Григорий Полянкер - Учитель из Меджибожа
Илья подошел молча, с поникшей головой, вконец измученный, опустился на землю, задымил самокруткой, которую вытащил изо рта у солдата и, после долгой паузы, немного придя в себя, приглушенным, упавшим голосом заговорил:
— Ну, что я вам могу доложить, дорогие друзья? Мой долг сказать вам правду… В городе немцы. Мы опоздали… Наши отступили к Дону… Положение становится катастрофическим. — Подумал долгую минуту. — Надо попробовать вырваться из окружения немного южнее… Ничего хорошего обещать не могу. Кто готов идти со мной, прошу отойти вправо. А кто хочет в одиночку выбираться из кольца — оставайтесь на месте… Никого не неволю… Я такой же солдат, как и все вы, готов до конца выполнить свой солдатский долг перед Родиной. Сдаваться на милость врагу — об этом не может быть и речи. Но думаю все же, что какой-то шанс вырваться из кольца и присоединиться к своим все же есть… Повторяю: кто со мной — вправо. А кто…
Он запнулся. Стали подниматься уставшие, измученные бойцы. Отошли вправо. На месте осталось трое. Сидели в притоптанном бурьяне и молча курили.
Лейтенант окинув их неприязненным взглядом, взял автомат, засунул за ремень гранаты и усталым шагом продвинулся к строю.
— Что ж, ребята, в добрый путь, как говорят. Постараемся пробиться к своим. Иного выхода у нас нет…
— Конечно, нет!.. — послышалось с разных сторон.
— А что с этими? — кивнул кто-то из бойцов на сидевших безучастно в бурьяне.
Лейтенант снова окинул их беглым взглядом, пожал плечами:
— Что ж, пусть поступают, как совесть им подсказывает. Если она у них еще осталась.
— Пусть остаются… — послышался чей-то грубоватый, охрипший голос. — Старая мудрость гласит: баба с воза — кобыле легче…
— Это, конечно, верно… — устало усмехнулся лейтенант. И поднялся на гребень ложбины. Окинув внимательным взглядом широкую степь, поднял руку. Бойцы тяжелым шагом стали подниматься вверх и тихо выстроились за своим командиром.
Их поглотила глубокая ночь.
Комаровка… Сколько этих Комаровой рассеяно по широким степным просторам Отчизны! Кажется, на каждом шагу встречаешь их. Небольшие, зеленые, тихие деревушки или хутора, ничем не примечательные, ничем не знаменитые, если не считать того, что в них обитают добрые, трудолюбивые люди с женами и детьми, со своими неизбывными заботами, радостями и горестями, большими и малыми. Там они жили тихо, мирно, горя и войн не зная.
Выбираясь из вражеского кольца, оставшиеся солдаты проходили через несколько сел и хуторов, носивших одинаковое название. И решили, что это какие-то добрые души увековечили комаров, которые в жаркие вечера и ночи особенно досаждают людям, едят поедом их — смертельно уставших, вконец измученных солдат. Они проклинали комаров, а заодно с ними и тихие селения с такими названиями…
Хотя люди смертельно устали, но они двигались теперь быстрее. В одной из очередных Комаровок, маленькой станице, которую фашистские бомбардировщики недавно сравняли с землей, в сожженной школе, точнее, на груде почерневших от дыма камней, среди пепла лейтенант увидел уцелевший учебник по географии. Там оказалась и карта области. Он обрадовался ей, словно обнаружил клад. Все это время двигался со своим отрядом вслепую, от села к селу, от хутора к хутору, расспрашивал встречных о дороге к Дону. А вот теперь он сможет разобраться, хотя никто на войне не ориентируется по ученическим картам.
Пользоваться подобной картой в настоящей войне было довольно нелепо и рискованно. Но что поделаешь, если до сих пор у него и такого добра не было.
Дорога вела их к какой-то новой Комаровке, что вызывало у всех смех и шутки.
Радовало то, что дорога пролегала через небольшие перелески и глубокие овраги — это лучше, чем шагать открытой степью.
К Дону было уже гораздо ближе. В предчувствии конца тяжкого пути солдаты воспрянули духом и ускорили шаг.
Шагали всю ночь напролет. Вокруг царила тишина. Казалось, опасность осталась позади. Фронт, правда, находился совсем недалеко.
Небольшая колонна шла по извилистому проселку. Усталые, измученные, окруженцы посматривали на поднимающееся из-за горизонта солнце. Вот показалась небольшая балка. Только бы дотянуться туда, завалиться спать, отдохнуть до вечера. А оттуда к реке уж не так и далеко.
Наступал новый знойный день. В голубоватом небе заливисто звенели неутомимые жаворонки. И солдаты, оглушенные непрестанным воем бомбардировщиков, гулом танков, свистом пуль, тихо вслушивались в песни невидимых птичек, напоминавших им мирные, добрые времена, когда они работали на полях.
Однако недолго длилась эта идиллия. Пение неожиданно оборвалось. Его сменил шум мотора, знакомый шум, который раздирал сердце: «Везу-у-у… Везу-у-у… Везу-у-у-у!»
Высоко в небе показалась «рама» — так солдаты называли воздушного немецкого разведчика, который кружил над широкой степью, словно коршун, выслеживая добычу.
Лейтенант задрал голову, в сердцах выругался. Приказал всем распластаться на земле, не маячить — хорошо знал, что после такого визита можно ожидать любых неприятностей.
Когда «рама» скрылась, отряд мгновенно поднялся и поспешил к балке. Солдаты упали как подкошенные на траву и тут же уснули. По всей видимости, разведчик ничего не заметил, и можно спокойно передохнуть.
Однако не успел он выставить дозорных, сбросить потрепанные, запыленные сапоги, чтобы дать отдых ногам, как со стороны дороги донесся шум грузовиков. Лейтенант выбрался на кромку балки и в густых облаках пыли увидел приближавшуюся колонну.
Приникнув к земле, смотрел на дорогу, ожидая, что там, на перекрестке, машины свернут в сторону и солдаты смогут продолжать свой отдых. Но не тут то было: машины остановились. С них спрыгнули солдаты с автоматами и ручными пулеметами. Растянувшись в длинную цепь, полукругом двинулись к балке.
Мгновенно лейтенант соскользнул вниз и, оглянув спавших бойцов, крикнул:
— Подъем! Немцы приближаются! К бою!
Все сразу вскочили на ноги, схватились за оружие и выползли вслед за ним на кромку своего убежища.
Фашисты приближались неторопливо, чтобы застать русских врасплох. Видимо, были уверены в своей победе. Но лейтенант, подойдя ближе, скомандовал: «Огонь!» Дружно застрочили пулеметы и автоматы. Немцы не ожидали, что их встретят пальбой, и попятились назад, оставляя убитых и раненых. Бойцы стремительно ринулись вперед, забросали гранатами гитлеровских солдат, уцелевших вынудили повернуть.
То, что несколько десятков немецких карателей усеяли своими трупами степь, воодушевило измученных бойцов. Непонятно, откуда у них взялись силы! Бросились к огромным крытым брезентом грузовикам, открыли огонь. И только нескольким фашистам удалось включить моторы и уехать.
Вдохновленный этим неожиданным боем и одержанной победой, лейтенант остановился посреди дороги. Осмотрел побоище, горящие вражеские машины, закрыл руками лицо и, чтобы солдаты не увидели, вытер слезы радости, набежавшие ему на глаза. Никак не мог себе представить, откуда у него и у его солдат взялись силы, чтобы разгромить карателей.
Они стояли поодаль от горящих вражеских машин, освещенные огромными языками пламени. Тут и там рвались баки с горючим, боеприпасы. Все ринулись к убитым, чтобы пополнить запас вооружения. Сокрушались, что не осталось целых машин, — может, нашли бы там что-нибудь съестное. Голод терзал их по-прежнему.
Когда все стихло и только дымили скелеты грузовиков, лейтенант приказал быстрее двинуться дальше, уйти глубже в степь. Остались живые свидетели этого стремительного удара. Убежавшие немцы наверняка вызовут новую часть, чтобы перехватить бродячий отряд. Надо во что бы то ни стало уйти от места боя, запутать следы, раствориться в этом безумном степном безмолвии. Скорее, скорее к Дону!
По первому приказу, воодушевленные успехом, все опустились в крутую балку и ускоренным шагом двинулись дальше, присматриваясь и прислушиваясь к безмолвной покуда степи. Но как ни спешили, как ни петляли, стараясь замести следы, новая группа карателей все же настигла отряд.
Это было на исходе дня; постепенно надвигались сумерки. Снова, как и в первый раз, появилась «рама». Она кружила над степью низко, прямо над головами отступающих. Скрыться некуда. Видно было как на ладони. Не спасли балки, куда ныряли и прятались бойцы.
К ним донесся грохот грузовиков. Теперь их было куда больше, нежели в первый раз. Машины остановились недалеко от оврага, с них спрыгнула на землю целая толпа солдат, вооруженных до зубов. Они сгрузили легкие пушки и минометы. Открыли сильный огонь. Над головой неистово свистели и выли осколки снарядов и мин. Немцы не отважились подойти ближе, но упорно поливали бешеным огнем обессилевших бойцов. Другие машины пошли наперерез отступающим.
