Ян Лысаковский - Партизаны
Работы в хозяйстве много. К вечеру все тело болит и очень хочется спать. Только бы скорей добраться до постели на чердаке! И не думать… Не подпускать к себе порожденных воображением и усиленных людскими рассказами картин пыток и казней в гестапо. Не думать, что, может, и отец, и Юзеф… и Вися… Лучше смерть в борьбе, от пули, чем в подвалах гестапо…
Беспомощность ожидания… Может, уже нет никакого войска, конспирации, командования? Может быть, Крогулец просто убежал, спасая голову? А он до конца останется батраком у не очень проворного в работе хозяина? Однако предпринимать что-либо на свой страх и риск он не решался. А впрочем, куда он пойдет? Здесь можно как-то жить, деревня находится вдалеке от шоссе, вокруг леса, в случае неожиданного появления жандармов можно легко укрыться. Даже полицейские из тминного участка бывают тут редко.
Однажды вечером приехал на велосипеде какой-то парень. Спросил, правда ли, что хозяин продает лошадь. Потом попросил воды и, когда остался вдвоем с Метеком, назвал пароль.
— Приказано сказать, — парень понизил голос и еще раз огляделся вокруг, — приказано сказать, что завтра вечером ты должен быть у часовни у Зембице. — Объяснил, как туда идти, и предупредил, чтобы не расспрашивал дорогу у встречных.
— А как с хозяином?
— Скажи, что тебя вызвали. И все…
Хозяин действительно ни о чем не спрашивал. Сказал только, что сожалеет о его уходе, так как Метек, хотя и городской житель, неплохо справлялся с крестьянской работой.
И вот наконец долгожданный час наступил. Налегке — с собой ему брать было нечего, прихватил только краюху хлеба — пошел тропинкой через поля. Миновал Зембице и, идя по течению речки, вышел прямо к часовне. Уселся рядом с ней и осмотрелся по сторонам. Невдалеке паслись коровы, хлеб был уже убран, от ближайшей хаты доносился лай собаки. Тихо и тепло. Метек сосредоточенно курил махорочную закрутку, поглядывал на березы, стоявшие над рекой, на дорогу. Человек, которого он ждал, появился неожиданно со стороны поля. Неторопливо, словно хозяин, оглядывающий поля, он приблизился к Метеку. Был он молод, одет в какие-то потертые штаны и застиранную, старую рубаху. Подойдя вплотную, он произнес пароль и добавил:
— Идем.
— Куда? — вырвалось у Коваля.
Парень слегка пожал плечами. Метек покраснел, поняв неуместность своего вопроса.
За Зембице начинался лес. Проводник шел быстро, и Коваль еле успевал за ним. Некоторое время пробирались по узкой тропинке, потом пересекли вырубку. Прошли еще немного лесом и оказались перед двумя крестьянскими дворами. Когда подошли к плетню, из-за кустов вышел вооруженный человек. Растерявшийся Метек лишь через минуту узнал Сенка. Он улыбнулся, но Сенк не обратил на него внимания.
— Все тихо? — спросил он проводника.
— Все в порядке.
Прошли через двор; проводник велел Метеку подождать на крыльце, а сам вошел в дом. Коваль немного удивился. Во дворе не было ни души. Возле хлева копались куры; собака, видно, уже равнодушная к чужим, лежала у будки. Через минуту из дома вышел проводник Метека и, не глядя в его сторону, двинулся к калитке. Удивленный, Коваль встал, не зная, что теперь делать: идти в хату или ждать, когда вызовут? Он вновь уселся, свернул цигарку и закурил. Едва он затянулся пару раз, как дверь заскрипела. Метек обернулся и увидел Крогульца. Сержант был в мундире, на ремне висела кобура с пистолетом. Метек быстро затоптал цигарку и встал по стойке «смирно».
В избе у окна сидел поручник Рысь. Метек доложил ему по уставу о своем прибытии и взглянул на командира. За это время поручник сильно изменился, лицо избороздили глубокие морщины, рот сурово сжат, взгляд мрачный.
— Ну, что скажешь, Молот? — спросил он после минутного молчания.
— Прибыл по приказанию, — ответил несколько удивленный Метек. Неужели командир не слыхал, как он доложил о своем прибытии?
— Не боишься?
— Я? Нет, пан поручник.
Крогулец стоял сзади, и Метек слышал его дыхание. Поручник встал, подошел ближе.
— Встречаемся при невеселых обстоятельствах, — сказал он.
— Так точно. Не знаю даже, что с семьей, пан поручник.
— Отца не взяли, он скрылся, — отозвался Крогулец.
— Это правда?
— Да, — подтвердил поручник.
— А Юзеф? — прошептал Метек. Он был уверен, что услышит: «Арестован». Между тем поручник отвернулся к окну, а сзади загудел бас Крогульца:
— Предал.
— Кто? — не понял Метек. Это было настолько невероятно, что просто не дошло до его сознания.
— Вы знаете, где он жил? — спросил Рысь.
— Да.
— Знаете эту, его женщину?
— Да, видал ее.
— И она и Лыховский — агенты гестапо. Ваш брат тоже. Отсюда доносы, в результате которых взяли столько людей.
— Это невозможно!
— Почему вы так думаете?
— Ведь жандармы были у нас… Как же так? — Метек цеплялся за последнюю надежду.
— Если продают родину, можно продать и собственного отца. — Рысь был неумолим.
— И брата, — добавил Крогулец.
— Агент гестапо… — прошептал Метек.
— Вся тройка приговорена судом к смерти, — проговорил Рысь.
— Можно мне спросить?
— Да.
— Приговор уже приведен в исполнение?
— Еще нет. Но мы должны как можно быстрее ликвидировать этих предателей, иначе погибнет еще больше людей. Ты это понимаешь, Молот?
— Да.
Юзеф… Он не мог поверить этому. Но ведь поручник не сам это выдумал. Следовательно, это правда… Лыховский, эта Дорота, Юзеф… Знает ли об этом отец?.. Он сам не заметил, что спросил об этом вслух. Тогда Рысь подошел ближе, посмотрел Метеку в лицо. Взгляд его был настолько тяжелым, что Коваль опустил глаза.
— Молот, — сказал он тихо, — мы долго думали о тебе. Одно перевесило чашу весов… Ты не можешь быть предателем, так как не выдал Крогульца. Понимаешь? Ты пришел к нему в ту ночь, но за собой никого не привел. Сенк тоже уцелел. Мака взяли случайно, вместо брата. Мы сумели это проверить. И твой командир поручился за тебя.
После разговора Метек пошел в стодолу, лег в сено и пролежал так до утра, ни на минуту не сомкнув глаз. Все время слышались ему тяжелые, как жернова, слова поручника. Рысь говорил с такой жестокой откровенностью, что Метек понял, что поручник без колебаний выстрелит в лоб каждому, на кого только падет тень предательства.
— Ваш отец принадлежит к коммунистическому подполью, — сказал Рысь. — Их тоже много взяли, но они для нас чужие. Вы можете остаться в рядах Войска Польского, но только при одном условии…
— Каком? — спросил Метек.
— Если сумеете подняться выше семейных сантиментов. Это трудно, но вы должны решиться. Вы можете и покинуть нас, я не буду удерживать.
— Покинуть?
— Да, мы начинаем борьбу, и мне нужны солдаты, готовые на все.
— Я могу обратиться к вам?
— Можете.
— Прошу разрешить мне остаться.
— Вы хорошо все обдумали?
— Да.
— Согласен. Но помни, что выбор сделал сам. Теперь отдохни, а потом сержант определит тебя в отделение.
— Слушаюсь!
Пожалуй, он на всю жизнь запомнит каждое слово, сказанное в избе. И то, что Крогулец добавил уже на дворе.
— Я попросил командира, — сержант понизил голос и наклонился к Метеку, — чтобы он включил тебя в группу, которая должна привести в исполнение приговор в отношении этих гестаповских агентов.
— Меня?
— Да. Но он не захотел. Сказал, что с тебя и так хватит. Пожалел тебя.
Метек лежал на сене и плакал… Он мог себе это позволить, потому что был один. Каков теперь будет его жизненный путь? Теперь ему надо научиться не оглядываться на прошлое, переносить боль утрат… Товарищей, Аптека, теперь отца, любимой девушки и брата. Для него война — это потеря близких, лишения. Каков будет ее последний день? Дождется ли он этого дня?
Утром Метек явился на построение. Крогулец внимательно посмотрел на него, видимо, желая по внешнему виду узнать настроение. А вообще сержант относился к нему тепло, почти по-товарищески. Метек получил пояс с патронами и маузер. Рядом стоял Сенк, единственный знакомый парень во всем отряде, насчитывавшем десятка полтора бойцов. Метека назначили к нему в отделение. Сразу же двинулись в лес. Шли долго, пока не пришли в дом лесничего. Оттуда несколько групп ушли на задание. Метека пока никуда не посылали. Постепенно он втянулся в новую жизнь. А однажды вечером из дома лесничего вышли пять парней во главе с Крогульцем. Все оставшиеся ждали их всю ночь в состоянии боевой готовности. Метек, стоявший на посту, понял: то, о чем говорил Рысь, должно случиться этой ночью. Наверняка они пошли ликвидировать Лыховского и тех, других. Он боялся даже мысленно добавить, что и Юзефа тоже.
Группа Крогульца возвратилась перед рассветом. Люди были настолько измотаны, что сразу же повалились спать. Сержант отправился к поручнику, потом долго умывался в тазу возле дома. Метек подошел поближе и услышал, как сержант говорил Сенку:
