Константин Черкассов - Генерал Кононов. Том II
Хорватская беднота, заразившись усиленно распространяемой коммунистической пропагандой и к тому же убедившись, что их, так называемая, «Независтная Хорватская Држава», по сути всецело зависит от немцев, стали покидать лагерь хорватских шовинистов-усташей и присоединяться к интернациональному лагерю партизан-коммунистов. Вождь югославских коммунистов — Тито (хорват), обученный и воспитанный в Москве, оказался не только ловким политиком, но и весьма талантливым партизанским вождем. Под его руководством, разрозненные (коммунистические) партизанские отряды, были сколочены в хорошо организованные и весьма подвижные части и всецело подчинены ему.
Тито очень умело и успешно, сравнительно за короткий срок, сумел устранить в своем лагере национальную междоусобицу и, объединив партизанские силы, превратил освободительную национальную борьбу югославских партизан против немецких оккупантов в борьбу, преследующую политические цели. Отколовшиеся при этом сербские роялисты-четники, во главе с генералом Драже Михайловичем, обратили свое оружие против коммунистов. Однако это повело к тому, что англичане, увидев малочисленные ряды четников, несмотря на их лояльность к союзникам, незамедлили от них отвернуться и стали усиленно помогать Тито. Однако, покинутые на произвол судьбы четники, крайне патриотически настроенные, не бросили поле боя и продолжали вести свою одинокую героическую борьбу.
К осени 1943 года силы титовских войск настолько возрасти и стали приносить такой серьезный вред немецким коммуникациям, что немецкому командованию, чтобы их удержать, пришлось на борьбу с ними бросить такое количество своих войск, какое они ни в коем случае не могли предполагать. Фактически немецкие опорные пункты на территории Югославии оказались оазисами в пустыне, наполненной бесчисленным противником. Почти все население Югославии было крайне враждебно настроено по отношению немцев. В каждом населенном пункте, где только останавливались немцы, немедленно организовывалась круговая оборона, день и ночь у пулеметов дежурили часовые. Перешагнуть линию обороны — для немецкого солдата означало риск быть схваченным постоянно подстерегающими его партизанами.
Население, считавшееся мирным, было не менее опасным. Горя лютой ненавистью к оккупантам, оно было готово при каждом удобном случае, в любой момент, броситься и перегрызть горло каждому немцу.
В таком положении оказались немецкие войска в Югославии, исполняя директиву Гитлера, имевшую кодовое название «Марита». Немецкие войска успешно выполнили задание, но возникшая на Балканах партизанщина превратила этот успех, по сути дела, в неожиданный и серьезный проигрыш. Не желая расставаться с Балканами, что принуждало постоянно усиливать войска охраняющие коммуникации, немецкое главное командование, хорошо осведомленное о ненависти казаков к коммунистам к о приспособленности казаков вести противопартизанскую борьбу, решило бросить на Балканы Первую Казачью дивизию.
* * *В середине октября эшелоны с частями Первой Казачьей дивизии стали подтягиваться к столице Югославии — Белграду.
В солнечный осенний октябрьский день Белград созерцал необыкновенную для него картину. Через город, цокая копытами, гремя оружием и скрипя амуницией, двигались бесконечные колонны казачьей конницы. Жители с недоумением и любопытством смотрели на проходящие войска.
«Черкесы су дошли. Русы…» — поползло по городу и по всей стране.
«Какое то? За што?!» — недоумевали сербы.
Испокон веков привыкшие называть Россию — «Русия-Матка», а русских считать самыми близкими своими братьями из всех славянских народов, сербы не могли понять, просто у них не укладывалось в голове — как это так? Руси, которые освободили Сербию от трехсотлетнего турецкого ига, руси, которые были вечными защитниками единоверного православного сербского народа и что эти же руси-«черкеси» появились в их стране, как союзники их лютого врага — гитлеровской Германии. Им совершенно не были понятны причины, принудившие борющихся против Сталина русских, оказаться на немецкой стороне.
Умелая коммунистическая пропаганда, попав на плодородную почву, какой была Королевская Югославия, расцвела пышным цветом. Мало цивилизованная, полуграмотная югославская беднота, как к солнцу потянулась к пропаганде, обещающей — «Свободу, равенство и братство».
Можно себе представить их негодование и их злобу к русским «черкесам», пришедшим в их страну огнем и мечем уничтожать коммунизм, ставший их идеалом.
С прибытием Казачьей дивизии на Балканы, как и следовало ожидать, титовская пропаганда немедленно направила все свои силы против казаков. Сразу же появились листовки, в которых казаки клеймились ворами, разбойниками, грабителями, наемниками Гитлера и т. д. и т. п. Народы Югославии призывались на борьбу не на жизнь, а на смерть с бандитами-казаками, пришедшими грабить их страну и подавлять коммунистическое движение. Однако титовская пропаганда оказалась совершенно бессильной при первом же соприкосновении югославов с казаками. Два родственных славянских языка — русский и сербско-хорватский — оказали большую услугу взаимному пониманию этих двух народов. Казаки, очень скоро научившиеся свободно объясняться по-сербски, в повседневной жизни среди населения принялись с присущим им темпераментом неустанно изо дня в день, рассказывать югославам правду о жизни в СССР, о лишениях и страданиях трудового народа, живущего под сталинским игом; рассказывать о своих личных мучениях, о тюрьмах, о концлагерях; рисовать ужасную картину террора и страха в сталинской империи.
В сущности, в Югославию в составе Первой Казачьей дивизии, прибыло не двадцать тысяч солдат, а — двадцать тысяч ярых антикоммунистических пропагандистов, и пропагандистов искушенных, испытавших на себе все прелести — «сталинского рая», имевших все основания утверждать, что коммунизм — это насилие, террор, голод, тюрьмы, концлагеря: что коммунизм — это неслыханный ранее в мире рабовладельческий строй.
В Югославии, и особенно в ее столице, проживала большая часть русской эмиграции 1918–1921 г.г. Но, если югославы и имели какие-либо основания не верить рассказам этих русских эмигрантов о коммунизме, рассматривать их как бывших русских капиталистов, помещиков, как трутней и эксплуататоров трудового народа, которых революция выбросила из России, то они не могли найти абсолютно ни малейших оснований рассматривать таким же образом «новых русских», пришедших в их страну в лице казаков из советской России. Пришедшие — «новые руси», никак не были похожи на — «старих русов» и по виду, и по речам. По их виду можно было сразу определить, что это простой трудовой народ — крестьяне и рабочие, что это люди, чьими руками пашутся поля и строятся заводы. И простому сербу невольно приходила мысль: почему же русский трудовой народ, проливший столько своей крови в революцию 1917–1920 г.г. за идею коммунизма, теперь вдруг поднялся на решительную борьбу против коммунизма, да еще в таких страшных условиях — в сотрудничестве с гитлеровской Германией?
Ставший ребром вопрос заставлял задумываться даже самых ярых и убежденных югославских коммунистов и давал им основание верить «новим русам», говорящим им правду. Первая Казачья дивизия была хорошо вооружена, но ее огневая сила, в сущности, была ничтожной по сравнению с той огромной политической мощью, какую она представляла собой в борьбе против коммунистического движения в Югославии.
* * *Река Сава — естественная граница между Сербией и Хорватией. Пройдя через Белград, а затем через мост, переброшенный через р. Саву, мы оказались в Хорватии.
Штаб дивизии, совместно со штабом 5-го Донского полка, стал в местечке Рума, а полки и части обеспечения дивизии, расположились в окрестных селах.
Наша сотня расположилась в 5-ти километрах от штаба, в селе Ирик. Напуганные титовской пропагандой селяне, в начале с легким страхом встречали нас, но увидев дружеское к ним отношение казаков, стали улыбаться, вступать в разговоры и угощать нас созревшим виноградом и прекрасными ароматными спиртными напитками, которые они выделывали из слив и винограда. Живописное, окруженное виноградниками село, было очень зажиточным. Почти в каждом доме была, как говорится, полная чаша. У селян во дворах было полно скота, птицы и прочего добра.
В первый же вечер селяне созерцали нравы и быт казаков. Казаки, ознакомившись с гостеприимными хозяевами, незамедлили показать свою казачью удаль. По всему селу разливались песни и гремели двухрядки.
Проходя мимо дома, где помещалось первое отделение нашего взвода, я услышал музыку, топот и свист. Весь дом ходил ходуном. У открытой двери, заглядывая во внутрь комнаты, стояла толпа селян. В большой горнице, отодвинув стол в угол, казаки отплясывали — «казачка». Вокруг, тесным кругом, столпились женщины, мужчины и дети. В середине, прихлопывая по голенищам, мелкой дробью выбивая какие-то заковыристые «колена», припевая частушки и посвистывая, плясал наш командир взвода — вахмистр Чебенев. Вскидывая белобрысым кучерявым чубом, он с гиком пускался в присядку.
