Григорий Коновалов - Истоки. Книга первая
В это время к костру подошел с ведром воды Юрий.
– Нельзя заливать! – остановила его Юля, заслоняя собой огонь.
– Исполняю обычай: кто разжег, тот и гасит.
Обойдя Юлю, Юрий вылил воду на костер. Дым и пар поднялись облаком. В наступившем мраке тоскливо заплескался голос женщины:
– Мои угли тлели, иначе бы не разжег.
Иванов проводил Крупновых вдоль кромки берега, с каждым простился по-разному: большую кисть Саввы жал долго, дружески; выпрямив, как стальной клинок, сунул он свою ладонь Юрию. Тот смял ее и, блеснув в лунном свете зубами, спросил, окая сильнее обычного:
– Остаетесь?
Завел мотор, и над рекой посыпались выпуклые звуки. Катер лег на лунную дорогу.
XIII
Томимый путаными чувствами, Иванов вернулся к стану. Юля лежала на песке, изо всех сил раздувая костер. Пламя то робко вспыхивало, то умирало.
– Наверное, хотите доказать кому-то и что-то? – спросил Иванов.
– Я всю жизнь доказываю кому-то и что-то.
И когда затрещали ветви в ярых зубах огня, Юля, подняв над пламенем руки, повторила:
– Доказываю всю жизнь… а доказать не могу.
Дыбилось прямое пламя, выжигая в беспредельной тьме небольшой купол. Юля ворошила палочкой пышущее золото углей, как бы отыскивая ту волшебную жемчужину счастья, о которой поведала ей в детстве волжская легенда…
Сидела однажды рыбачка у костра и пропищал ей на ухо комар: «Жги костер до зари, и откроется тебе клад-жемчужина. Гляди, чтоб до зари не утухал огонь. Дров не хватит – кинь платье, косу отрежь – брось! Иначе высунется из пепла железная рука, утащит тебя в железное царство к чугунному царю».
Широко открытыми глазами уставилась Юля на кончик горящей палочки. Вдруг наотмашь бросила палочку; та, нырнув золотой головкой в воду, зашипела.
– А почему вы, Анатолий Иванович, не допускаете, что костер-то я для вас разожгла? – спросила Юля.
– Для меня вы щепку пожалели бы.
– Бревна не жалко!
И между ними загорелся веселый, игривый разговор, как это было в гостинице. Полусерьезный тон стремительно сближал одиноких в ночи людей. Хорошо говорить намеками: можно признаться в чем угодно и тут же зачеркнуть это признание одним движением бровей. А вот Юрий даже понять не может такую игру. Налетает, как буря, тянется к самому сердцу. Отдай себя всю или иди к черту! Легко чувствовала себя Юля с Анатолием, и казалось минутами, что себя видит в нем. Близко к полуночи вернулись из городского парка молодые геологи, улеглись спать в палатках, а Юлия и Анатолий все подкладывали в костер дрова, набирая их в прибрежном лесу. Пламя широко раздвинуло тьму, отвоевав у ночи большой круг исслеженного коричневого песка с кустами вербы, с текучим стременем реки, облитой багровым светом.
– Говорят, по почерку можно определить характер, – сказала Юля. – Я дам вам письмо, пожалуйста, прочитайте и скажите свое мнение об авторе. – Сбегала в палатку, подала Иванову письмо, подвернув конец листка. Подпись замазала чернильным карандашом, и на губе остались следы чернил.
При свете пьяно качающегося огня Иванов прочитал четко выписанные слова на линованной бумаге:
«…В противном случае не пиши. Сердобольное утешение мне так же противно, как и фарисейское краснобайство о какой-то чистой дружбе между мужчиной и женщиной, если они здоровые и молодые, а не опустошенные или недоразвитые субъекты… Тебя мне надо, милая Осень, тебя!»
– Юля, вы давно знаете этого человека?
– Это не столь важно, Толя. Кто смело мечтает, тот должен смело действовать, говорит этот человек. Трудно прожить в людской тесноте и не наступить кому-нибудь на ногу, говорю ему я. Он считает, что ходить надо строем, поменьше зевать на галок и носить подкованные сапоги – это самая подходящая обувь нашего времени. А ну, Анатолий Иванович, какой характер у автора этого письма?
– Интересный человек. Но тяжелый… если не хуже.
– А что же делать, если… Вы стояли когда-нибудь на стене высокого дома или на скале? Вам понятно странное чувство – броситься с высоты?
Иванов и Юля долго бродили по берегу.
Юля оказалась очень выносливой: не спала всю ночь и не устала, только глаза ярче синели. У нее мужские ухватки, мужская манера носить спортивный костюм – куртку и брюки с сапогами. Ходила по берегу, ловко кидала гальку, посмеивалась над «девичьим неумением» Иванова «печь блины» – бросать плоский камешек так, чтобы он долго подпрыгивал на воде.
Когда, томясь, встало над заречной степью солнце, Юля попросила Иванова почистить чайник.
По колено в воде, он чистил песком закопченный чайник. Юля набирала шлифованную волной гальку и кидала ее. Галька ударяла то по ноге, то по руке Иванова.
– Юля, не дурите! – благодушно-счастливо ворчал он.
Сбросив куртку, сцепив на затылке пальцы, она смотрела на раскиданные по отлогому берегу белые дома заводского поселка. Разгорающийся свет солнца четко обрисовал линии ее тела. И тогда почуялось Иванову: томительно хочется женщине, чтобы взяли ее на руки, приласкали.
Повесив чайник на обрубленный, культяпый сучок ветлы, Иванов причесал волосы и, глядясь в гладкую поверхность реки, норовя застигнуть Юлию врасплох, спросил ее:
– Почему не бросаетесь со скалы… к тому автору письма?
– Может, и бросилась бы, да не хочу из-за него сидеть в тюрьме…
– Перестаньте смеяться.
– Я ревни-и-ивая, могу зарезать его или ее. Он нравится женщинам.
– А почему бы, Юленька, не полюбить вам меня? Зажили бы во славу Родине и на страх врагам! – Последнюю фразу он добавил с целью: если Юля посмеется, то и он может обратить все в шутку. – Я покладистый, добрый. Из-за меня в тюрьму не придется идти.
– Вот поэтому-то я и не могу.
– У вас фантазия авантюристки.
– Да? И вам хочется перевоспитать авантюристку?
– Это было бы занимательное, черт возьми, занятие, Юля!
– Боюсь, только для вас занятие будет интересным.
– Послушайте меня! – Иванов на этот раз говорил долго и обстоятельно о том, какая нужна осторожность и осмотрительность при выборе спутника жизни.
Юля выслушала его с тем почтительно-унылым видом, с каким слушала, бывало, морализующие лекции, в которых слово «должен», подкрепленное дюжиной цитат, повторялось бесконечно, как заклинание нечистого духа.
– Вы не думали, что под старость станете нудным? – вкрадчиво спросила Юля.
– Я умру молодым… от неразделенной любви к вам.
После завтрака Иванов часа два лазал с Юлей по холмам, заглядывал в штольни, где добывался камень, наблюдал, с каким остервенением экскаватор рвал стальными зубами заклеклую от веков глину, копал канаву, видел, как коренастые, загорелые работницы выстилали камнем дренажные водостоки.
– Скверная это штука – оползни. На известной глубине залегает слой водонепроницаемой глины. Накапливается вода, глина становится скользкой, как мыло. Вот и ползет по ней гора, – говорила Юля с явным расчетом на его неосведомленность.
Зашли в неглубокую штольню, из которой рабочие вывозили на тачках и сваливали в Волгу суглинистый камень. Над головой нависали глыбы, звонко капала вода. Двое парней в брезентовых робах ставили деревянные крепления, а еще глубже забойщики при свете электроламп работали пневматическими молотками.
– Эй, кто там, выходи! – крикнула Юлия резко и повелительно. Рабочие вынесли инструменты. Тогда Юлия взяла из рук одного кайло и с силой стала бить снизу вверх. К ногам ее рухнула каменная плита. – Отойдите. – Юлия оттолкнула локтем Иванова. Сменив кайло на ломик, она начала ковырять в образовавшейся в потолке щели. Вязкая глина кулагой ползла по ее рукам, жирно шлепалась на камни, потом вдруг зажурчала мутная вода.
– Вот он, волдырь-то, – сказала Юля, выходя из штольни и жмурясь от солнца, бившего в глаза.
Совсем другая Юлия была перед Ивановым: строгая, сухая, с крапинками глины на лице, на волосах. Она залезла в Волгу, чуть не черпая воду голенищами сапог, смыла с рук грязь, умылась и, не вытирая лица, стала пристально смотреть через голову Иванова на гору. Вдруг лицо ее как-то странно изменилось, Юля инстинктивно прижала к груди мокрые руки.
Иванов оглянулся: с горы спускался Юрий Крупнов, шурша, катились камни, обгоняя его. Иванов взглянул на Юлию: с ее мокрых щек отливала кровь. «Хоть бы лицо-то вытерла. Смеется, как помешанная. Лживая, кокетливая и вообще авантюристка». Иванов с презрением отвернулся. Он сейчас же хотел уйти, но слова Юлии остановили его.
– Невиданный сдвиг… детский садик срывается с фундамента!
Крупнов, Юля и Иванов вместе с рабочими перевалили острую хребтину уходившего в Волгу кряжа, увидали главный оползневый очаг.
XIV
На берегу Волги рядом с заводом годами стояли дома, зеленели сады, радуя человека. Но вот однажды берег дрогнул и с неуловимой медлительностью пополз в реку, грозно морщась бурыми складками. За ночь он продвинулся не больше двух-трех метров, тем не менее рушилось все: столетия назад построенные дома, складские помещения, вросшие фундаментом глубоко в землю. Корежило, скручивая, трамвайные рельсы, разрывало трубы водопроводов. Но преспокойно ехала на спине взбугрившегося косогора легонькая фанерная будочка вместе с бутылками теплой водки, дешевыми закусками и развеселой буфетчицей. При виде этого чуда и подумалось Юле: пустяковая дрянь выживает даже в больших катастрофах.
