Алфред Мэхэн - Влияние морской силы на французскую революцию и империю. 1793-1812
Делать сравнения – неблагодарное занятие, однако для достижения верных заключений необходимо тем не менее установить истинные факты. Старшему Питту не приходилось вести борьбу с таким флотом, какой имел против себя его сын при начале Французской революции. Французский флот, по свидетельству его историков, был предметом постоянных и разумных забот во все царствование Людовика XVI. В 1793 году он обладал обширной и превосходной материальной частью и после своих действий в войну 1778 года составлял гордость нации и предмет ее упований; законодательство Национального собрания и эмиграция роковым образом подорвали, правда, его активную способность, но тем не менее он все же еще представлял из себя весьма внушительную силу. До состояния такого относительного ничтожества, какое встретил старший Питт в Семилетнюю войну, он опустился вновь не прежде, как пережив годы пренебрежения и выдержав роковое Абукирское сражение. Старший Питт, подобно младшему, основывал свою систему войны на господстве на море, приобретении колоний и субсидировании континентальных союзников, и в общем политика эта была, без сомнения, правильна; но он имел притом в свою пользу весьма важные шансы, заключавшиеся в слабости французского флота и нахождении на своей стороне величайшего военного гения того века. За дело старшего Питта бился именно Фридрих Великий, имея против себя коалицию, хотя и обладавшую численным перевесом, но равнодушную к делу, плохо сплоченную и предводимую вождями, далеко уступавшими их великому противнику и часто представлявшими собой простых креатур наиболее испорченного придворного фаворитизма. Против же младшего Питта выступил некто больший Фридриха, выступил в самый момент триумфа, когда соединенными усилиями морской силы Англии, австрийских армий и неспособности Директории революция – говоря словами известного французского моряка и ученого – была «приперта к стене». В 1796 и 1799 годах Бонапарт, и один только Бонапарт спас от грозившей гибели – не Францию, ибо Франция не составляла предмета действий Питта – а ту «завоевательную и агрессивную систему», которая господствовала тогда во Франции.
Старший Питт видел завершение своего дела, хотя и выполненное более слабой рукой; младший же боролся, переходя от одного разочарования к другому, и умер под тенью Аустерлица, исстрадавшись умом и сердцем над бедствиями своего отечества. Современники и люди позднейших поколений, как в Англии, так и за границей, согласно приписывают ему руководящую роль в коалициях против революционной Франции, но они не обратили внимания на те особенные затруднения, при которых ему пришлось действовать, и на то, как близок уже он был к успеху. Легко критиковать подробности и противопоставлять одно предприятие другому. Можно, например, указать на неудачи, постигшие экспедиции, высаженные на французский берег в Семилетнюю войну; или показать, что завоевание Вольфом Канады в 1759 году, избавившее американские колонии от страха перед Францией, вызвало восстание их против Великобритании, тогда как, наоборот, Нельсон в 1798 году и Аберкромби в 1801 году спасли для Англии Египет, а вероятно, также и Индии; или напомнить, что старшему Питту не удалось вернуть Менорку силой оружия, тогда как младший прибрел и ее и Мальту. Мартиника пала перед оружием обоих; мыс же Доброй Надежды, Цейлон и Тринидад, эти призы позднейшей войны, могут быть справедливо противопоставлены Гаване и Маниле как призам войны предшествовавшей. В Индии, далее, Кляйв, этот первый и наиболее крупный из индийских героев Великобритании, служил старшему Питту, но зато перед оружием младшего пал Мисор, это царство Гайдер-Али и Типу-Саиба, двух наиболее грозных врагов, встреченных Англией на полуострове. И подобные сравнения и доводы можно продолжать до бесконечности – отчасти потому, что можно многое сказать с обеих сторон, но главным образом потому, что они касаются только подробностей, и те затрагивают дела в его корне.
Цели обоих Питтов были различны, как существенно разнились и обстоятельства, при которых жили их поколения. Задачей одного было расширение и установление великой колониальной системы, основы которой были заложены еще прежними поколениями, и сохранение в Европе равновесия между соперничествующими, но законными правительствами; тогда как перед другим стояла задача укрепить общественный порядок и политический строй самой Великобритании и Европы и тем дать ему возможность выдержать ураган, грозивший вырвать все с корнем. Для усиления своего отечества и ослабления врага каждый из них применял в свое время в сущности ту же политику, которая как в тот, так и в другой век отвечала положению Великобритании. Развивать и упрочивать ее морскую силу; облагать мир контрибуцией в пользу ее торговли; господствовать на море при посредстве всемогущего флота; расширять ее колониальные владения путем завоеваний, увеличивая таким образом ее производительные силы, умножая ее морские базы и в то же время лишая ее противника и доходов, и опорных пунктов, действуя из которых он мог бы вредить английскому судоходству; ставить затруднения великому врагу – Франции, снабжая субсидиями континентальных союзников, – вот в чем состояла политика обоих Питтов. Но эту же самую политику предписывало, как во время революции, так и во время Семилетней войны, и здравое понимание не только того, в чем заключалась особенная сила Великобритании, но также и ее положение в общей борьбе. Фридрих – в одном случае и Австрия – в другом нуждались в деньгах, которыми их могла снабдить лишь пользующаяся непрерывным коммерческим благосостоянием Англия. Действительная разница в общественном служении обоих государственных людей состояла в том, что сыну пришлось бороться с гораздо большими трудностями, нежели отцу, и что, поскольку дело шло о самой Великобритании, он достиг равных, если только не еще больших успехов. Отцу приходилось бороться не с могучей яростью Французской революции, но с придворными генералами и простыми наборными поисками Людовика XV и его фавориток; в союзе с ним была Америка; при нем не было бунтов в английском флоте; ему не угрожала коалиция Балтийских держав; и ему не противостоял Бонапарт. Английские купцы хвалились тем, что в его управление «торговля была связана с войной и развивалась посредством ее». Однако же торговля Англии расширилась во время Французской революции еще больше, чем в прежнюю войну, и как материальная сила британского флота, так равно и его военная слава получили большее приращение при сыне, чем при отце.
В истории личность старшего государственного человека представляется гораздо более внушительной, чем личность младшего. Выдающейся чертой одного служила высокомерная и страстная горячность, выдающейся чертой другого – сдержанность. Один сменил в должности министра, бывшего плохим администратором и обладавшего слабыми нервами и непредставительной внешностью. Резкий контраст, существовавший между старшим Вильямом Питтом и герцогом Ньюкастельским, лживой темперамент первого, твердая самоуверенность его характера, его яркая личность, окруженная драматическим ореолом даже в час его кончины, – все это произвело живое впечатление на воображение современников и сохранилось как предание даже и до наших дней. С другой стороны, за исключением нескольких близких друзей, второй Питт был известен своим товарищам-соотечественникам лишь по скамьям палаты общин. Столь же непреклонный по своему темпераменту, как и его отец, он молча выдерживал гораздо более сильное и продолжительное напряжение борьбы, исполненной самых крайних превратностей, и лишь немногие знали, что напряжение это он переносил с веселостью, спокойствием и присутствием духа, изобличавшими в нем прирожденного вождя людей. В самый черный час, когда последняя союзница – Австрия – отреклась от Англии и согласилась вступить в переговоры с Францией, когда среди матросов произошел бунт и британские военные суда, насильственно вырванные из-под командования офицеров, блокировали подходы к Лондону, Питт был однажды ночью разбужен одним из членов кабинета, явившимся к нему со зловещими вестями. Он спокойно выслушал сообщение, хладнокровно и ясно сделал надлежащие распоряжения и отпустил посетителя, который, однако, нашел нужным вернуться с дороги для получения некоторых дополнительных инструкций, но застал министра уже снова спящим сном праведника. Простой случай, содержащий, однако же, в себе целую драму.
Рассматривая вопрос об употреблении администрацией второго Питта военных сил Великобритании, нужно обратить внимание на его общие черты не как простого военного вопроса – вроде, например, планов военачальника в кампании, – но как распоряжений государственной мудрости, направляющей оружие в попытке удовлетворить нужды, признаваемые за наиболее существенные при данном политическом положении. Роль государственного человека состоит в том, чтобы определить и указать военному начальству наиболее живые национальные интересы, подлежащие охране, а равно и предметы завоевания или разрушения наиболее чувствительные для врага, причем критерием служат здесь политические требования, по отношению к которым вооруженная сила играет лишь служебную роль. Самые же способы, посредством которых вооруженная сила должна достигать указанных ей целей, – все эти вопросы о численности и роде войск, их снабжении и употреблении в кампании – все это технические вопросы, ведать которые государственный человек должен предоставить военному или морскому специалисту. Если же он берется распоряжаться и здесь, то он уже выступает за пределы своей компетентности и обыкновенно навлекает тем несчастье.
