Николай Тычков - Маленькие пленники Бухенвальда
В дверях появился тюремщик. Снова на допрос. Блоху ввели в знакомую комнату к следователю. Тот провел рукой по желтоватым волосам, потом потянулся к графину с водой. Графин был большой, светлый, а вода, по — видимому, очень холодная, потому что на стекле выступили капельки.
Петька старался не смотреть на воду, он отвел глаза в сторону, но вот жидкость забулькала, полилась в стакан, тут было трудно стерпеть, чтобы не взглянуть.
Следователь ополоснул стакан и вылил воду прямо под ноги Петьке.
«Льет, сволочь! — поморщился Блоха. — Хоть бы полстакана разрешил выпить…»
Опять забулькала вода. Следователь лил ее не торопясь, как дорогое вино. Поглядывая на Петьку, фашист стал потихоньку тянуть из стакана, смакуя каждый глоток, соблазнительно причмокивая.
«Нет, — подумал Петька с тоской, — он мне не даст ни капельки. А если и даст, то только после того как заставит за это отвечать на его вопросы».
Блоха не мог больше терпеть пытки. Он бросился к столу, сошвырнул графин на пол. Послышался звон стекла, по полу разлилась целая лужа.
Тотчас же кулак следователя обрушился на Петьку — Блоха ничего больше не помнил. Его уволокли в камеру без чувств.
УЗНИКИ ВООРУЖАЮТСЯ
В тир вместо Петьки был определен Митя Бужу. Он быстро освоился здесь и выполнял свои обязанности аккуратно. Ганс рассчитывал, что второй мальчишка будет всегда послушен, зная, какая участь постигла Петьку.
Казалось, ничего не изменилось в тире. Как и при Петьке Ганс пристреливал оружие. Приходили пьяные офицеры. Но в воздухе назревали перемены. Пока что именно в воздухе, потому что неумолимо приближалось возмездие и первый удар могли сделать лишь самолеты.
Однажды в середине дня Митя услыхал мощный гул. Винтовка, которую нужно было поставить в пирамиду, задержалась в его руках. Ганс хотел было лечь на мат, но выпрямился и внимательно прислушался.
— Флюгцейге, — пробормотал он, качая головой.
— А разве это плохо? — спросил Митя, не надеясь, что немец поймет. — Пусть летают.
— Пльохо? — спросил Ганс. — Что это такой?
— Флюгцейге, — показал Митя рукой вверх.
— Я, я! — одобряюще закивал Ганс. — Дас ист зер шлехт, ошень пльохо.
В последнее время Ганс все чаще бравировал русскими словами, как будто взялся всерьез изучить русский язык. Иногда он ни с того ни с сего заискивающе улыбался Мите.
Перемены действительно наступали.
Восточный и западный фронты все сближались. Все больше падало бомб на Германию. Фашисты понимали, что время падения третьего рейха не за горами. Понимал это и такой фанатик, как Ганс.
Над тиром все небо гудело.
И вот тир как будто разорвался пополам. Митя стремглав выбежал наружу. Горячая взрывная волна чуть не сбила его с ног. Вокруг все рвалось, рушилось, трещало, выло. Казалось, земля и небо смешались. Громадные черные фонтаны поднимались высоко вверх. Самолеты бомбили окрестности лагеря и эсэсовский городок. Рушились лагерные постройки. Обломки кирпича падали на землю смертоносным дождем.
Митя встал под старый развесистый бук. Бомбежка продолжалась с неослабевающей силой. «Может, она долго не закончится?» — подумал Митя. И его вдруг осенила смелая мысль. Он кинулся назад в тир. Где Ганс? Митя поискал его и издали заметил в углу. Старый вояка, спасаясь от смерти, завалил себя спинкой дивана. В панике он даже забыл закрыть шкаф.
Набрав в карманы винтовочных и пистолетных патронов, Митя затем побежал к ящику, где лежали пистолеты, поступившие вчера на пристрелку с завода. Мальчик спрятал под пиджачок два пистолета и опять выбежал из тира. Вот он уже во весь дух мчится к главным воротам. Сзади, после короткой паузы, вновь пронзительно завыло и забухало. Мощный взрыв ударил совсем рядом. Митя кинулся на землю, а потом вскочил и продолжал бег.
Из леса к воротам лагеря, тяжело дыша, выбиваясь из последних сил, бежали заключенные, в опасной зоне никто не хотел оставаться.
Мальчик смешался с толпой бегущих. В воротах, настежь распахнутых, не было дежурного эсэсовца, но из псарни доносился бешеный собачий лай, крики эсэсовцев. Они отправлялись на дополнительное оцепление лагеря.
«Эх, если бы бомбили ночью! — пожалел мальчик. — Тогда кое-кому удалось бы вырваться на свободу».
Он прибежал в восьмой блок, незаметно шмыгнул в спальню, сложил патроны и оружие под матрац. Огляделся: близко никого нет. Все малыши сейчас во дворе. Надо разыскать дядю Яшу.
Как раз Яков Семенович вошел в спальню.
— Что принес? — спросил он без предисловий.
— Патроны и два пистолета.
— Отлично! Давай поскорее, надо спешить…
Митя отвернул матрац и с гордостью посмотрел на дядю Яшу. Тот кивнул: молодец. Затем сгреб патроны, рассовал по карманам, спрятал пистолеты.
— Я думаю, пока идет бомбежка, надо еще разок наведаться в тир. Среди эсэсовцев настоящая паника. В лагерь сейчас понесут раненых и убитых.
— Мне одному идти? — с готовностью спросил Митя.
— Нет, со мной.
Яков Семенович пошел в свою каморку. Открыв шкаф, он достал буханку хлеба, выпотрошил ее середину и высыпал туда патроны. Затем спрятал в надежное место оба пистолета.
— А теперь пошли в тир, — сказал он Мите.
На ходу он позвал Володю Холопцева и Илюшу Воробья.
Новая партия самолетов разворачивалась для бомбежки.
На аппель-плаце валялись кирпичи, камни, обломки водосточных и канализационных труб, куски дерева и металла.
Пронизывающий душу вой опять раздался над лагерем, закончившийся оглушительным грохотом взрывов.
Яков Семенович схватил в охапку Илюшу и встал за стену барака. Рядом стояли Володя Холопцев и Митя. Снизу, от ревира, бежало несколько пар санитаров с носилками.
Последние взрывы отгрохотали в стороне гаража и казарм эсэсовской дивизии «Мертвая голова».
Далеко в небе потерялось гудение самолетов. Смолкли кашляющие разрывы зенитных снарядов, и над лагерем на некоторое время воцарилась необыкновенная тишина, как бывает после страшной грозы. Не верилось, что здесь минуту назад можно было оглохнуть от взрывов. Митя первый услышал шум листьев букового леса и сказал:
— Пошли.
В воротах стоял какой-то эсэсовец, но он был такой грязный и растерянный, что заключенные не обращали на него внимания. Они входили и выходили, кому куда нужно.
А за воротами все теперь выглядело не так, как раньше. Бараки, где размещалась эсэсовская канцелярия и которые были еще целы, когда Митя бежал из тира с пистолетами и патронами, теперь оказались сметенными с лица земли. Руины догорали. Горели документы, сохранившиеся в канцелярии. Там и тут зияли громадные дымящиеся воронки. Картина была столь неожиданной, непривычной, что Митя остановился в изумлении, поискал глазами дорогу к тиру.
— Сюда, — наконец определил он, и все четверо узников вновь побежали, минуя завалы и очаги огня. Митя бежал впереди. Навстречу ковыляли раненые узники и эсэсовцы. От завода к воротам лагеря тянулся нескончаемый поток носилок, на которых лежали тяжелораненые пленники. Многие заключенные несли своих товарищей на закорках или перекинув через плечо. Отовсюду слышались стоны и крики о помощи.
Тир был близок.
— Дядя Яша, — часто дыша, сказал Митя, — когда я убегал, в тире оставался солдат — эсэсовец. Он в угол спрятался. Может, он сбежал, могло и убить его. Смотрите, как угол-то разворотило…
— Ребята, вы оставайтесь у входа, — сказал Яков Семенович, — хорошенько смотрите, нет ли опасности… Володя, пошли. — На ходу Гофтман отыскал увесистый осколок авиационной бомбы с рваными, зазубренными краями.
Яков Семенович и Володя действовали быстро и решительно. Они вошли в тир. Ганс копошился возле шкафа с патронами. Володя пошел прямо на него, он видел удивленное и испуганное лицо старого вояки. Ганс не отрывал взгляда от приближающегося узника. Тем временем Гофтман зашел сзади и ударил фашиста осколком бомбы по голове.
Узники швырнули труп в тот угол, куда упала бомба. Как будто солдат погиб от бомбежки…
Теперь надо сделать самое главное, зачем они сюда пришли. Винтовок в пирамидах было много — бери любую. Но автомат нашелся только один. Ну и то хорошо. Узники быстро разобрали две винтовки и этот единственный автомат по частям, чтобы удобнее было нести и прятать. Прихватили изрядное количество патронов. Володя сбегал на улицу и разыскал тачку, вкатил ее в тир. В нее положили оружие и патроны, укрыли плотной серой бумагой, разбросанной взрывом по всему тиру.
— Теперь зови Илюшу, — скомандовал Гофтман Володе.
Малыш прибежал.
— Ложись скорее в тачку и притворяйся раненым, — сказали ему.
Тачка покатилась по цементному полу. У выхода к группе смельчаков присоединился Митя Бужу.
В лагерь все еще тянулись вереницы тачек и носилок с ранеными. Тачка, в которой лежал и корчился Илюша Воробей, присоединилась к этой процессии.
