Борис Бурлак - Граненое время
— По идее, надо подчиниться, раз обком требует... У вас с собой постановление бюро? — спросил Синев представителя области.
— Какое еще постановление? Я являюсь уполномоченным по Целинному району.
— Этого мало.
— Как вы сказали?
— Я сказал, что этого мало. Вы кто по должности?
— Заведующий сельскохозяйственным отделом.
— В обкоме есть строительный отдел, а в строительном отделе есть свой заведующий. Надеюсь, вы не лишаете нас права обратиться к нему?
— Вениамин Николаевич, я прошу вас навести порядок! — вскипел уполномоченный. — Вы, как ответственное лицо, как начальник управления совета народного хозяйства, должны распорядиться, чтобы немедленно были выделены тридцать кузовных машин. Иначе я сейчас же буду звонить первому секретарю!
— Василий, не задирайся, — вполголоса сказал брату Захар.
Витковский молча наблюдал всю эту сценку. Впрочем, Синев его не удивлял: он и в армии не отличался выдержкой.
— Мы обсудим, разберемся, товарищ Осинков, — отступал тем временем, прикрывая своего зама, Братчиков. — Постараемся найти выход из положения.
— Нет, я отказываюсь понимать ваши порядки! Кто же здесь управляющий? Синев или вы? Вы или Синев? Я доложу первому секретарю. Сегодня же, сейчас же!
Синев снял трубку, заказал разговор с обкомом.
— Зря волнуетесь, товарищ Оси́нков.
— Осинко́в.
— Простите, вечно путаю ударения. Сейчас нас соединят с первым секретарем, и все станет ясно.
— Я обойдусь без вашей помощи.
— Нам бы очень хотелось этого. Хлеб хлебом, но мы тоже не можем останавливать стройку. Верно? Верно. Скоро ударят ночные заморозки, а у нас три тысячи человек живут в палатках. Поймите, товарищ Оси́нков... виноват, Осинко́в.
— Не тратьте время.
— Верно, мы слишком долго убеждаем друг друга в том, в чем давным-давно убеждены.
Зазвонил телефон. В комнате установилась тишина.
— Пожалуйста, товарищ Осинков, соединяют с первым, — Синев подал трубку, но уполномоченный по Целинному району сердито отвернулся.
— Что?.. Никто не отвечает? Какая досада! Перенесите разговор на вечер. — Он отодвинул телефон и косо глянул, тая усмешку, на Осинкова.
— Считаю, Алексей Викторович, что вопрос остается открытым только до завтра, — сказал Осинков. — Завтра получите решение бюро райкома.
Братчиков утвердительно наклонил свою седую голову.
— Вы, кажется, оговорились, речь идет о решении бюро обкома, — сказал Синев.
— Раньше за подобный саботаж выгоняли из партии!
Синев вспыхнул, подошел к Осинкову и, чеканя каждое слово, сказал ему в лицо:
— Не удастся вам сделать меня беспартийным. Опоздали, дорогой товарищ.
— Посмотрим, посмотрим... — в замешательстве говорил тот, направляясь к двери.
Витковский и Захар тоже встали.
— Жаль, что не договорились мирно, — прощаясь с Синевым, сказал Витковский.
— По вашей вине.
— То есть?
— У вашей стороны не оказалось законных полномочий.
Захар покачал головой неодобрительно и вышел вслед за директором совхоза.
Строители остались одни. С минуту они молчали, остывая после этой перепалки. Алексей Викторович бесцельно перебирал служебные бумаги на столе. Зареченцев углубился в чертежи, а Синев мерным шагом ходил по кабинету. Наконец он остановился, спросил Зареченцева:
— Вениамин Николаевич, вы знаете этого Осинкова?
— Встречался иногда в президиуме какого-нибудь собрания.
— Хорошо, что его поздно стали выбирать в президиум, а то бы такой д е я т е л ь не одного упрятал туда, где Макар телят не пас, — он вспомнил шофера Гущина и улыбнулся.
— Да, мужик крутой.
— А отступил, когда дело дошло до первого секретаря, — сказал Братчиков.
— Не понимаю, почему вы-то готовы были отдать грузовики без боя? В такое время?
— Видите ли, Василий Александрович, — неохотно начал, протирая пенсне, Зареченцев, — возможно, придется законсервировать стройку до весны.
— Что, что?!
— До холодов остается месяц-полтора, а на площадке подготовлено к сдаче в эксплуатацию максимум четыре тысячи квадратных метров жилой площади. Примерно столько же находится в заделе. Мы не можем рисковать здоровьем людей. Кстати, чтобы сохранить кадры, временно переведем их на соседние стройки.
— Зачем же было огород городить? Это что, окончательное решение или только предположение?
— Это мнение некоторых товарищей из совнархоза.
— В том числе и ваше? Тогда мы с вами, Вениамин Николаевич, непримиримые враги.
— Хочу верить, что не на всю жизнь.
— Мнение некоторых товарищей! А вы посоветовались, к примеру, с теми товарищами, о здоровье которых так печетесь? Что они скажут, как вы думаете? В конце концов речь не только о консервации стройки. Это еще полбеды. Но в какое положение вы ставите людей? Молодых людей? Какое разочарование вызовет у них эта ваша консервация?.. Что же ты молчишь, Алексей?
— Мы уже здесь накричались до хрипоты. Вечером партийное собрание, надо поберечь голосовые связки.
— Партсобрание? Очень хорошо. А завтра надо собрать всех рабочих.
— Не следует устраивать митингов, — недовольно поморщился Зареченцев.
— Вениамин Николаевич, я уважаю вас как опытного специалиста...
— Весьма признателен вам.
— Но без горячих слов не обойдется. Стройка — это не только проекты, техника, материалы. Значительная часть жизни каждого из нас накрепко связана теперь с этой стройкой. И уж разрешите нам помитинговать. Если с нами не согласятся в совнархозе, пойдем в обком, не согласятся в обкоме — тогда в ЦК. Строителям нечего терять, кроме своих палаток! Так, что ли, Алексей?
— Гм...
— Наступление, как говорил еще Клаузевиц, сильная форма обороны.
— Послушайте, товарищи, положение весьма, весьма сложное, — Зареченцев свернул в трубочку план микрорайона и подошел к окну. — Нас подвели железнодорожники. Мы надеялись, что они откроют рабочее движение по новой ветке в июле, максимум в августе. Однако первый поезд прибудет на площадку, видимо, не раньше октябрьских праздников. Наличный автопарк не сможет обеспечить подвоз материалов, необходимых для достройки начатого жилья. Мы вступим в зиму абсолютно неподготовленными... — Он говорил тихо, не спеша, по памяти называя цифры.
Братчиков слушал внимательно, раздумывая, Синев слушал по обязанности, ему не терпелось прервать Зареченцева на полуслове.
— Простите меня за солдатскую прямолинейность, но мне кажется, что вам не удалось защитить эту диссертацию на тему «Новейшие методы консервации ударных строек!»
Братчиков предостерегающе поднял руку, но Синев и без того почувствовал себя неловко (что-то он со всеми задирается, как мальчишка!).
— Я, в свою очередь, должен признаться, что ваша горячность доставляет мне истинное удовольствие, — сказал Зареченцев. — Я рад, что недавний артиллерист столь быстро принял строительную веру.
Синев промолчал. Взглянув на часы, он вспомнил, что не обедал, и поспешил в столовую, пока ее не закрыли.
Навстречу ему шли молодые люди, направляясь на свои объекты. Многие были одеты по-военному: защитные гимнастерки с темными следами от погон, лихо заломленные пилотки. Эти молодцы не успели еще отвыкнуть и от строевого шага.
«Трудненько придется Вениамину Николаевичу Зареченцеву отстаивать мнение н е к о т о р ы х товарищей», — весело подумал он, с удовольствием отвечая на приветствия браво козыряющих парней.
Действительно, на закрытом партсобрании Зареченцев выступал дважды. Первую речь он посвятил обстоятельному обзору состояния стройки. Он говорил долго, то и дело снимая пенсне и надевая роговые очки, когда обращался к документам. В конце прозрачно намекнул, что работы, возможно, придется прекратить до будущей весны. Поднялся шум, все требовали слова. Лишь двое инженеров из управления треста поддержали начальника строительного управления совнархоза. Здесь бы ему и сделать для себя единственно верный вывод: присоединиться к большинству. Но он выступил вторично, стал расписывать суровый характер степной зимы с ее черными метелями, крепчайшими морозами, буйными ветрами. И как это Зареченцев допустил такой просчет, словно позабыв, что перед ним не просто вербованные люди. Туго, туго пришлось Вениамину Николаевичу. Один не в меру разгорячившийся оратор обвинил его чуть ли не в злом умысле.
Председательствовал Федор Герасимов. Заключая прения, он сказал:
— Моя бригада не уйдет из палаток до тех пор, пока не переселятся в капитальные дома все семейные.
— И моя тоже!.. И моя!.. — послышалось со всех сторон.
Зареченцев низко склонил голову, сделав вид, что что-то пишет, хотя по привычке рисовал чертиков.
Синев возвращался с собрания вместе с Алексеем Викторовичем. Брезентовый городок уже спал, громкоговорители были выключены. Только там, в степи, виднелись белые огни автомобилей и далекие созвездия комбайновых агрегатов. Возбужденно переговариваясь, коммунисты расходились по своим палаткам.
