Стефан Гейм - «Крестоносцы» войны
Карен обратилась к офицеру по связи с прессой, и тот достал ей разрешение присутствовать при радиопередаче отдела разведки и пропаганды.
О том, кто назначен для проведения радиопередачи, Иетс узнал от Крерара. Крерар сказал об этом мимоходом, как о решенном деле:
— Лаборд, Бинг и Толачьян, — я не уверен, что это удачная комбинация.
— Дело серьезное, — сказал Иетс, — и, по-моему, ничего хорошего при таком подборе людей не выйдет. Почему бы вам не назначить других?
— Я не имею ни права, ни желания вмешиваться в такие подробности. Это дело Уиллоуби и Люмиса.
— Я вас не понимаю, — сердито сказал Иетс. — Вы отлично видите, что происходит, вы знаете, что Лаборда надо держать на привязи, иначе он черт знает что может натворить, и вы преспокойно умываете руки.
— Да, — сказал Крерар, — я умываю руки. Вспомните, сколько мы ломали голову над этой дурацкой листовкой, и все равно вопрос решился без нас. — Заметив, что Иетс не удовлетворен его ответом, он прищурился и спросил: — Кстати, как поживает ваш друг Торп?
— Кажется, ничего, — уклончиво ответил Иетс. Он наблюдал за Торпом и видел, что тот бледен, молчалив, но делает свое дело, словно ничего не случилось. Иетсу хотелось поговорить с ним, но Торп, видимо, избегал его и отходил в сторону, как только замечал, что лейтенант приближается к нему.
Это беспокоило Иетса. Но он не делал попыток заговорить с Торпом; не станет же он втираться к нему в доверие, это было бы просто смешно. Ведь в конце концов они оба — взрослые люди, солдаты, не мальчишки какие-нибудь. Как бы то ни было, он не имеет права осуждать Крерара за то, что тот не вмешивается в ход событий, однако события явно принимают дурной оборот.
— Вы не возражаете, если я попытаюсь что-нибудь предпринять? — спросил он Крерара; Крерар только пожал плечами, и Иетс отправился к Люмису.
Люмис лежал на старинной графской кровати; тяжелый полог отбрасывал зеленоватые тени на его самодовольное лицо. Тут же были Крэбтриз и Лаборд; Крэбтриз сидел в ногах у Люмиса, и вся его поза говорила о том, что лучшей жизни и не придумаешь; всегда угрюмое лицо Лаборда сейчас выражало какое-то дружелюбное ехидство, от которого Иетса чуть не стошнило.
— А мы только что говорили о вас, — прокартавил Крэбтриз. — Мы восхищались вашим уменьем обходиться с солдатами, и я сказал, что это, должно быть, оттого, что вы педагог. Как, по-вашему?
Иетс легко мог себе представить, что они говорили на самом деле.
— У меня нет никаких выработанных методов.
— Каковы бы ни были ваши методы, — сказал Лаборд, — вы подрываете авторитет всех нас.
— Едва ли вы пришли сюда без определенной цели, — сказал Люмис. — Что вам нужно?
Иетс предпочел бы высказать свою просьбу в отсутствие Лаборда. Он помедлил, но тут же сообразил, что все равно Лаборду немедленно все станет известно.
— Я хочу предложить свои услуги, — сказал он.
— То есть? — спросил Люмис.
— Я пропустил почти всю операцию в Сен-Сюльпис. Я хотел бы взять на себя радиопередачу.
— Что это вам вздумалось? — спросил Крэбтриз.
— Хорошо, — сказал Люмис, — в следующий раз будете назначены.
Притворяется Люмис или в самом деле не понимает, в чем дело? Иетс внимательно посмотрел в лицо капитана, разлегшегося на роскошном ложе. Вид у него был вполне невинный.
— Нет, — сказал Иетс. — Я имею в виду не какое-нибудь задание. Я говорю об операции четвертого июля.
Люмис сел на кровати.
Крэбтриз тронул концом ботинка колено Иетса:
— Потому что журналистка едет, а?
— Я даже не знал, что она собирается ехать, — сказал Иетс, но сердце у него екнуло. — Личные побуждения тут не при чем. Я заинтересован в успехе этой операции. — Он вдруг замолчал. Так ли это? Неужели листовка приобрела значение в его глазах?
— Мы все заинтересованы в успехе, — строго сказал Люмис. — Но все равно, люди уже назначены, приказ заготовлен. Вы опоздали.
— Вам ничего не стоит заменить одно имя другим, — настаивал Иетс. — Я хотел бы взять на себя командование этой операцией.
— Почему, собственно? — спросил Лаборд.
— Да, сэр, — подхватил Люмис, — почему именно этой операцией вам так хочется командовать?
Вопрос закономерный, подумал Иетс. Какая ему, в сущности, забота, убьют Бинга и Толачьяна или нет? И может ли он поручиться, что если командиром будет он, вражеский огонь будет менее смертоносным? Как сказал Уиллоуби, в войне надо считаться с большим риском…
— Хорошо, я вам скажу… — Он поглядел Люмису прямо в лицо. — Потому, что вы, как мне кажется, неудачно подобрали людей.
— Что вы о себе воображаете? — вспыхнул Лаборд.
— Я ничего не хочу сказать про вас лично, Лаборд. Просто у меня такое чувство…
— Чувство! — прервал его Люмис. — Мы не принимаем решений на основании чувств. Мы, как-никак, в армии. Я уже давно замечаю, что вы склонны забывать об этом.
Лучше отступиться, сказал себе Иетс. Но он прочел злобу в глазах Люмиса, большую, чем на лице Лаборда, — и это удивило его. Почему Люмис так взъелся из-за обыкновенного спора о том, кому, куда и с кем отправляться?
Люмис продолжал:
— Мне уже случалось давать наряды на кухню и профессорам и докторам. В армии мы все равны. Дома, в Америке, у меня была небольшая торговля радиоаппаратурой. Может быть, вам это не нравится? Может быть, вам не нравится, что я капитан, а вы лейтенант, и вы считаете, что правильнее было бы наоборот? Так, что ли?
— В таком случае, — сказал Иетс, пропуская мимо ушей демагогический выпад Люмиса, — я вам прямо скажу свое мнение. И не браните меня, вы сами напрашиваетесь.
— Как-нибудь переживем! — засмеялся Крэбтриз. — Не маленькие.
— Мне не нравится, что вы назначили Толачьяна. Он слишком стар, такое задание не по нему.
— Дальше! — сказал Люмис.
— Мне не нравится, что вы назначили Лаборда.
— Неужели? — язвительно спросил Лаборд.
— Дело не в вас лично, Лаборд. Почему вы не хотите понять? Вы прекрасный офицер, очень храбрый и все такое. Но вы неподходящий командир для этой операции. Подумайте, что будет твориться на фронте после этого залпа, а Толачьян…
Люмис сердито кусал губы. Крерар уже делал ему такие намеки, а теперь Иетс открыто предостерегает его. Но если он пойдет на попятный и передаст командование Иетсу, значит, он признает свою вину.
— Боюсь, — сказал Люмис, — что никаких изменений не будет. Толачьян был признан годным для службы в действующей армии. Я думаю, врачи в этом разбираются лучше, чем мы с вами. А назначение лейтенанта Лаборда одобрено майором Уиллоуби и, можно сказать, генералом Фарришем, так как генерал был поставлен в известность об этом. Все.
— Почему вы именно Толачьяна выбрали? — настаивал Иетс.
— Слушайте, Иетс, я никого не выбираю. В моей части каждый по очереди может показать, чего он стоит.
— И вы в том числе! — сказал Крэбтриз.
Какие рожи! Ничем их не проймешь. Иетс теперь знал это; впрочем, он знал это давно. Он был отверженным среди них, — не потому, что Торп в припадке безумия искал у него сочувствия, а потому, что он понемногу становился таким человеком, у которого Торп мог искать сочувствия.
В небольшом грузовике, который двинулся на передний край накануне праздника Четвертого июля, сидело четверо: Карен Уоллес, Бинг, Толачьян и Лаборд. Вел машину Толачьян. Рядом с ним беспокойно ерзал на сиденье Лаборд, еще не переваривший обидные замечания Иетса. Он решил во что бы то ни стало покрыть себя славой в предстоящей операции и уже заранее держался соответственно. Он отдавал краткие, четкие приказания Бингу и Толачьяну, на прощанье крепко и многозначительно пожал руку Люмису, обращался с Карен подчеркнуто вежливо, и по всему было видно, что он решил либо вернуться победителем, либо не возвращаться вовсе.
В кузове грузовика на одной стороне была сложена вся аппаратура, на другой сидели Карен и Бинг.
Из замка они выехали после наступления темноты. Согласно плану, они должны были ехать всю ночь и перед рассветом прибыть на пятую батарею — одну из батарей, предназначенных для операции с листовками. Предполагалось, что Карен останется на батарее, а грузовик поедет в расположение третьей роты мотопехотного полка — по коду «Монитор», — входящего в состав дивизии Фарриша. Для установки громкоговорителей был выбран сторожевой участок третьей роты. Лаборд захватил с собой карту, на которой был отмечен весь путь следования, а на поясе у него болтался компас.
Мысль о возможной опасности, видимо, не тревожила Лаборда.
— Мисс Уоллес, — сказал он перед выездом, — ехать будет не слишком удобно, но совершенно безопасно. Я велел Бингу захватить одеяла, чтобы вы могли поспать по дороге.
Бинг не разделял легкомысленной уверенности лейтенанта. Крерар, получивший от Каррузерса переснятую на кальку карту обстановки, сказал ему, что немцы, занимающие позиции против третьей роты, вряд ли склонны будут сдаваться. Они окопались на этом участке так же прочно, как американцы; они не были ни окружены, ни отрезаны; по-видимому, они поддерживали прочную связь с частями, расположенными справа и слева от них. Условия, обеспечившие успех операции в Сен-Сюльпис, здесь отсутствовали. Бинг думал о том, что его начальство рассуждает не так, как следовало бы рассуждать военным командирам, а как обыкновенные штатские, вернее, как женщины. Если в моде низкий каблук, все девушки носят туфли на низких каблуках, не заботясь о том, идет им это или нет. Если в Сен-Сюльпис применение громкоговорителя оказалось удачным, почему не пустить его в ход и здесь, на позициях третьей роты? От этой косности, от нежелания рассмотреть каждое положение со всех сторон и правильно оценить его страдает в данном случае и он лично. Если бы в Сен-Сюльпис дело сорвалось, они еще подумали бы, кого послать, а так они будут хвататься за него каждый раз, как понадобится передача. И все для того, чтобы Уиллоуби и Люмис угодили Фарришу, против которого они только что интриговали! По их мнению, если его листовка заставит десяток полумертвых от усталости фрицев перейти линию, то, значит, листовка хорошая; а если нет, то плохая. Это же кретинизм! Слова, написанные им, должны медленно, постепенно проникать в сознание немцев, — но ни Фарриш, ни Уиллоуби ничего в этом не понимают…
