Дмитрий Лелюшенко - Заря победы
Из приведенного видно, что наиболее высокое превосходство в силах неприятель создал на своем левом фланге против нашей 30-й армии. В течение первой половины ноября она не получила никакого пополнения, и это было, на мой взгляд, существенным просчетом.
Для наступления северо-западнее Москвы предназначались 3-я и 4-я вражеские танковые группы, а на тульско-каширском направлении, с юго-запада, должна была наносить удар 2-я танковая армия. Действие танковых сил с севера прикрывала 9-я, а с юга — 2-я армии. Фронтальное наступление на Москву должна была вести 4-я армия. Ей предстояло сковывать главные силы Западного фронта до тех пор, пока ударные группировки не достигнут успеха на флангах, а затем расчленить главные силы Западного фронта и уничтожить их по частям западнее Москвы.
За время двухнедельной передышки советское командование укрепило свои оборонительные рубежи на ближних подступах к столице, пополнило стрелковые части пехотой (преимущественно сибиряками и за счет добровольцев-москвичей). Танков все еще было мало. Создавались стратегические резервы в Сибири и на Урале.
Второе генеральное наступление немецко-фашистских войск на Москву началось 15 ноября ударами 3-й и 4-й танковых групп по войскам правого крыла Западного фронта.
Удар огромной силы, обрушенный на 30-ю армию, в первые три дня наступления принес врагу успех. Наши части вынуждены были отходить на широком фронте. Неприятель получил возможность продвигаться на клинском направлении.
Отход войск 30-й армии и отсутствие в распоряжении командарма резервов ставили под угрозу левое крыло Калининского фронта. Поэтому командующий фронтом генерал-полковник И. С. Конев[25] принял меры к усилению войск 30-й армии: 185-я стрелковая дивизия (комдив полковник Виндушев), находившаяся в его резерве, срочно перебрасывалась в район Видогощи (пятьдесят километров юго-восточнее Калинина). Кроме того, к утру 16 ноября командующий фронтом взял из резерва 29-й армии 46-ю кавалерийскую дивизию (комдив полковник Соколов) и направил ее примерно в тот же район.
16 ноября враг начал наступление против армии Рокоссовского и здесь продвинулся вперед. Правофланговые войска 30-й армии под давлением превосходящих сил противника продолжали отходить. Однако попытки гитлеровцев с ходу форсировать Волгу успеха не имели. К вечеру 21-я танковая бригада полковника Лесового (военком Ветрук), 2-й моторизованный и 20-й запасной стрелковый полки, оставшиеся на правом берегу Волги, вели тяжелые бои на рубеже Городня — Красная Гора (сорок километров южнее Калинина) и сдерживали гитлеровцев.
На рубеже южнее Волжского водохранилища, у переправ через реку Ламу, войска 30-й армии удержали противника до полудня 16 ноября. Но в шестнадцать часов неприятелю удалось с большими потерями (до шестидесяти танков и тридцати орудий) форсировать реку и овладеть деревнями Дорино и Гришкино (пятьдесят пять — шестьдесят пять километров юго-западнее Калинина).
К исходу 17 ноября 30-я армия действовала уже тремя изолированными группами: 5-я стрелковая дивизия — за Волгой, на рубеже Поддубье — Судимирка — Свердлово (двадцать — пятьдесят километров южнее Калинина); 21-я танковая бригада, 2-й моторизованный и 30-й запасной полки — на южном берегу Волжского водохранилища, в районе Ново-Завидовский — Завидово; 107-я мотострелковая дивизия вела ожесточенные бои в окружении, в районе Тришкино — Теряева Слобода. Разрыв между группами достигал двадцати километров. Обстановка, складывавшаяся на участке 30-й армии, угрожала тяжелыми последствиями всему правому крылу Западного фронта.
Чтобы объединить усилия войск, оборонявших подступы к Москве с северо-запада, Ставка Верховного Главнокомандования 18 ноября передала 30-ю армию из Калининского в состав Западного фронта[26], придав ей два полнокровных пулеметных батальона. Однако следует отметить, что эта передача была проведена с запозданием, уже в ходе начавшегося наступления противника, что создало крайне трудную обстановку на правом крыле Западного фронта.
В тот день части 27-го армейского корпуса немцев при активной поддержке авиации пытались форсировать Волгу в районе Городни (между Калинином и Ново-Завидовским). Здесь 5-я стрелковая дивизия под командованием генерал-майора Вашкевича оказала упорное сопротивление, и замысел врага был сорван.
Южнее Волжского водохранилища наступал уже знакомый нам 56-й моторизованный корпус[27] противника: 6-я танковая дивизия — на Завидово, 14-я моторизованная и 7-я танковая дивизии — в направлении Решетниково.
В течение 18 ноября войска 30-й армии вели напряженные оборонительные бои на рубеже двенадцать — тридцать километров северо-западнее Клина. 16-я армия оборонялась севернее и южнее Волоколамского шоссе, где вели наступление три пехотные, четыре танковые дивизии и дивизия СС «Рейх» 4-й танковой группы противника. Нацелив удар в направлении Истры, введя в бой до четырехсот танков, фашисты стремились прорвать оборону 16-й армии, выйти ей в тыл, а затем во взаимодействии с 3-й танковой группой продолжать стремительное наступление непосредственно на Москву.
Хотя наши войска и оказывали упорное сопротивление, но численное превосходство противника, особенно в танках, делало свое дело: гитлеровцы теснили 16-ю и 30-ю армии.
Штаб Западного фронта располагался в Перхушкове. Командующий фронтом генерал армии Г. К. Жуков находился в войсках. Принявший меня начальник штаба генерал-лейтенант Василий Данилович Соколовский[28] познакомил с обстановкой.
— Надо во что бы то ни стало приостановить наступление немцев. Не допустить их до канала Москва — Волга. Это главное. Письменные распоряжения есть у вас на месте, — сказал он.
По дороге в Клин мы притормозили у санитарной машины, которая буксовала в выемке. Спросил командира, сидевшего рядом с шофером, кого он везет.
Тот с грустью ответил:
— Лестев погиб!
Начальника политуправления Западного фронта дивизионного комиссара Дмитрия Алексеевича Лестева я рассчитывал увидеть через два часа. Теперь он был мертв. На подвешенных в машине носилках — бледное, застывшее в страдании лицо комиссара. Это был замечательный коммунист, способный и опытный политработник, чудесный товарищ. В дни войны бойцы и командиры неизменно видели дивизионного комиссара на самых опасных участках. Его умное, теплое слово слышали и в дивизии Панфилова, и в корпусе Доватора, и у пограничников Хоменко.
В тот день начальник политуправления фронта приехал в 30-ю армию. Осколок вражеской бомбы сразил дивизионного комиссара. Тогда же был тяжело ранен находившийся рядом с ним начальник штаба Калининского фронта генерал Евгений Петрович Журавлев [29].
Клин остался позади. Еще двадцать километров по Ленинградскому шоссе — и мы въехали на окраину села Спас-Заулок, где разместился штаб армии. Село горело. Слышались крики детишек, причитания женщин над останками близких. Несколько часов назад фашисты нанесли по селу сильный бомбовый удар.
Штабной офицер провел меня к командующему армией генерал-майору Василию Афанасьевичу Хоменко. В его землянке находился и член Военного совета армии бригадный комиссар Николай Васильевич Абрамов. Поздоровались. Хоменко спрашивает меня, зачем прибыл. Показываю предписание из Ставки: принять 30-ю армию, а Хоменко сдать ее и отправиться в распоряжение Верховного Главнокомандующего. Василий Афанасьевич помрачнел. Вины за собой он не чувствовал. Что он мог сделать силами ослабленной армии против трехсот наступающих неприятельских танков!
К сожалению, в то тяжелое время военных неудач имели место не только подобные смещения, но и более тяжелые наказания. В этом, между прочим, особое рвение проявлял Л. 3. Мехлис.
Прочитав предписание, Хоменко очень расстроился, но быстро взял себя в руки:
— Ну что же, новый командарм, давай вкратце расскажу о наших делах. А потом уж сам подробнее ознакомишься. Утром пятнадцатого числа немцы после мощного авиационного и артиллерийского удара начали наступать силами около трехсот танков и мотопехотой при поддержке авиации. Прорвали нашу оборону на стыке с шестнадцатой армией и уже третий день развивают наступление. Части армии под давлением превосходящих сил врага отходят с упорными боями… В нашей армии к моменту наступления было всего три дивизии: пятая стрелковая, сто седьмая моторизованная, восемнадцатая кавалерийская — и, кроме того, два отдельных стрелковых полка и одна танковая бригада…
Хоменко — человек простой, открытый, без крупинки хитрости — дал краткую оценку соединениям. Он не перекладывал вину за отход на старшее начальство или подчиненных. Наоборот, утверждал, что командиры и комиссары дивизий показали себя отлично.
— Люди дерутся как львы, не боясь окружения, — с горячностью говорил командарм. — Особенно выделяется сто седьмая мотодивизия. Ее командир генерал-майор Порфирий Григорьевич Чанчибадзе — способный и отважный человек. У меня не вышло, — значит, сам виноват, а не кто другой. Обвинять подчиненных и жаловаться на противника не годится…
