Николай Иванов - День за три
Пять дней назад для них афганская война уже было закончилась, их уже встречали в Термезе цветами и музыкой. И уже плакала от счастья и горя Юркина мать, похоронившая в 85-м старшего сына и боявшаяся теперь оторваться от живого младшего. И уже тогда, глядя на нее, дал себе слово старший лейтенант найти того остолопа военкома, что вслед за погибшим отправил из этой же семьи в Афган еще одного солдата. И поводить его мордой по военкомовскому столу, и отдать ему Юркин “смертничек” – зашитый на всякий случай в рукав куртки патрон. И сам, веруя, что нужен и дорог кому-то, отбил Юле телеграмму! “Вы shy;шел. Все нормально. Жди”. И не успел вернуться из Термеза в “отстойник” – отведенное для их батальона место в степи, где автомобилисты приводили себя в порядок, на “уазике” подвезли почту и ему ответную телеграмму: “Вылетаю к тебе сегодня. Юля”.
Он успел ее встретить, приподнял, закружил – легкую, пушистую из-за огромных ресниц свою Юльку, а от штабной палатки уже бежал посыльный:
– Товарищ старший лейтенант, вас командир. И, уже что-то зная, виновато отвел глаза. Только, словно оправдываясь, добавил: – Срочно.
– Все срочное, Юленька, кончилось в Афгане, – отпустив солдата, шепнул на ухо невесте старший лей shy;тенант. Юля подняла плечико: она очень боялась щекотки, особенно когда он целовал ее две родинки под левым ухом. – Я только узнаю, что там стряслось, и мигом обратно.
Уже чувствовал, что “мигом” вряд ли получится, но тем не менее лихо откинул полог палатки, представился:
– Старший лейтенант Верховодов, по вашему приказанию.
– Присаживайся, Костя, – по тому, что командир назвал его по имени и при этом отвел взгляд, якобы занявшись картой, старший лейтенант окончательно понял: его сейчас оторвут от Юльки, бросят черт-те куда. “Но почему именно меня? Откажусь!” – еще ничего не зная, тем не менее взорвался и определился Верховодов. И потому остался стоять, чтобы не быть обязанным комбату даже за предложенный та shy;бурет.
Тот понял все и начал разведку:
– К тебе приехали? Встретил?
“Господи, да что здесь нервы трепать, бросаемся сразу на амбразуру”, – подумал и сказал:
– Я должен куда-то убыть?
– Да, – майор наконец принял вызов и впервые пристально посмотрел на Верховодова. – Туда. Обратно. За речку.
Он сказал эти три слова, все три означающие Афганистан, и с каким-то облегчением вздохнул. И Вер shy;ховодов понял, как нелегко дались они комбату. Но все равно, при чем здесь он, Костя, с какой стати? К нему Юля при…
– В Кабуле начался голод, Костя. – Майор сам сел на табурет, облокотился на раздвижной столик. А взгляд – взгляд опять мимо старшего лейтенанта. “Откажусь. Если спросит согласие – откажусь. Он сам чувствует, что не прав по отношению ко мне. Все, откажусь!”
– Принято решение оказать дополнительную помощь Афганистану. Самолеты уже в воздухе, сегодня вечером должны выйти и первые автоколонны с мукой. От нас – ты…
Гордость и обида – между ними разрывалась душа Кости Верховодова. Узнав, что надо ехать туда, понял сразу: отказаться не сможет. Туда отказываются ехать только по одной причине – по трусости. За два же года службы в Афгане он ни разу не праздновал труса. По крайней мере, никто не мог его в этом упрекнуть. Костя не имел в виду те сомнения, переживания, что творились в его душе перед каждым выездом в рейс, – это его личное. Он брал итог, который всегда был неизменен и который его ребята окрестили то ли уважительно, то ли по-мальчишески самодовольно: “Съездить еще раз на войну”. И если комбат выбрал его именно сейчас, когда па половине пути уже нет наших войск, – что ж, он, Костя, не прочь расправить плечи.
Но если бы это было до вывода, до того, как отзвучали для его солдат фанфары. Ведь они уже увидели, как кончаются войны. Они уже хлебнули мирной службы, а это пьянит и расслабляет сильнее любого тепла после стужи. Не нужно было тогда им ничего говорить, поздравлять не нужно было их с возвраще shy;нием. Как теперь вернуть им то, что было в Афгане в что необходимо для Афгана – боевую настороженность. Упорство как вернуть? Да что это – как объяснить людям, оставшимся в живых, что надо опять ехать под мины? Он, Костя Верховодов, таких слов не знает. Да и с ним самим вот так, наотмашь…
– Сопровождение? – машинально, помимо своего согласия на рейс, спросил старший лейтенант и тут же разозлился на себя: чего лезешь, молчи!
– Семь бронетранспортеров, рассчитывайте на поддержку с воздуха. Сухпай – ориентировочно на шесть суток. Боеприпасы – сколько посчитаешь нужным. Связь, медицина, горючее – через начштаба. Особое внимание – крепежке груза, сам видел, что творится на Саланге.
Даже в этот момент можно было еще отказаться, еще можно было найти тысячу причин или в конечном итоге просто возмутиться, тем более, что батальон вот-вот должен расформировываться и Костя, кстати, единственный, кто уезжал служить в Забайкалье. Пусть бы посылали тех, кто заменяется в Московский округ…
– Водителей подбирать самому?
– Да. Скажи им… Не знаю я, что им говорить, – взорвался наконец сам майор, и стало ясно, что он уже говорил об этом своему начальству. – Мне стыдно перед тобой, перед ними, но…
Прекрасная частица “но”. “Я хочу приехать, но…”, “Все хорошо, но…”. Вроде безобидна, однако, ничего не объясняя, делает невозможным выбор. “Юля приехала, но…”, “Я никуда не хочу от нее уезжать, но…”.
– У нас практически нет времени, Константин, – нарушил молчание майор. – Иди.
“А мне наплевать, что его нет, – горячился Костя, шагая к КПП, где у шлагбаума замерла в ожидании Юля. – Наплевать. Как получится, так и получится. И пусть хоть кто слово скажет…”
– Юлька! – сделал радостное лицо. – Оказывается, просто замечательно, что ты успела прилететь и застала меня здесь. Пришел приказ – на новое место. Сегодня вечером.
– Куда?
Господи, как мгновенно тускнеют лица родных и близких от непонятных известий. Хорошо, что в армии можно прикрыться военной тайной.
– Из пункта “А”, – Костя указал себе под ноги, – куда-то в пункт “Б”. Задачка для третьего класса. Но как я рад, что ты успела.
– А как же… А что теперь?.. – Юля стала похожа на слепого испуганного котенка, для которого вдруг исчезли все знакомые звуки и запахи, и он сжался, насторожился, обиделся…
“Уволюсь из армии – в театр пойду. Или в цирк”, – вдруг подумал Костя. Он играл.
– Сделаем так: ты возвращайся домой, я перегоняю машины в свой пункт “Б” и… и прилетаю к тебе.
“И пусть попробуют не отпустить”, – добавил уже про себя.
Посмотрел на часы – секундная стрелка бежала как сумасшедшая.
– А ты вправду прилетишь? – с затаенной надеждой распахнула ему навстречу ресницы Юля.
– Прилечу, – подался к ней Костя. Он и не знал, что так легко можно обманывать любимого человека, если спасаешь этим его от лишних переживаний. – Решу задачку и прилечу. У меня всегда по математике пятерки были. Значит, договор? Встреча дней через шесть? Погоди-погоди, что это у тебя здесь под ушком?
Ах, как вздрагивает плечико, когда целуешь родинки…
Выезжая из “отстойника” под погрузку, старший лейтенант сел в Юркину машину. Можно сказать, сел случайно, только потому, что она шла первой. А на КПП среди других приехавших на вывод женщин увидел Юлю и Юркину маму. Они что-то спрашивали у дневального, поднявшего шлагбаум, и тот, выпячивая грудь с медалями, важно и небрежно кивал в сторону Афгана. “Идиот, пижон, кто тебя просил”, – сцепил зубы старший лейтенант: пункт “Б” в условиях задачки становился явным, военная тайна рушилась карточный домиком.
– Скорость! – наверное, впервые в жизни он крикнул на солдата, когда Юрка, заметив мать, вдруг начал сбавлять обороты двигателя.
Так они и промчались мимо бросившейся к машине Юли, вытягивая пыльную колонну к складам. Да в зеркало заднего вида еще увидел, как крестила Юркину машину его мама. И сам Юрка, его водитель ефрейтор Юрий Карин, имевший две “За отвагу”, отворачивался, пряча глаза.
И вот теперь его машину, осененную крестом матеря, в пропасть? Хлеб, ради которого все нервы и вся, можно сказать, судьба, – бээмпешкой? И вообще, кто-то топает в Союз, а здесь…
Гордости уже не было – только обида, обида и еще раз обида. И уже из принципа стоял, схватившись за решетку еще пышущего жаром радиатора, старший лейтенант. И Юрка, его лучший водитель, дважды подрывавшийся на минах, Юрка, который осенью согласился не увольняться в запас до тех пор, пока не выведет свой “Урал” в Союз, и который опять, словно назло судьбе, повел его в Афган, – он тоже стоял рядом и, небритый, ухмылялся в лицо такому же небритому майору.
Тот скривил в усмешке потрескавшиеся от ветра губы, но скривил, видимо, чрезмерно: нижняя губа лопнула и ранка тут же наполнилась капелькой крови. Боль, видимо, подстегнула майора, и он кивнул окружившим его десантникам. Сразу четверо схватили старшего лейтенанта и водителя за руки, стали отрывать от машины. Автомобилисты вцепились в нее, и тогда их просто подбили под ноги и оттащили в сторону.
