Игорь Подбельцев - Июльский ад (сборник)
— Я не предлагаю, я прошу вашего разрешения двигать танковую армию и днём, и ночью.
— Но послушайте! — голос Сталина чуть повысился. — Вы только что сами говорили об авиации противника: вас ведь в светлое время суток будут беспощадно бомбить! Вы понимаете это?
— Так точно, товарищ Иванов, понимаю. Возможно, нас и будут бомбить. И даже не возможно, а наверняка. И именно поэтому я прошу вас дать указание нашей авиации, чтобы она как можно надёжнее прикрыла нашу гвардейскую танковую армию с воздуха.
Я думаю, здесь вы правы, — чуть помолчав, согласился Верховный. — Хорошо, я полагаю, что ваша просьба о прикрытии марша армии нашей авиацией будет выполнена.
Он снова задумался, а затем добавил:
— Будете начинать марш, сообщите об этом командующим Степным и Воронежским фронтами. Желаю вам успеха…
Сталин положил трубку. Ротмистров белоснежным платочком вытер вспотевший лоб.
… Вечером этого же дня, по разосланным приглашениям, поздравить Павла Алексеевича с днём рождения собрались командиры корпусов, офицеры и генералы полевого управления армии. И Ротмистров решил воспользоваться этим собранием командного состава армии для отдачи предварительных, распоряжений на предстоящий танковый марш. Каким он будет — трудным и тяжёлым или же архитяжелым — этого командующий армией не знал. Но знал он одно — лёгким марш не будет…
— Товарищи командиры, — сказал он собравшимся, — я очень прошу вас извинить меня за столь необычный ужин, между прочим — праздничный, но в связи с изменением обстановки, я решил начать его с оперативной карты.
Командиры, пришедшие на юбилей, недоуменно загудели.
Кое-кто из них был откровенно разочарован… Но Ротмистров был непреклонен в своём неожиданном даже для самого себя решении.
— Прошу всех, товарищи командиры, подойти к карте! — приказал-пригласил он и тут же проинформировал собравшихся на праздничный ужин офицеров и генералов о предстоящей переброске армии, а заодно поставил необходимые оперативные задачи.
А потом всё же все пили трофейное шампанское, празднично шумели и дружно поздравляли Ротмистрова с днём рождения.
ПРИЗНАНИЕ ФАИНЫ
Братья Котляковы неторопливо шли от комбата к своему танку. Василий то и дело с интересом посматривал на Владимира и, наконец, не выдержал.
— Послушай, брательник, я давно хочу у тебя спросить и всё как-то не решаюсь…
— Какие проблемы, Вася? Спрашивай! Я всегда готов тебе ответить.
— Ты не обижайся, прошу тебя, но я вот о чём… Ты, случайно, в баптисты не записался?
— Не понял! Ты к чему это задаёшь такие странные вопросы?
— А к тому. Ты почему это на девчат вовсе не обращаешь никакого внимания?
— На каких это девчат?
— На обыкновенных, — на нашенских медсестёр… Я, например, с Алиной… в хороших отношениях. Валька, вон, с Фаиной дружит. А ты… Между прочим, братан, мне кажется, что Вера на тебя глаз положила. Замечаешь?
— Ничего я не замечаю и замечать не желаю, — Владимир вздохнул. — А вообще-то, уважаемые брательнички, у меня есть… невеста…
— Как?! — в один голос воскликнул Василий и Валентин. — Кто?…
— Я надеюсь, вы помните Леночку Спасаеву? Ну, из параллельного класса… Так вот, мы с ней собираемся пожениться. После войны, разумеется. А война… Гитлера мы уже гоним, и я надеюсь, война уже не долго продолжаться будет…
— Ну ты и даёшь! — восхищённо воскликнул Василий. — А, пожалуй, ты и прав: я, видимо, тоже скоро окольцую одну дивчину. Какую — знаете и сами: Алину. Она, вроде бы, не против, хотя я её об этом ещё не спрашивал. Представляете, как будет здорово, если свадьбы сыграем вместе, в один день!.. Что ты думаешь по этому поводу, Валька?
Валентин вздохнул:
— У меня с этим вопросом всё не так просто. Между мной и Фаиной, между нашими отношениями торчит этот чёртов Никанор; раньше Фаина его, по-моему, недолюбливала, а теперь, кажется, привыкает к нему.
— Ты, брат, поговори с ней. По-серьёзному… — посоветовал Владимир Валентину.
— А что, это дельная мысль! — охотно, и даже с каким-то энтузиазмом, согласился Валентин. — И я не буду откладывать на завтра то, что я смогу сделать сегодня. Итак, брательники, я на полчасика отчаливаю.
— Куда? — спросил Василий.
— На Кудыкину гору! К Фаине, чёрт побери, к ней же: я поговорю с ней прямо сейчас.
— Что ж, успехов тебе, Валька.
У медиков было на удивление тихо, Валентин даже подумал ненароком: «А не разбежались ли все по домам, да ещё и по случаю окончания войны?!». Он заглянул в одну комнату — никого, в другую — пусто, толкнул дверь третьей и… И сердце его от неожиданности чуть было не остановилось!.. На кровати — полулёжа на ней — страстно целовались Фаина и Никанор!..
— Фаина! — сдавленно и глухо воскликнул Валентин. — Фаина!..
Застигнутая врасплох парочка мигом вскочила с кровати. Фаина, покраснев, отвернула от Валентина лицо, а Никанор зло выдохнул прямо в покрывшиеся туманом глаза Котлякова:
— Стучать надо, лейтенант! Стучать!.. Интеллигентные люди всегда и везде так поступают…
Убитый неожиданным зрелищем Валентин не смотрел на подёрнутое злом лицо Зенина, он не сводил глаз со своей любимой Фаины.
— Фаина! — снова, но уже с тоской в голосе произнёс он.
И Фаина подняла лицо.
— Никанор, выйди, пожалуйста, на улицу! — попросила приказала она. — Мне нужно сейчас же, без свидетелей, выяснить отношения с лейтенантом Котляковым.
Зенин нехотя протопал к двери. И как только он переступил порог, Фаина упрямо вздёрнула голову.
— Ну, — сказала она, — что? Говори…
— Фаина, я глазам своим не верю… Ведь совсем недавно ты клялась мне!.. Я не верю…
— Извини, Валентин, но тебе придётся поверить. Не знаю, право, как получилось, но я… полюбила капитана Зенина.
— Как же так? Ведь ты мне говорила, что у тебя с Никанором ничего такого нет и не было, что он врал тогда, когда мы с ним подрались…
— Я тебе сейчас всё объясню…
Валентин рассеянно молчал некоторое время, а потом, собравшись с духом, сказал:
— Не надо, Фаина, мне ничего объяснять. И так всё ясно и понятно. Я — ухожу… Навсегда… Но прежде, чем я переступлю порог в последний раз, я хочу прочесть моё стихотворение, посвящённое тебе и только что сочинённое:
Снова вспыхнет за окошком,
Заискрится солнцем снег…
Мне привиделось: сегодня
Целовались мы при всех,
Я не знаю, что случилось?
Может, в кровь вошло вино?…
Но об этих поцелуях
Мне мечталося давно.
Знаю, это просто вспышка:
Через день пройдёт любовь…
Как и ты уйдёшь, малышка,
К другу новенькому вновь.
Ну и пусть, с меня — довольно!..
Я разлуки не боюсь,
И с другими на приволье
Пьяным вдребезги напьюсь.
Он замолчал, проглатывая комок, подступивший к горлу, потом сказал:
— А теперь, Фаина, прощай.
— Погоди!
— Чего тебе ещё?
— Валентин, можно я поцелую тебя на прощание?
Валентин грустно и тоскливо улыбнулся:
— Давай не будем… Не надо сентиментальности, обойдёмся без слёз. Прощай, и будь счастлива! С другим…
И, развернувшись, он резко толкнул дверь ногой.
Братья Кошляковы — Владимир и Василий — сосредоточенно хлопотали возле своего танка. Им с усердием помогал заряжающий Полежаев.
— Ну как, поговорил с Фаиной? — вытирая руки ветошью, спросил Василий подошедшего Валентина.
— Поговорил, — нехотя буркнул тот, присаживаясь на траву.
— Ты какой-то прямо не в себе, — сказал Владимир, внимательно вглядываясь в лицо брата. — Что-то не так?
— Не так… Мы с Фаиной… расстались. Вопросы прошу не задавать. По крайней мере — сегодня.
Владимир и Василий переглянулись и, понимающе вздохнув, принялись за прерванную работу; Полежаев, неловко кашлянув, проворчал: «Бог её накажет!»; а Валентин, накрыв лицо пилоткой, вытянувшись, замер на траве. И никто из них — ни Владимир, ни Василий, ни Валентин и тем более Полежаев — не знал, что сегодня, именно сегодня неотвратимо закрутился маховик большого колеса, которое непременно покатится в сторону пока ещё никому неизвестной Прохоровки. Они, эти молодые ребята, не знали, что сегодня начальник штаба армии генерал Баскаков с начальниками подчинённых ему отделов, командующим артиллерией генерал-майором артиллерии Владимировым, начальником инженерных войск полковником Исуповым уже приступил к обеспечению маршрутов движения корпусов, организации противовоздушной обороны и комендантской службы на предстоящем марше, составлению графика прохождения войск по рубежам и подготовке необходимых документов. Не знали братья Кошляковы и о том, какая большая ответственность возлагалась на начальника управления бронетанкового снабжения и ремонта полковника Солового, который со своими подчинёнными должен был составить план технического обеспечения армии на марше и принять все меры к тому, чтобы ни один танк не вышел из строя. Братья Кошляковы и заряжающий Полежаев твёрдо знали только одно — скоро будет что-то страшное, которое непременно коснётся их. Это чувствовалось везде и во всём.
