Людмила Харченко - Шел ребятам в ту пору…
Дети тоже росли отзывчивыми к чужому горю. Если кто скажет «Шурка», сразу поправят: Шурка — это дразнилка, а зачем же дразнить человека. Только один раз Ваня поступил нехорошо, обидел безвинного человека. Да и то не сам обидел, а присутствовал при этом и промолчал.
Жила в селе старая больная женщина. Часто бесцельно бродила она по улицам. Босые, потрескавшиеся ноги ее утопали в дорожной пыли. Если рядом оказывались ребята, они обязательно окружали ее надоедливой ватагой и орали:
— Манька-Ралка!
— Манька-Ралка!
Она не реагировала на мальчишечий гвалт. А ребята вновь и вновь выкрикивали кем-то данное нелепое прозвище. Вот как-то раз на такую ватагу и наскочил Кондрат Калистратович. Как назло и Ваня оказался среди мальчишек.
— Стойте, бисови диты! — грозно закричал Кондрат Калистратович.
Ребята остановились, настороженно глядя на сердитого Ускова-старшего.
— А ты тоже дразнил эту женщину, сын?
— Нет, папа. Я же стоял. Разве вы не видели? — и покраснел до ушей.
Кондрат Калистратович укоризненно покачал головой, густые брови его сердито сдвинулись у переносицы:
— За перепелками жалкуешь, а человека…
Кондрат Калистратович не договорил.
— Та не трогал я ее.
— А почему не защитил? — повысил голос Усков.
— Слухайте, хлопцы, про ее жизнь, — обращаясь к мальчишкам, сказал Кондрат Калистратович. — Вы чулы про то, шо була гражданьска война?
— Чу-у-лы-ы! — дружно ответили ребята.
— У этой женщины был сын. Единственный. Чуть постарше вас. Красноармеец. Послали его наши в разведку, а белые схватили парня в его родном селе. Сколько ни допытывались у него, где расположен полк, он молчал. Тогда враги придумали ему лютую смерть. — Кондрат Калистратович увидел заблестевшие глаза мальчишек. — Утром, — продолжал Усков, — беляки вырыли глубокую яму, опустили в нее разведчика и закопали. Оставили одну голову. Подвели мать.
— Мама, когда наши займут село, скажите, что я не предал товарищей.
— Сынок, ты же погибнешь! — еле выговорила мать.
— Я погибну один, а сотни моих товарищей останутся живы. И отомстят за меня.
Земля давила на парня, он стал задыхаться. С каждой минутой красноармейцу-разведчику становилось все тяжелей и тяжелей.
— Прощайте, ма…
Мать закричала, припала к сыну и услыхала смех белогвардейцев, гарцевавших на конях рядом. Злой смех бандитов был последним здравым восприятием матери. Вдруг, когда сын навеки закрыл глаза, она тоже засмеялась. Маты, хлопцы, зийшла з ума. Дивиться на ней… Это святая женщина!
Мальчишки повернулись в ту сторону, куда ушла Манька-Ралка. Они увидели худую, сгорбленную ее спину.
* * *Давно уже Ваня Усков познал мир по учебникам. Учебники открывали перед ним континенты, страны и города. Ему дарили прекрасные рассказы и повести Тургенев, Чехов, Короленко и другие писатели. Он брал книги в библиотеке, у товарищей и читал их запоем. Выучит уроки, сядет возле мамы и рассказывает ей и Тосе содержание прочитанного.
Гордостью наполнялось сердце матери за своих детей: «Они ученые. Они увидят свет. Не зря, значит, Кондрат воевал за Советскую власть».
Иногда Анна Ивановна говорила мужу:
— Ваня вырос, а все в обносках ходит. У меня сердце разрывается на части, Кондрат!
— Ганнушка, не сразу Москва строилась. А ты хочешь, чтоб государство моментально построить после военной разрухи. Потерпи еще.
— Та терплю ж!
— Не горюй, Ганнушка. Седьмой класс окончит — купим костюм ботинки. Ты запомни, маты, кто с нуждой знаком, у того сердце должно быть щедрым, — успокаивал жену Кондрат Калистратович.
Летом тысяча девятьсот тридцать девятого года сияющий Ваня принес домой свидетельство об окончании седьмого класса, положил на полку учебники и, обращаясь к отцу, совсем по-взрослому сказал:
— Все! Больше в школу не пойду. Буду заочно учиться и работать.
Кондрат Калистратович удивился, но ответил спокойно:
— Что ж, работай. Но только и учись.
Устроился Ваня Усков помощником счетовода на хлебоприемный пункт. Словно на крыльях он летел домой с первой в жизни получкой. Правой рукой, опущенной в карман брюк, он держал деньги так крепко, что пальцы онемели. Вошел в хату сияющий, протянул на ладони деньги Анне Ивановне:
— Мама, купите себе на платье, а мне штаны и пиджак.
— Спасибо, сынок! Куплю!
В сельпо как раз привезли мужские костюмы, пальто. Всю ночь простояла Анна Ивановна в очереди, но не достался ей подростковый костюм. Что же делать? Взять пальто, что ли? И Анна Ивановна купила пальто.
Ваня все выглядывал мать. Увидел, что идет, выскочил из-за ворот ей навстречу:
— Мама, ну купили?
— Моя детка, купила, да только не тебе. Костюма не досталось. Взяла пальто.
— Кому?
— Да вот пойдем домой, надену — посмотришь.
Надела.
— Ой, мамочка, как вам хорошо! Носите, а мне после купим.
Но думка у матери была совсем другая. Чтобы не огорчать сына, она в тот раз ничего ему не сказала. Когда же наступили последние дни августа и Надя, окончившая среднюю школу, собиралась в педагогический институт в Ставрополь, Анна Ивановна мягко обратилась к Ване:
— Сынок, Надя едет на люди. Пусть возьмет пальто.
— Конечно, пусть берет! А вам купим еще.
Шло время Ваня работал и учился заочно в Ростовском финансовом техникуме:
— Кондрат, да скажи ж ты продавцам, чтоб оставили мальчишке костюм!
И принес отец костюм сыну. Померил его Ваня, а он как влитый.
— Ой, спасибочки вам, — заулыбался довольный Ваня. Походил по комнате, вышел во двор, на улицу. Вернулся, повесил его на вешалку, прикрыл чистой занавеской.
— Мама, глядите, чтоб не запачкали костюм.
Вечерами пятнадцатилетний мальчишка читал, писал, считал на счетах. По нескольку раз проверял контрольную работу, прежде чем ее отправить.
Наступила весна сорок первого года. Приходит Кондрат Калистратович домой и говорит Анне Ивановне:
— Меня посылают председателем колхоза «Знамя Ленина» в Малую Джалгу.
— И чего это тебя все перебрасывают с места на место? — незлобиво отозвалась Анна Ивановна. — Мы, как цыгане, сегодня здесь, а завтра в другом месте.
— Я солдат партии, мать.
* * *Подошло лето. Утро двадцать второго июня было теплым, солнечным. Кондрат Калистратович уехал на рассвете по колхозным бригадам проверять, как подготовились к уборке богатого урожая.
Ваня подрос, стал красивым юношей: вьющиеся русые волосы, правильные черты лица, славная улыбка. По-прежнему он первый помощник Анны Ивановны. Утром вычистил коровник, наносил воды, которая в тех засушливых местах ценится чуть ли не на вес золота, подмел двор и после завтрака сел доделывать последнюю контрольную работу в техникум. Если все правильно, его переведут на второй курс. Наверное, в следующем учебном году вызовут на сессию в Ростов. Вот тогда он увидит большой город.
«Какой он, этот город? Наверное, большие дома. Трехэтажные. Мощеные улицы, и нет на них грязи, как у нас, — думал Усков. — И много машин сюда-туда снуют».
Решил все задачи, проверил. Кажется, правильно. Рука потянулась к книге — «Овод». Любимую книгу подарили ему родители в день рождения.
В кухню вбежал Кондрат Калистратович:
— Вы шо, не чулы? Война! Гитлер напал на нас.
Анна Ивановна выронила из рук алюминиевую чашку с водой. Вода растекалась по земляному полу. Ноги сделались ватными, и она еле дотащилась до лавки. Села, охнула и заплакала.
— Это ж Федора опять заберут?! — Вытерла кончиком головного платка слезы. Посмотрела на присевшего рядом с нею Кондрата. — И тебя, наверное.
Кондрат Калистратович тяжело поднялся.
— Пийду в правление. Звонить в район надо. Спрошу, что делать.
На третий день провожали Федора на фронт. Ваня не выдержал — заплакал.
— Не плачь, братишка, ты провожал меня на войну с белофиннами и тоже волновался. А помнишь, я сказал, что через три месяца вернусь с победой. Вернулся же! И теперь вернусь через три-четыре месяца. Прогоним захватчика и вернусь. — Федор провел по мокрому лицу Вани шершавой ладонью, вытер слезы.
УХОДИЛИ В ОТРЯД ПАРТИЗАНЫШли дни. По радио передавали, что гитлеровцы бомбят наши города, занимают нашу землю. Сжималось сердце от боли.
Письмо от Федора. Единственное. Через три месяца почтальон принес извещение, что Федор пропал без вести. Анна Ивановна слегла от горя. Неделю не поднималась, во рту ни крошки. И только сознание того, что надо работать, что надо помогать фронтовикам, убирать до зернышка хлеб, заставило ее встать.
Подошло лето сорок второго года. Ваня работал в Малой Джалге счетоводом. Война не прекращалась. Совинформбюро передавало, что немцы уже в Ростовской области. Вечером, когда Анна Ивановна возвращалась с Тосей с колхозного поля, она тревожно спрашивала у сына:
