Алфред Мэхэн - Влияние морской силы на французскую революцию и империю. 1793-1812
Простая справедливость по отношению к Питту заставляет сравнить мысль, лежащую в основе этой речи, произнесенной 12 февраля 1793 года, с основной мыслью уже цитированной выше речи 17 февраля 1792 года, чтобы увидеть тогда единство принципов и убеждений, руководивших им при столь различных обстоятельствах. Это положение он неизменно поддерживал из года в год, и даже обращенный к нему со стороны вождя оппозиции упрек в недостаточной определенности целей войны не заставил его сделать какое-либо другое определение своей политики. Тщетно повторялось издевательство, что будто министерство само не знает, чего оно хочет; даже в то время, когда целый ряд неудач союзников и успехов французов на материке, предшествовавший, как потом оказалось, наиболее блистательным победам британского флота, делал особенно чувствительными, ликования оппозиции, Питт с гордым упорством своего отца продолжал отказываться дать какое-либо иное разъяснение своей политики, кроме того, что он стремился к обеспечению безопасности, также, правда, и к миру, но только к обеспеченному миру. Определять в точности, какие именно успехи со стороны Великобритании или же неудачи со стороны Франции могли дать искомое обеспечение – значило бы браться за предсказания относительно капризной фортуны войны или же относительно того, как долго продлится странное безумство, охватившее французский народ. Когда человек обнаруживает, что его интересам или жизни угрожает упорная злоба сильного врага, то на вопрос, как долго или до каких пор он будет оказывать сопротивление, он не может дать иного ответа, как только сказать: до тех пор, пока враг не будет поставлен в невозможность вредить мне дальше, или пока я сам не буду уже больше в силах сопротивляться, – тогда, и только тогда я прекращу борьбу. Во время одного из периодов войны на долю Питта и выпала последняя альтернатива, но образ действий французского правительства – Директории так же, как и Наполеона – вполне оправдал предвидения британского правительства в 1793 году относительно того, что Европа не может пользоваться прочным миром до тех пор, пока не будет приведена в должные пределы агрессивная сила Франции. Надежду на мир нельзя было возлагать на темперамент французских правителей.
Таким образом, какой характер ни приняли бы военные операции, цель войны была, по взглядам британского министра, строго оборонительной; совершенно подобно тому, как занятие французами Австрийских Нидерландов, хотя и представляло собой наступательную военную операцию, но по своему замыслу составляло часть чисто оборонительной войны. Кроме более широкого и общего мотива своей собственной безопасности и безопасности Европы, Великобританию побуждал еще вступиться за Голландию и особый договор, обязывавший ее помогать этой державе в том случае, если ей придется воевать ради собственной обороны, и с объявлением Францией войны Соединенным Провинциям пришло время для выполнения этого договора. Было необходимо отметить здесь две причины войны, так как отношение Великобритании к более широкой борьбе отличалось от ее отношения к защите Голландии и обусловливало также и различие в образе действий. Она обязывалась по трактату выставить известный контингент военно-сухопутных сил, и по характеру ее частных интересов как в Нидерландах, так и в Голландии ей было естественно выслать для охраны их свои войска; однако же после того как злополучная кампания 1794 года отдала Голландию Франции, а революция в ее правлении изменила ее отношение к Великобритании, войска эти были отозваны и не появлялись уже на материке вплоть до 1799 года, когда благоприятные обстоятельства вызвали вторую, но уже слабую попытку освободить Провинции от французского господства.
Участие английских войск в прежних континентальных кампаниях было, таким образом, чисто эпизодическим, обусловленным ее особенными отношениями к Голландии, и закончилось подчинением этой страны Франции. Каково же, спрашивается, было отношение Великобритании к более широкой борьбе, в которой участвовали вначале почти все континентальные государства? Что могла она сделать для того, чтобы сковать силу Франции и таким образом восстановить в Европе то состояние обеспеченности, без которого мир является одним лишь пустым словом? От ответа на эти вопросы должна зависеть и критическая оценка того употребления, которое было сделано британским министерством из национальной силы. Осудить подробности, не разобрав сначала, каковы должны быть главные черты крупного плана, так же опасно, как и несправедливо, ибо меры, не оправдываемые сами по себе, могут быть оправданы требованиями общей политики. Нельзя и ожидать, чтобы в войне, принявшей такие широкие размеры и происходившей при столь необычных обстоятельствах, не было сделано серьезных ошибок в деталях, но если только крупные мероприятия должным образом соответствовали как силам, бывшим в распоряжении, так равно и имевшимся в виду целям, то следует признать, что со стороны правительства было сделано все, чего только можно от него требовать.
Морская сила, в которой главным образом и заключалась мощь Великобритании, доставляла ей два главных оружия: перевес на море, вскоре же обратившийся с дальнейшим ходом войны в господство, и деньги. Традиционная политика партии, пользовавшейся значением в государстве и имевшей многочисленных представителей среди правящих классов, была решительно против содержания постоянной армии, но даже и те вооруженные силы, которые имелись в наличности, были нейтрализованы самим характером государства, состоявшего из владений, рассеянных по всем частям света, и потому требовавшего скорее разброски, нежели сосредоточения действий. Проистекавшее отсюда затруднение еще усиливалось опасным недовольством Ирландии, заставлявшим постоянно содержать там значительную военную силу с возможной перспективой необходимости дальнейшего ее увеличения. Кроме того, цветущее состояние, которого достигли промышленность и торговля Англии, защищенные от военных бурь, опустошавших материк и приобретшие жизненное значение для общего благосостояния Европы, делало нежелательным отвлекать народ от работы в то время, когда рабочие классы других наций чуть ли не поголовно вербовались в армии.
Ввиду всего этого крупные сухопутные операции или даже значительное участие в континентальных кампаниях сделались если и не прямо невозможными для Великобритании, то, по крайней мере, крайне нежелательными. Для достижения целей коалиции было с экономической точки зрения благоразумнее предоставить ей господствовать на море, поддерживать мировую торговлю, получать деньги и заведовать финансами, в то время как другие государства, промышленность которых страдала от военных бурь и которые не имели таких коммерческих способностей, сражались бы на суше. Но этим и определяется в существенных чертах та политика, которой держалось тогдашнее министерство и за которую Питт-младший подвергся наиболее суровым порицаниям. Едва ли найдется хоть один историк, пользующийся известностью, который принял бы на себя защиту общей военной политики кабинета, во главе которого стоял второй Питт; напротив, блестящие успехи Семилетней войны давали легкую возможность всем порицателям этого государственного человека, начиная с его современника Фокса и до писателей наших дней, проводить обидный контраст между его отцом и им самим. Но спрашивается, в чем же состояли военные предприятия и подвиги справедливо прославленной Семилетней войны? Это были предприятия совершенно того же характера, как и те, которые предпринимались в войну Французской революции и, можно прибавить, как те, которые составляют настолько постоянную особенность английской истории, случаясь как во время европейского мира, так и во время европейской войны, что можно не без основания полагать, что в условиях Британской империи существует некоторая постоянная причина, вызывающая их повторение. Подобно малым войнам, случающимся через каждые несколько лет в наше время, это были смешанные военные и морские экспедиции, опиравшиеся на флот и на господство на море и видневшиеся во всех частях света при посредстве отдельных корпусов, незначительных по величине сравнительно с континентальными армиями, и потому по большей части носившие характер второстепенных операций, несмотря на ту большую роль, которую они могли играть при достижении важных общих целей.
Делать сравнения – неблагодарное занятие, однако для достижения верных заключений необходимо тем не менее установить истинные факты. Старшему Питту не приходилось вести борьбу с таким флотом, какой имел против себя его сын при начале Французской революции. Французский флот, по свидетельству его историков, был предметом постоянных и разумных забот во все царствование Людовика XVI. В 1793 году он обладал обширной и превосходной материальной частью и после своих действий в войну 1778 года составлял гордость нации и предмет ее упований; законодательство Национального собрания и эмиграция роковым образом подорвали, правда, его активную способность, но тем не менее он все же еще представлял из себя весьма внушительную силу. До состояния такого относительного ничтожества, какое встретил старший Питт в Семилетнюю войну, он опустился вновь не прежде, как пережив годы пренебрежения и выдержав роковое Абукирское сражение. Старший Питт, подобно младшему, основывал свою систему войны на господстве на море, приобретении колоний и субсидировании континентальных союзников, и в общем политика эта была, без сомнения, правильна; но он имел притом в свою пользу весьма важные шансы, заключавшиеся в слабости французского флота и нахождении на своей стороне величайшего военного гения того века. За дело старшего Питта бился именно Фридрих Великий, имея против себя коалицию, хотя и обладавшую численным перевесом, но равнодушную к делу, плохо сплоченную и предводимую вождями, далеко уступавшими их великому противнику и часто представлявшими собой простых креатур наиболее испорченного придворного фаворитизма. Против же младшего Питта выступил некто больший Фридриха, выступил в самый момент триумфа, когда соединенными усилиями морской силы Англии, австрийских армий и неспособности Директории революция – говоря словами известного французского моряка и ученого – была «приперта к стене». В 1796 и 1799 годах Бонапарт, и один только Бонапарт спас от грозившей гибели – не Францию, ибо Франция не составляла предмета действий Питта – а ту «завоевательную и агрессивную систему», которая господствовала тогда во Франции.
