Юрий Корчевский - Танкист
«Пантеры» пока ничем себя не выдали. Они стояли, не обнаруженные, дожидаясь своего часа. И час этот пробил, когда в атаку на немецкие позиции пошли русские «тридцатьчетвёрки».
Командир роты приказал по рации подпустить Т-34 поближе и открыть огонь на поражение.
Павел всё это слышал и сидел как на иголках. Что делать? Он надеялся, что «Пантеры» пойдут в атаку на позиции советских войск, и когда его машина окажется на нейтральной территории, он сможет заглушить двигатель, а ещё лучше — загнать танк в глубокую воронку или ров и сбежать. Дело в том, что мотор через карданную передачу приводит в действие гидронасос для поворота башни и выполнения других функций. И если Павел заглушит его, поворачивать башню танка и вести прицельный огонь станет невозможно. У лобового пулемёта сектор обстрела невелик и, держась немного в стороне, можно избежать обстрела со стороны экипажа. Скорее всего, придётся решаться на крайний шаг.
Павел заранее обдумывал все варианты. Вот и сегодня утром, прежде чем завести двигатель, он загнал патрон в ствол личного «вальтера», придерживая пальцем курок, спустил его и сунул пистолет в кобуру. Теперь стоит выхватить его из кобуры — и можно стрелять, ведь «вальтер-Р-38» в отличие от «парабеллума» имел самовзвод. Расстреляв членов экипажа, Павел планировал на танке перебраться через немецкие позиции и доехать на нём до своих. Но это был вариант на крайний случай. Потому что он понимал: увидев немецкий танк, идущий на советские позиции, наши откроют огонь, и совсем не исключено, что они его подобьют. Да и немцы, увидев, что с «Пантерой» что-то неладное, могут выстрелить вдогонку. А кормовая броня тонкая, подобьют как пить дать.
Погибать бестолково, когда наши уже совсем рядом, Павел не собирался и решил немного выждать. Он наблюдал в перископ за атакой наших танков. Двигатель «Пантеры» работал, наполняя корпус гулом.
Приглушённый бронёй и шлемофоном, над головой грохнул выстрел пушки. Хоть на «Пантере» и стояла система продувки ствола, всё равно запахло кисловатым запахом сгоревшего пороха.
В перископ Павел увидел, как вспыхнула «тридцатьчетвёрка». Остальные «Пантеры» тоже открыли огонь. Дистанция была слишком мала, чтобы промахнуться — метров семьсот-восемьсот. Несколько минут — и на поле боя уже горят пять советских танков. Остальные, наткнувшись на сильный огонь, слегка сдали назад и, укрываясь за горящими машинами, стали выцеливать невидимого пока противника. Одна из «Пантер» выстрелила, обнаружив себя вспышкой огня и взметнувшейся перед дульным тормозом пылью. Тут же две «тридцатьчетвёрки» начали бить по ней бронебойными снарядами, а ещё одна стала заходить со стороны, явно намереваясь выстрелить в борт.
Но тут уже вмешался командир роты. Он прицелился и выстрелил по этому танку. Снаряд попал в ходовую часть, каток разбило, гусеница слетела. Т-34 крутанулся на месте и тут же получил снаряд в корму. Из танка повалил дым, экипаж покинул горящую машину, и через минуту последовал взрыв. Башня «тридцатьчетвёрки» слетела с корпуса, уткнувшись стволом в землю. Из круглого проёма в корпусе с рёвом вырывалось пламя.
Оставшиеся невредимыми два танка дали задний ход. На поле боя остались только горящие машины. Русская пехота вернулась за своими танками в траншеи. Бой стих.
«Чего я сижу? — подумал Павел. — Надо действовать».
Он вытащил из кобуры пистолет, вздохнул глубоко, как перед прыжком в воду, и выстрелил в стрелка лобового пулемёта, сидевшего по соседству. Потом обернулся и снизу вверх выстрелил в живот наводчику орудия, а потом — в командира. Заряжающий не понял ничего. Он был справа от пушки, и казённик орудия скрывал от него Павла. Заряжающий наклонился вперёд, и Пашка выстрелил ему в голову.
В танке наступила мёртвая тишина, если не считать мерного рокота двигателя.
Павел перевёл дыхание и вложил пистолет в кобуру. Только что он застрелил четырёх человек своего экипажа. Да, они враги его Родины, но он с ними спал, ел — просто общался, и сейчас ему было очень не по себе.
Павел выжал главный фрикцион, включил передачу. Запищала рация. От неожиданности Павел отпустил педаль. Танк дёрнулся и поехал. Всё, назад пути нет, теперь надо давить на газ — и только вперёд!
Павел вёл «Пантеру» мимо горящих «тридцатьчетвёрок» и не видел, как из своих укрытий выползли другие танки роты и устремились следом. Они не получали приказа по радио, но видели, как на позиции врага двинулась командирская машина. Мало ли по какой причине не работает рация? Антенну осколком срубило, или сломалась сама рация? И танки, рассыпавшись цепью, шли за командиром.
Пашка этого видеть просто не мог. Танк не автомобиль, зеркала заднего вида не имеет.
Он жал на газ и всё время ожидал удара сзади, в корму. Не дураки же немцы, догадаются, что он гонит к своим. В конце концов, снаряд угодит в корму, потом в боевое отделение, и уж потом — туда, где сидит он, Павел. Шанс уцелеть есть.
А за ним шли шестнадцать танков роты. Хоть и не было команды, но рота выстроилась клином, как не раз делала это на учениях.
Танк Павла прошёл через передовые траншеи немецких позиций и вышел на нейтралку. Павел вёл «Пантеру» на пятой передаче и давил на газ. По сторонам и немного сзади пылили танки роты. Экипажи вели огонь из пушек с коротких остановок. Немецкая пехота дисциплинированно поднялась за танками в атаку — не ходили немецкие танки без пехотной поддержки в атаку, их легко можно было бы сжечь из окопа «коктейлем Молотова» в бутылках или связками гранат.
Получилась нелепица. Павел пытался прорваться к своим, но вышло так, что он организовал и возглавил атаку своей роты и пехотного батальона на русские позиции.
Советские войска не предполагали, что после артподготовки на них могут двинуться танки, доселе себя не обнаруживавшие. Командиры наступающих частей не располагали данными, что немцы подтянут из тыла танковые резервы.
Но комбаты и командиры батарей были людьми опытными, нюхавшими порох не первый день. Полевые пушки ЗИС-З открыли огонь. Павел видел в перископ, как артиллеристы суетились вокруг орудий, видел вспышки на стволах пушек. Неужели это всё против него? Тогда почему нет попаданий?
Он выключил передачу и остановился. В бою останавливаться нельзя, неподвижный танк — отличная мишень. Но он решил осмотреться, хоть на секунду.
Из перископа водителя виден лишь небольшой кусок местности перед танком.
Павел перелез в башню, заглянул в смотровые щели командирской башенки и едва не закричал. «Пантеры» его первой роты двигались за ним в боевом порядке «клин», а за ними бежали пехотинцы!
Только тут до него дошёл весь ужас положения. «Пантеры» просто прорвут наспех подготовленную оборону советских войск и начнут давить тылы. И даже если он покинет танк, никто не поверит, что он свой и хотел лишь перебежать. Расстреляют сразу, может — в пылу боя даже не дав выбраться из люка машины.
Павел схватился за пистолет. Что он наделал! Впору было стреляться.
Зашипела рация. Павел решил ответить. Он подключил шнур шлемофона в гнездо.
— Ланге на связи.
Работала вторая, командирская рация, и Павел представился командиром танковой роты. А опознать голос по рации было весьма затруднительно из-за помех.
— Это сорок первый.
— Слушаю!
Позывной «41» имел командир панцергренадёрского полка.
— Мне докладывает командир пехотного полка, чьи подразделения вы поддерживаете. С его слов — вы отразили танковую атаку русских танкистов и сами перешли в наступление?
— Это так.
— Тогда вперёд, гренадёры, и да поможет вам Бог! Конец связи.
Павел отключился.
Вот влип! Вперёд нельзя — будут потери среди своих, советских. И перебежать к ним именно сейчас нельзя. Но и назад отступать и уводить роту тоже нельзя. Танки роты пока целы, и никто не поймёт командира роты. Хуже того! Ну — вернётся он назад, а экипаж мёртв, расстрелян из пистолета. Свои же танкисты расстреляют!
Так хреново Пашке ещё не было! И он решил двигаться вперёд. Вдруг повезёт, и его подобьют? Уж лучше погибнуть от русского снаряда, чем быть позорно расстрелянным своими. Кого он называл своими, Пашка и сам уже не понимал.
Павел перебрался на место водителя и тронул танк с места. Рядом взорвался снаряд, осыпав танк комьями земли и осколками. Однако вреда танку взрыв не причинил.
Его остановка не прошла даром. К нему явно прицелились, и только то, что он продолжил движение, спасло танк от попадания.
Павел вёл танк зигзагами, используя складки местности, вроде небольших ложбин. Тем не менее русский снаряд ударил в башню. Сквозного пробития не было, только заглох двигатель. Павел запустил его снова.
Бензиновый «Майбах» ожил, и танк пошёл вперёд. А впереди находились траншеи советских войск.
По лобовой броне дважды ударили бронебойные болванки. Конечно, в любом бою обе враждующие стороны в первую очередь стараются уничтожить командира, ведущего. Вот и сейчас, поскольку танк Павла был на острие танковой атаки, били в первую очередь по нему.
