Александр Сабуров - Силы неисчислимые
— Братцы дорогие, — Коренев отзывается с огорчением. — У нас же сейчас нет ни килограмма тола. Сидор Артемьевич просил узнать, не сможете ли вы помочь нам взрывчаткой и патронами.
Я молчу. Богатырь, понимая мое щепетильное положение и хорошо зная, как тяжело обстоят у нас дела с боеприпасами, заводит речь о том, что мы начали воевать, имея на вооружении пять винтовок и один пулемет, снятый с сожженного танка.
— А нам Воронцов говорил, что у вас заблаговременно были заложены специальные базы, — неожиданно заканчивает свое повествование Богатырь.
— Да, но нам пришлось вести тяжелые бои, и мы все запасы израсходовали. Поэтому и пришлось уходить в Хинельский лес.
Как нельзя кстати появились Бородачев и Рева. Павел уже гремит с порога:
— Ну, Александр, завтра передаю зенитный пулемет на партизанское вооружение.
— Еще неизвестно, Павел Федорович, — смеется Бородачев, — что завтра пристрелка покажет.
— Я, товарищ начальник штаба, сам не беспамятный, так что, пожалуйста, без намеков. — Рева садится рядом со мной и продолжает свое: — Отрегулировано, как на аптечных весах. Осталось только попробовать.
Знакомлю Павла с Кореневым. Говорю, что наш Рева мастер на все руки: восстанавливает брошенные орудия, минометы и другое оружие. Рева верен себе:
— Ты еще только не доложил, что я это оружие на себе сначала пробую… Только я посмотрю, чи будете вы смеяться, как Рева возьмет и организует вам целый толовый завод.
Наперебой расспрашиваем нашего друга, откуда взялась такая идея.
— Что, шутишь или правду говоришь? — не выдерживаю я. — Яки могут быть тут шутки, — Рева говорит почти серьезно. — Будем выплавлять тол из снарядов. Технологию я уже разработал. Теперь ищу два больших котла. Головки от снарядов к бису открутим, тол будем плавить и заливать прямо в формы. Будут мины и для эшелонов, и для танков, и для чего захочешь… Он берет бумагу и начинает набрасывать контуры будущего «завода».
— А артиллерию закопать решил? — спросил Богатырь.
— Нет, зачем. Будем плавить снаряды, которые к нашим пушкам не подходят. Их полно под снегом лежит.
— Вот если сделаешь такое, ей-богу, расцелую тебя при всем честном партизанском народе, — говорю я.
— Ты що, дивчина, чи шо, — отмахивается Павел. — Сам говорил, що выход шукать надо, вот Рева и шукае…
Но стоило мне только заикнуться Кореневу, что если у Ревы дело получится, то мы сможем поделиться с ковпаковцами взрывчаткой, как наш изобретатель уставился на меня и потер ладонью свой широкий лоб:
— Я ж, Александр, пока только технологию нашел… Да еще склад с боеприпасами…
И осекся. Понял, что проболтался. Вижу, что наш рачительный хозяин не собирается делиться с кем-нибудь своим добром.
— Брось шутить, Павел, — говорю ему. — Ты что, склад со снарядами нашел? Ну говори же!
— Да ну, чего уж тут говорить, — уже обижается Павел. — У меня еще все в проекте, а ты уже наш тол раздаешь соседям.
— Павел Федорович, — ластится к нему Коренев. — Мы же с тобой земляки, и значит, почти родственники. Как же ты так рассуждаешь?
— Дружба, браток, дружбой, а фашистов бить и мне самому хочется.
Хорошо знаю, что Павел не любит, когда на него оказывают давление или еще того хуже — делают это в приказном порядке, но в этот момент мне нельзя было считаться с его самолюбием.
— Надо помочь ковпаковцам патронами и взрывчаткой.
— Тола нет, — сухо отвечает Рева. — А патронов можно и дать, если половину пулеметов законсервировать.
— И пулеметы консервировать не будем, и ковпаковцам поможем, — нажимаю я.
— Патронов у нас действительно мало, — поддерживает Реву Бородачев. — И я, кстати, не думаю, что наши пулеметчики настолько хуже других стреляют, чтобы оставлять их без боеприпасов.
Дискуссия в присутствии гостя приобретает довольно негостеприимный характер. Пытаюсь положить ей конец.
— Этими патронами, Илья Иванович, ковпаковцы будут бить фашистов под Конотопом и Путивлем. А вы человек военный, сами понимаете, что это и для нас важно.
— А мы шо будемо сыдиты пид дубом и слухаты радио Совинформбюро? — не унимается Рева.
— Мы будем здесь в это время тоже громить фашистов, — говорю ему и обращаюсь к Кореневу: — Передайте Сидору Артемьевичу, пусть выходит сюда, поможем!
Рева, видимо, не собирается сдаваться, но Бородачев останавливает его:
— Павел Федорович, давайте прекратим, командиру виднее.
Мне очень хотелось во что бы то ни стало встретиться с Ковпаком, вместе обсудить наболевшие вопросы, лучше сориентироваться на будущее, наметить планы совместных действий и конечно же обменяться опытом партизанской тактики. И я выдвигаю перед товарищами идею созыва совещания партизанских командиров.
Коренев сразу подхватывает это предложение и обещает доложить о нем Ковпаку. Мы не раз убеждались, что в наших условиях согласованность действий это половина успеха. И наоборот, сколько раз из-за недоговоренности с другими командирами мы даже мешали друг другу, а от этого выигрывал только враг.
— А вы знаете, дорогой землячок, — Рева говорит Кореневу, — тут, если в снегу добре покопаться по нашим лесам, будут и патроны, будет и взрывчатка, и пулеметики тоже найдутся. А после совещания можно так всем вместе ударить, что…
Мы решили написать письмо товарищу Ковпаку о необходимости проведения такого совещания. Тут же составили такое послание и вручили Кореневу.
Гость напомнил нам о привезенных им материалах, которые надо передать на Большую землю.
— А вы сами поезжайте на радиостанцию. Она находится в землянке в пяти километрах отсюда. Наш человек вас проводит.
— Отлично, — обрадовался Коренев.
Он дает нам ознакомиться с отчетом Ковпака и Руднева. В отряде у них около трехсот человек. Это ядро. К нему примыкают и другие отряды, принятые под общее командование Ковпака: Глуховский, Кролевецкий и Шалыгинский. Все они организованы Сумским обкомом партии. Самостоятельно им действовать было трудно, это и привело к объединению. Бородачев с Кореневым уходят. Рева докладывает мне, что в районе Скрыпницких болот обнаружен склад артиллерийских снарядов и что в отряде Погорелова есть партизаны, которые берутся выплавлять тол.
Вскоре вернулся Бородачев. Мы садимся за подготовку приказа. Отряды Боровика и Воронцова должны будут немедленно выступить в Середино-Будский район. Погорелов с отрядом направляется на Скрыпницкие болота — возьмут под охрану склад, артиллерийских снарядов и приступят к сооружению «завода». Заместителю командира соединения по службе тыла Реве предписывалось передислоцировать наши базы в Знобь-Новгородский район, что на границе Сумской и Черниговской областей. Составляем радиограммы в Москву:
«2 февраля 1942 года диверсионной группой Шитова пущено под откос два эшелона противника. Диверсионной группой Блохина 8 февраля взорвано два моста на линии железной дороги Брянск — Почеп».
«10 февраля 1942 года партизанами нашего отряда сожжен трубчевский лесопильный завод. Вместе с лесоматериалами уничтожено две тонны скипидара, три тонны смазочных масел».
И тут через порог нашей комнаты перешагнул наш добрый знакомый, бывший начальник милиции города Трубчевска, а теперь заместитель командира партизанского отряда, член бюро подпольного Трубчевского горкома партии Савкин. Трудно передать, с каким нетерпением мы ожидали этого коренастого, подвижного человека. Я смотрел на его широкое, скуластое лицо с нескрываемой надеждой: ведь Савкин обещал разузнать все о положении Муси Гутаревой. Увидев его сияющее лицо, я воспрянул духом.
Но оказалось, что Савкин сиял по другому поводу. По поручению секретаря подпольного Трубчевского горкома партии Алексея Дмитриевича Бондаренко он привез к нам гостя. Из-за широкой спины Савкина вышел мужчина средних лет, одетый в военную форму.
— Разрешите представиться: полковник Балясный из Военного совета Брянского фронта. Прибыл с группой товарищей из Орловского обкома партии.
Шумно здороваемся, перебивая друг друга, засыпаем полковника вопросами:
— Как наша армия?
— Какое у нее теперь вооружение?
— Есть ли авиация, танки?
Балясный отвечает охотно. Рассказывает о доблести советских войск, о жарких боях на всех рубежах. А главное, в тылу готовятся мощные резервы.
— Промышленность хорошо работает. Недавно я был на Урале, принимал технику. Прямо глазам не поверил. На голых пустырях выросли огромные заводы. И народ трудится на них не покладая рук. Все подчинено нуждам фронта. Твердо можно сказать: судьба страны находится в испытанных руках.
— А где сейчас Центральный Комитет? — вклинился Рева.
— Как это — где? Конечно в Москве.
— Она сильно разрушена? А Кремль?
