Давид Алексеев - Комкор М. В. Калмыков
— Такие не сдаются. Найдется. Боевое счастье, верю, и на сей раз не изменит ему.
— Будем ждать. А теперь начнем наводить порядки с твоего полка. Доставай карту, — и, склонившись над полотнищем двадцатипятиверстки, пояснил. — Позиции занимайте здесь, на линии деревень Покой и Голованы. И ни шагу назад. Не прошу — приказываю.
Через час Блюхер отбыл на поиски других потерявшихся частей и штабов, а к вечеру Калмыков принимал у себя комбрига и его помощников.
— Иван Степанович, потеряли вас, дорогой. И как угадали, что здесь мы?
— Блюхер подсказал. В поле отыскал. На нас у него какое-то удивительное чутье… Что ж, потыкались, как слепые котята, туда-сюда и будет. Здесь начнем налаживать новую оборону.
Прошла ночь. Утром пожаловали колчаковцы. Думали, как и прежде, спугнуть одним своим видом. Не вышло. Пулеметчики Богоявленско-Архангельского полка сразу же срезали первую цепь атакующих, а затем взялись за подавление пулеметов.
Комбат Беляков, стремясь не упустить момент, решил контратаковать противника. Калмыков согласился. Раньше других из снежных окопов поднялась вторая рота Максима Чугунова. Ротный, опередив бойцов на несколько шагов, застыл на секунду на месте, оглянулся назад и с криком «Коммунисты, вперед! Рота, в атаку, за мной!» ринулся навстречу колчаковцам.
Стремительность и отвага бойцов Чугунова передалась всему полку. Голодные, перемерзшие и донельзя измученные красноармейцы почувствовали былую силу, былую твердость духа. Не ожидали этого белогвардейцы. Дрогнули, побежали, бросая пулеметы, винтовки, оставляя на снегу убитых и раненых.
Дорогой ценой заплатили за этот переломный бой и бойцы Калмыкова. Наибольшие потери понесла вторая рота. На удмуртской земле, под зелеными соснами схоронили товарищи бойцов с далекой башкирской Усолки.
…Весеннее наступление колчаковцев сорвалось — декабрь не повторился. Вятку не постигла судьба Перми. 30-я, а за ней и 29-я стрелковые дивизии вышли из тисков окружения, собрали воедино все свои части и еще на дальних подступах к Вятке заставили врага зарыться в снежные окопы.
Поздним вечером 29 марта связной штаба бригады вручил Михаилу Васильевичу листок, вырванный из полевой книжки комбрига, но почерк был незнакомый. На листе четыре строки, но какие… Перечитывал и не верил.
«Командиру полка тов. Калмыкову. Сегодня, 29 марта на участке 1-го Уральского полка смертельно ранен комбриг Павлищев. Во исполнение приказа начдива срочно прибудьте в штаб для вступления в командование бригадой».
На другой день утром Михаил Васильевич убыл из полка, оставив ему такой приказ:
«Во время боя под деревней Ераничи смертельно ранен наш доблестный командир 3-ей бригады тов. Павлищев. С чувством великого сожаления я извещаю об этом вас, дорогие товарищи. Смерть тов. Павлищева заставила меня разлучиться с вами по распоряжению начдива. Я назначен вр. командиром 3-ей бригады. Оставляю вместо себя — своего помощника тов. Ландграфа…
Уходя из полка, я считаю долгом отметить ваши заслуги, мужество и храбрость, проявленные вами в боях под Осинцевским, заводом Молебским, Крылосовым, Луговой, Голым Мысом, Кленовским и других, где противник превосходящими силами хотел задавить нас, но вы с гордостью выдержали все атаки и благодаря серьезному отношению к делу командного состава умели выходить из критического положения с небольшими потерями.
До свиданья, товарищи, уверен, что вы сумеете отомстить врагам за смерть тов. Павлищева, столь ценного в наших рядах»[34].
…В должности временно исполняющего обязанности командира 3-й стрелковой бригады Михаил Васильевич пробыл ровно 50 дней. Особо запоминающихся событий в это время не было. Шла серая позиционная война. Но главное было достигнуто, 30-я дивизия прочно стала на рубеже реки Кильмезь, и теперь по всему чувствовалось, что именно с этих позиций и начнут уральцы свой победный путь на восток.
Калмыкова тянуло в родной полк, начдив наконец-то внял его настойчивым просьбам. 13 мая 1919 года Н. Д. Каширин издал приказ:
«Временно исполняющему должность командира 3-ей бригады тов. Калмыкову Михаилу, ввиду возбужденного им ходатайства о сложении с него обязанностей по должности командира 3-ей бригады и находя приводимые им мотивы ходатайства вполне основательными и заслуживающими уважения, приказываю вернуться к исполнению прямых своих обязанностей по командованию 269 стрелковым Богоявленско-Архангельским полком»[35].
Калмыков быстро закончил передачу всех дел вновь прибывшему командиру бригады. То был Брок Петр Николаевич, в прошлом полковник, успевший окончить академию генерального штаба и только-только мобилизованный в Красную Армию. Ни Калмыков, ни начальник штаба восторга от встречи с новым комбригом пока не испытывали.
По дороге в полк все настраивало на добрый лад. Позади была непролазная вятская распутица. Подсохли проселки, на пригорках даже пылью дымиться стали. Вместе с долгожданным теплом и солнцем май принес сюда, на север, и хорошие вести с южного крыла Восточного фронта. Дивизии Фрунзе перешли в контрнаступление, разбили Западную армию белых и повергли в бегство ударный корпус Каппеля.
Полки 5-й армии вновь возвращали свободу городам и селам Башкирской Советской республики. Радовался Калмыков каждой новой сводке об успешных наступательных действиях Южной группы войск. 4 мая они вступили в Бугуруслан, 17-го — в Белебей. Теперь и Уфа на очереди.
И вот он «дома». Перемен произошло немало. Полк, как все части 30-й дивизии, получил недавно особый номер и именовался теперь 269-м Богоявленско-Архангельским. Эта трехзначная цифра звучала внушительно, напоминая, что Красная Армия растет и мужает.
Входя в курс полковых дел, Михаил Васильевич с удовлетворением отметил, что все вакантные должности заняты командирами, прошедшими специальную подготовку на курсах и в учебных командах. Выросли ряды парторганизации. В каждой роте теперь были крепкие ячейки, которые удалось создать с приходом рабочих-коммунистов, прибывших на фронт по партийной мобилизации из пролетарских центров страны. Роты насчитывали по 120—140 штыков, чего зимой и в батальонах не было. Начальники служб доложили о том, что все до единого красноармейцы обеспечены шинелями и сапогами, а в обозе имеется достаточный запас патронов и артиллерийских снарядов.
В тот же день вечером Калмыков побывал в батальоне, находившемся в полковом резерве. Докладывая о делах, комбат Матвей Лантух рассказал о занятиях в ликбезе, которые часто проводит Шойхет.
Надвигались сумерки. В избе, отведенной под школу ликвидации безграмотности, уже зажгли малюсенькие коптилки, заправленные подсолнечным маслом.
Командира сразу узнали. Все поднялись.
— Сидите, товарищи, сидите, — смущенно проговорил Калмыков. — Так, на огонек заглянул.
Занятия продолжались. Ученики — безусые парии и седобородые мужчины, старательно выводили карандашиками — «чижиками» — на газетных страницах большие учебные буквы. Они были вырезаны из толстой оберточной бумаги и наклеены картофелем на листы картона, служившие классной доской.
Михаил Васильевич подсел к пожилому красноармейцу, посмотрел на его письмо и спросил:
— Не темно?
— Не беспокойтесь, товарищ командир, — тут же отозвался молодой, сидящий сзади, — днем у нас освещение солнечное, ночью — подсолнечное.
Все засмеялись.
Когда урок закончился, бойцы завели разговор о газетных новостях. Кто-то спросил о III Интернационале.
Дуня Шойхет стала увлеченно рассказывать о первом конгрессе коммунистических партий нашей и зарубежных стран, проходившем в начале марта в Москве, о роли Владимира Ильича Ленина в создании III Коммунистического Интернационала, о чувстве солидарности народов в борьбе за коммунизм.
— Объясни, товарищ Дуня, — подал из дальнего угла голос бойкий красноармеец с веснушчатым смышленым лицом, — а почему все-таки нас держат здесь, в чужой губернии? Вот если бы послали нас на свой фронт, под Уфу, брать Богоявленск, там-то уж мы бы развернулись…
— Что же это, товарищи? — с обидой начала Дуня. — Богоявленск наш, а Пермь и Кунгур не наши? Выходит, пусть каждый воюет за свой город, за свой завод? Так?! А петроградские, московские и ивановские рабочие зачем приехали сюда? Ведь их городам Колчак пока не грозит. А татары, башкиры нашего полка? Для них много значат Бугульма и Уфа, но они остаются там, где республика велит. Или венгров возьмите. Их целый батальон в 265-м полку. На родине наших товарищей тоже провозглашена Советская власть, и тоже враги хотят удушить ее. А они? Остаются с нами, здесь дерутся за Советскую Венгрию, потому что они интернационалисты и готовы драться в любом месте за лучшее будущее трудового человечества, за интересы братьев по классу.
