерливангера, успевшего прославиться к тому времени сожжением жителей белорусских сел.
Потом, в сентябре, повстанцев тоже сжигали, сметали, убивали и расстреливали. Но появились формальные основания, чтобы иногда сохранять им жизнь. Кого-то это спасло.
Если поделить потери АК (17 тысяч убитых и пропавших без вести) на 63 дня восстания, получится, что ежедневно погибало 270 человек. Это в среднем — по степени кровавости дни бывали разными. Судьба гражданских была ужасной. В первую неделю методично выполнялся приказ Гиммлера о поголовном уничтожении жителей города. В западной части Варшавы, на Воле, было расстреляно и сожжено в эти дни около 30 тысяч человек. Нередко штатскими пользовались как живым щитом. Гнали перед собой, прикрывая своих солдат и бронетехнику.
Авиабомбы, снаряды и снайперские пули целей не выбирали. Находившиеся на повстанческой территории горожане сотнями гибли под развалинами домов. Улицы были переполнены беженцами из захваченных противником районов. В летнюю жару дамокловым мечом висела угроза эпидемии — прилагались нечеловеческие усилия, чтобы успевать закапывать трупы (на «немецкой» стороне их просто жгли). В сентябре все более явственной становилась угроза голода.
Восстание завершилось 3 октября соглашением о почетной капитуляции. Стремясь любой ценой обеспечить устойчивость фронта на важнейшем, берлинском, направлении, командование карателей пошло на серьезные уступки. Солдаты АК, совсем недавно беспощадно уничтожавшиеся, рассматривались теперь как военнопленные. Их направляли в лагеря — не в концлагеря, а настоящие лагеря военнопленных, такие же, как те, в которых содержались западные союзники.
Пожалуй, это стало их единственной победой — беспредельным мужеством и героизмом вчерашние «бандиты» заставили признать себя армией. Все остальное обернулось поражением. Настолько катастрофическим, что даже освобождение Польши и крах гитлеровской Германии руководители восстания не желали рассматривать как победу. Ведь если они проиграли, то… Умение отождествить себя со всей страной — классическая примета правых любой национальности. Последующие попытки польских коммунистов обыграть своих противников на этом поле завершились безнадежным фиаско.
То, что не было разрушено во время боев, на протяжении трех месяцев уничтожали специальные немецкие команды. Семнадцатого января 1945 года в мертвый город вступили части 1-й армии Войска Польского.
2.В числе уходивших в немецкий плен был 23-летний поручик АК Люциан. Этот псевдоним принадлежал Ежи Стефану Ставинскому, командиру роты связи полка «Башта». Неделей ранее он перебрался в центр города из южной части Варшавы — захваченного немцами Мокотова. Шел по канализационной сети, во время скверно организованной эвакуации войск и стихийной эвакуации населения. По дороге потерял большую часть людей, заблудившихся в темном, зловонном гибельном лабиринте. Выйдя, спустился обратно, но никого не нашел.
Вернувшись в Польшу после войны и пережив годы польского сталинизма, Ставинский сумел (в либеральную эпоху ПНР) стать одним из наиболее заметных лиц польской культуры, не являясь ни приспособленцем, ни карьеристом, а просто занимаясь любимым делом. По его сценариям снято около тридцати фильмов, изданы десятки его книг.
Ставинского не прятали от русского читателя, даром что он не был замечен в крикливом русофильстве и в рабочей партии не состоял. В советские годы его переводили и издавали, кое-что смогли издать и позже. Читавшие его «Записки молодого варшавянина», «В погоне за Адамом», «Пингвина» или «Час пик» этих книг, как правило, не забывали.
Для «юбилейной» публикации нами выбрана небольшая повесть «Венгры», входящая в ранний повстанческий цикл Ставинского. Три повести этого цикла («Время В», «Канал», «Побег») имеют во многом автобиографический характер, автор писал о пережитом лично: сбор повстанческих отрядов 1 августа, эвакуация каналами, лагерь военнопленных. «Венгры» в этом ряду стоят особняком и выглядят вещью легковесной и даже анекдотической. Не случайно именно ее и трагикомический «Побег» режиссер Анджей Мунк положил в основу фильма «Eroica», который у киноведов проходит под рубрикой «дегероизаторское направление в польском кинематографе» — тогда как «Канал», снятый Анджеем Вайдой по повести того же цикла, принято относить к направлению «романтическому».
