Афанасий Кузнецов - Тайна римского саркофага
Задержанный неловко сел на краешек табурета, предложенного Алексеем, и уставился в земляной пол. Широкие плечи его безвольно опустились, вся фигура, казалось, говорила: мне все равно, что вы со мной сделаете...
— Дайте мне малость поспать, покормите, а потом хоть к стенке, — хрипло сказал он, не поднимая головы.
Алексей кивнул Сидорову и тот быстро соорудил из соломы неказистую постель.
— Ложись, казак-вояка! Сначала перекуси чуток. — И он торопливо сунул большую краюху кукурузного хлеба и кусок холодной баранины.
Алексей и Сидоров вышли из дома, чтобы покурить на вольном воздухе. Когда через десять минут они снова зашли в комнату, власовец уже спал, зажав в откинутой руке недоеденную краюху.
Утром, когда встали, Кубышкин потребовал:
— Расскажите нам все о своей жизни.
— Выкладывай все как на духу, иначе хуже будет, — грубовато добавил Сидоров.
Задержанный, еще не совсем пришедший в себя после тяжелого сна, вначале тягуче, с паузами, а потом довольно бойко рассказал о себе.
Родился он, по его словам, в Черепановском районе Новосибирской области в семье бедных крестьян. В 1929 году отец его одним из первых вступил в колхоз. Сам он, Василий Иванович Буськин, тоже сызмальства работал в колхозе, сначала на разных работах, потом бригадиром. Хотел учиться на агронома, но призвали служить в Красную Армию. Потом началась война. Попал в окружение, хотел прибраться к своим, но перед самой линией фронта напоролся на патруль. Плен. Два с половиной года отсидел по разным лагерям. В конце сорок третьего пошел к власовцам — очень хотелось выжить. Но всегда мечтал убежать к партизанам...
«Буськин, Буськин» — назойливо вертелось в голове у Алексея. Он мучительно старался вспомнить, где мог встречать этого человека, где мог слышать его фамилию, вглядывался в него еще и еще, но не увидел ничего знакомого в небритом угрюмом лице.
— Гладко ты чешешь, — задумчиво проговорил Сидоров, постукивая по столу. — В твоем положении я бы заикался...
Буськин виновато улыбнулся:
— Да ведь не раз уж приходилось рассказывать. И в армии, и в плену, и у Краснова проверяли каждого. Теперь язык сам поворачивается, получается вроде бы складно.
«Буськин, Буськин... Как его проверишь? Не сделаешь же запрос в Новосибирскую область...»
В это время открылась дверь и через порог переступил Николай Остапенко. Задержанный с беспокойством взглянул на вошедшего, кустистые брови его поползли вверх и он радостно крикнул:
— Николай?! Остапенко?!
Остапенко отступил на шаг:
— Буськин? Неужели ты? Как ты сюда попал?
Оказалось, что оба они несколько дней сидели вместе в лагере военнопленных в Эстонии. Буськин тогда собирался бежать и просил Николая помочь найти еще человек пять желающих. Сам Николай не мог бежать из-за тяжелой раны, но уговорил двух знакомых солдат попытать счастья. Потом по лагерю ходили слухи, что побег не удался, всех ребят схватили, расстреляли. Остапенко был уверен, что в числе расстрелянных был и Василий Буськин.
— Нет, выжил я, — сказал Буськин улыбаясь, уже довольно твердым и уверенным голосом. — Били меня нещадно, когда поймали на одном хуторе. Но я не сказал, что бежал. Меня и упекли в другой лагерь, на польской территории. Все прошел, братцы, и огонь и медные трубы...
Так Василий Буськин попал в партизанский отряд. Особых заданий ему вначале не давали, хотя он и просился. Имея много свободного времени, он старался всем услужить — то ботинки починит, то портсигар из дерева вырежет...
Но вот однажды Буськина послали в разведку в маленькое отдаленное селение вместе с партизаном Виталием Акиньшиным, молодым, красивым парнем.
Три дня разведчики не показывались в отряде, на четвертый пришел Василий Буськин, ведя на поводу ослика. Через спину ослика свисало тело Виталия Акиньшина.
— Напоролись мы на чернорубашечников, — рассказывал Буськин, опустив голову. — Я сумел уйти, а Виталия, раненного в обе ноги, фашисты добили. Прямо в лицо стреляли.
Алексей глянул в лицо Виталия и ужаснулся: раз пять или шесть выстрелили гады, прямо в упор, даже волосы и брови опалило.
Виталия Акиньшина похоронили, а Буськин все не мог прийти в себя. Несколько часов сидел на берегу маленького озерка, обхватив голову руками.
Алексей Кубышкин и Николай Остапенко подошли к нему.
— Брось переживать, Василий, — сказал Остапенко. — Много хороших ребят мы потеряли. На всех слез не хватит. Ты вот лучше искупайся, а то грязный весь.
День был ясный, припекало солнце. И Алексею тоже захотелось стряхнуть с себя тяжесть, вызванную похоронами.
Разделись все трое. Буськин, ежась, первый пошел к воде, Алексей поглядел ему вслед и чуть не вскрикнул: на спине у Буськина была татуировка — медведь на задних лапах на охотника идет...
Так вот откуда он знает этого Буськина! Память моментально подсказала: Ленинград, госпиталь, Иван Петрович Клюев, его рассказ про дезертира...
Алексей быстро оделся и сделал знак Остапенко: одевайся, мол. Остапенко удивленно посмотрел, но послушался.
Тогда Кубышкин вынул из кобуры пистолет и негромко приказал:
— Буськин! Выходи на берег!
Тот не слышал, отфыркивался, окунался еще и еще в прохладную воду.
— Алексей, ты с ума сошел, — с тревогой сказал Николай. — Убери пушку.
— Руки прочь! — приказал Алексей. — Это предатель!
Последнее слово Буськин услышал. Под дулом пистолета медленно вышел на берег. Остапенко на всякий случай тоже вынул свой пистолет.
— Да что вы, товарищи! — забормотал посиневший Буськин. — Какая вас муха укусила?
— Молчи, выродок! — приказал Кубышкин и в упор спросил: — С Иваном Петровичем Клюевым знаком?
Лицо Буськина исказилось. Он отскочил в сторону и закричал:
— Все равно вас всех убьют! Повесят!..
Вечером Буськина судил партизанский суд. Наверно, первый раз в жизни он говорил правду.
Да, он был в лагере вместе с Николаем Остапенко, но лишь для того, чтобы спровоцировать побег заключенных и уничтожить их.
Потом добровольно записался в полицаи и до весны 1942 года терзал и предавал советских людей в Смоленской области. Особенно много загубил в Износковском районе.
Да, он по доброй воле служил Власову. Здесь, в Италии, сам вызвался найти отряд Анатолия Тарасенко, чтобы предать его.
Зачитав смертный приговор, Кубышкин от себя добавил:
— Имя твое будет проклято и навсегда забыто!
Приговор поручили привести в исполнение Николаю Остапенко. Ведь Буськину дважды удалось обмануть этого доверчивого человека.
На заброшенной барже
Привелось все же встретиться двум неразлучным дружкам!
Всех партизан, прибывших в Рим, распределили по квартирам коммунистов. Получил жилье и Алексей. Встретив его, хозяин дома предупредил:
— С вами будет жить еще один товарищ.
Они вошли в небольшую уютную комнату. Склонившись у настольной лампы, спиной к вошедшим сидел какой-то блондин. Он лишь чуть повернул голову...
— Език! — вскрикнул Кубышкин.
Блондин вскочил... Да, это был, конечно, он, Език Вагнер!
— Такая, знать, у нас с тобой судьба, — улыбался Алексей.
Места ночевок приходилось довольно часто менять: конспирация есть конспирация.
— Ничего, — подбадривал Бессонный, — главное сейчас не попасть зверю в лапы.
Много дней и ночей Кубышкину и Вагнеру пришлось провести на старой заброшенной барже, уткнувшейся носом в берег мутного Тибра, недалеко от замка святого Ангела. На вершине замка стоял бронзовый архангел с обнаженным мечом в руке. Не оливковой ветви и не кресту доверено было охранять богатства Ватикана, а обнаженному мечу. Что ж, в этом была своя логика...
Дремуча история этого замка. Почти две тысячи лет назад, в 136 году до нашей эры, воздвиг его император Адриан. Вначале замок был мавзолеем, но постепенно превратился в тюрьму и крепость. Здесь папы выдерживали осады взбунтовавшихся феодалов и восставших жителей Рима.
В темнице замка умер всемирно известный авантюрист Калиостро. Отсюда бежал, спустившись по веревке, знаменитый кардинал Фарнезе. У стен замка папа Сикст Пятый вешал своих противников. В этом замке папы хранили свои миллионы, награбленные во всех частях света...
— Святой ангел и нас охранит, — посмеивался Език.
— Мы, русские, говорим: на бога надейся, да сам не плошай, — хмурился Алексей.
— Не оплошаем!
Поздними вечерами в тесную каюту баржи приходили итальянские коммунисты. Им очень хотелось услышать о Советском Союзе, о жизни советских людей. И Алексей подробно рассказывал обо всем.
Однажды вечером рабочий Антонио Монтальбано, с которым Алексей познакомился еще на военном заводе, принес Обращение делегатов первой конференции итальянских военнопленных к солдатам итальянского экспедиционного корпуса в России, ко всем итальянцам.
