Избранные романы. Компиляция. Книги 1-16 (СИ) - Кронин Арчибальд Джозеф

Сентиментальность Пейджа смущала Мейтленда – в этом и заключалась разница между ними: он просто не мог выказывать свое уважение шефу, сколь бы глубоко оно ни было, как не мог бы, скажем, поцеловать собственный локоть.

– Я скоро вернусь, – сухо сказал он, поджимая губы, и тут же улыбка осветила его некрасивое лицо. – Только смотрите, чтобы прессы работали, пока меня не будет.

К четырем часам статья была закончена, и Хедли, толстяк с вечно смущенной улыбкой, всегда все делавший на бегу, влетел в кабинет Генри с фотографиями, которые должны были ее иллюстрировать: тут были любопытные снимки новых домов на континенте, аэропортов, мостов и современных заводов. Когда он ушел, Генри только собрался было позвонить мисс Моффат, как вдруг услышал тихий стук в дверь.

– Войдите, – сказал он.

Подняв глаза, он с удивлением увидел Кору.

– Я вам помешала?

На ней было новое коричневое платье, которое он прежде не видел, и нитка жемчуга, подаренная им на Рождество два года назад. Никогда еще она не казалась ему такой красивой – особенно хороши были огромные горящие глаза. Словно извиняясь за свое вторжение, она поспешно продолжила:

– Мне надо было кое-что купить в городе… для Дэвида… ну и как же я могла уехать, не повидав вас? Если вы заняты, я лучше пойду.

– И думать не смейте. Садитесь и рассказывайте, как живете.

Робкая и застенчивая по натуре, Кора очень редко заходила в редакцию, и каждое ее посещение было праздником для Генри. А сегодня он смотрел на нее с особым удовольствием: не часто Кора была такой яркой и оживленной.

– Ну, рассказывайте, как вы живете? – спросил он.

– Я?.. Что ж, я всегда живу хорошо.

– То недомогание, которое вы тогда почувствовали на концерте, совсем прошло?

– Да ничего и не было-то. Просто отвыкла я от людей. Ну и в зале было очень жарко. – Она помолчала, потом спросила: – Главное… как вы-то себя чувствуете?

– Вполне прилично.

– А когда вы были последний раз у доктора?

– Этак с неделю назад… Я, право, забыл когда. Вообще, я бываю у доктора раз в месяц.

– А таблетки все еще глотаете?

– Ну да… Они мне очень помогают.

Будто сомневаясь в эффективности нитроглицерина, Кора покачала головой, но как-то неестественно, словно плохая актриса, разыгрывающая сожаление. Затем она подошла к его креслу. Ее глаза, необычно расширенные, казалось, молили о снисхождении.

– Мы с Дэвидом вчера долго говорили о вас.

– Да? – добродушно протянул он, глядя на нее снизу вверх.

Темно-коричневое платье – в тон глазам – оттеняло нежный цвет ее щек, на которых сейчас играл легкий румянец. От ее участия ему вдруг стало не по себе, особенно когда она с живостью добавила:

– Вы же знаете, как мы любим вас… и мы оба так за вас волнуемся. Очень уж много вы работаете, куда больше, чем нужно. Мы считаем, что для вашего же блага, – тут она быстро перевела дух, – лучше бы вам отдохнуть как следует.

– Что значит «как следует»? – с улыбкой спросил он.

– Ну, – снова мучительная, нервная пауза, – совсем уйти от дел.

Он был так удивлен, что даже слова не мог вымолвить. Немного придя в себя, он сказал:

– Дорогая моя… и в такое-то время… вы советуете мне бросить газету?

– Да, что ж поделаешь.

– Но ведь я только что выдержал борьбу не на жизнь, а на смерть, именно за то, чтобы сохранить ее.

– Вы выиграли. Это правда. Вы показали себя. Не сдались. Это замечательно. Так вот, воспользуйтесь этим. Ведь они дадут вам столько денег… куда больше, чем в тот раз обещали. – Она взяла его руку с ласковой улыбкой, которая тут же исчезла, и губы ее задрожали. – Отдайте вы эту газету… право, так будет лучше… для вашего же здоровья… и для всех вообще.

Генри поразила не столько эта неожиданная просьба, сколько скрытая настойчивость в ее тоне, и он насторожился. Неужели есть какая-то связь между ее посещением и письмом Смита? Обеспокоенный, он отвел глаза. Не мог он заставить себя рассказать ей про письмо, но и думать плохо о Коре тоже не мог; все же он спросил ее:

– У вас, надеюсь, нет никаких неприятностей?

Она вздрогнула, но ведь это могло быть и от удивления.

– Нет… у меня – никаких.

– А если что-нибудь случится, пожалуйста, скажите мне.

– Конечно скажу. Только со мной ничего не случилось… ничего. – Испуганная улыбка едва тронула ее губы. – Да и что могло случиться-то?

– Значит, все в порядке, – сухо заметил Генри. – Что же до моего отдыха, то я действительно намерен скоро взять отпуск. Да и вообще собираюсь уйти от дел и передать все Дэвиду. Но не сегодня и не завтра.

Наступило напряженное молчание. К счастью, обоих выручило появление мисс Моффат, которая, следуя заведенному порядку, принесла пятичасовую почту. Хотя она, видимо, не очень склонна была восторгаться представительницами своего пола, однако с самого начала почувствовала расположение к Коре. Она дружески поздоровалась с ней, и они обменялись несколькими фразами. Затем Кора сказала, что ей надо идти.

В мыслях Генри все еще царила сумятица, когда он снова сел за стол, после того как проводил Кору до дверей и у порога она еще раз попросила его подумать о ее словах. Взгляд, брошенный ею на прощание, какой-то жалобный, полный молчаливой мольбы и покорности, настолько взволновал его, что он не сразу смог приняться за работу. На улице чинили мостовую. Звук пневматического бура сверлил мозг, мешая сосредоточиться. В половине шестого Пейдж вышел из редакции в надежде обрести дома покой и собраться с мыслями. Но не успел он войти в прихожую, как наткнулся на Алису.

– Какой ты умница, Генри, что пришел так рано! – воскликнула она. – Ты мне как раз и нужен. Хорошо, что сумерки еще не наступили.

Она вздумала перекрасить комнату для гостей и, не доверяя местному маляру, решила сама подобрать цвета. Не в силах отказать в ее просьбе, Генри пошел за ней наверх, где она, облачившись в синий комбинезон, добрых три четверти часа с задорным видом смешивала краски, то и дело обращаясь к нему за советом. Под конец, после долгих обсуждений и колебаний, перепробовав все возможные сочетания, она остановила свой выбор на самой первой краске.

Как ни странно, эта возня с красками, которая, казалось бы, могла лишь испортить и без того скверное настроение Генри, произвела на него благотворное действие. В той озабоченности, с какой Алиса выбирала цвет комнаты, было что-то знакомое и успокаивающее, у него сразу стало легче на душе и все тревоги показались выдуманными. И почему он вечно ждет какой-нибудь беды? Смит просто хотел досадить ему. А Кора пришла, потому что они с Дэвидом беспокоятся о его здоровье. Между этими двумя событиями не может быть никакой связи.

На следующее утро в редакции все, казалось, шло своим чередом – ни оскорбительных посланий, ни каких-либо известий от Смита. Генри уже поздравлял себя с тем, что занял совершенно правильную позицию, решив не обращать внимания на письмо, как вдруг в одиннадцать часов ему вручили новую записку, составленную в еще более категорическом тоне:

Выпрямившись в кресле, Генри смотрел на записку, которую держал в вытянутой руке, точно она жгла ему пальцы, и повторял про себя: «Относительно Вашей невестки»… Он мог бы даже испугаться, если бы самый тон этой бумажонки не вызвал у него сильнейшего возмущения. Чем больше он изучал ее, тем омерзительнее она ему казалась. Она была без подписи и настолько не соответствовала общепринятым нормам поведения – во всяком случае, в его представлении, – что он просто с трудом верил своим глазам. Чтобы он, Генри Пейдж, получил такую угрожающую записку у себя в кабинете в городе Хедлстоне, нет, это просто неслыханно!

Вот теперь уже действительно нельзя больше медлить: необходимо тотчас принять решительные меры. Подумав немного, он велел мисс Моффат позвонить Смиту и сказать, что он готов принять его в три часа. Затем он подумал о Коре: справедливость требует, чтобы она была где-нибудь рядом, под рукой. В домике на берегу моря не было телефона, и связаться с ней было не так легко. А потому он послал ей телеграмму с просьбой прийти в редакцию к тому же часу.