Ян Дрда - Однажды в мае
— Я знаю вас, пан Гошек, — ответил спокойный голос Царды. — Как там у вас? Все пока спокойно?
— Спокойно… Трое убитых разведчиков. Двое не вернулись, третий умер у нас на руках.
— А что насчет танков слышно? Вы ничего о них не знаете? В Либени какие-то слухи о них ходят…
Гошек глубоко вздохнул:
— Я узнал о трех танках. Они маскируются в садах Рокоски. Там и погибли двое моих людей.
— Вы полагаете, это все? Их не больше?
— Я пошлю еще разведку… сообщу позднее…
— Хорошо… Одну минутку…
Голос капитана куда-то пропал — видимо, он прикрыл трубку рукой и заговорил с кем-то еще.
Слова сливались в тонкое пчелиное жужжание. Пришлось довольно долго ждать, пока капитан Царда снова не заговорил.
— Мы тоже пошлем разведчиков… через Либенский мост. Там еще можно кое-как перебраться. У меня тут ловкие ребята нашлись — коренные голешовицкие жители. Говорят, будто они знают на том берегу каждый камешек. Они проберутся туда без оружия, как штатские… им никакая опасность не грозит…
При словах «коренные голешовицкие жители» у Гошека защемило сердце. Тоник Кршенек, Ладя и Вашек, три отличных парня, были тоже коренными жителями Голешовице. Гошек знал их мальчишками, когда они еще купались во Влтаве прямо на песчаной отмели. И, хотя он прекрасно понимал, что в такой тяжелой обстановке без потерь не обойдешься, одна мысль об этих трех жертвах приводила его в дрожь. Эх, если бы только можно было рисковать собственной жизнью, не задумываясь он предпочел бы три раза сходить в разведку сам. Посылать других куда тяжелее…
— Если понадобится, пан Гошек, я схожу туда… — сказал сержант, наклоняясь к Гошеку, словно прочитал его мысли.
Гошек с благодарностью посмотрел на него. А Царда продолжал:
— Главное, не упускайте из виду эти три танка… Если они направятся в вашу сторону, мы пришлем на мост стрелков с фауст-патронами… Кое-кто уже научился обращаться с ними. Они могут быть у вас через десять минут.
Деловой тон капитана Царды и его желание поддерживать контакт, а не командовать несколько успокоили Гошека. Он дал капитану Царде телефон скульптора и договорился, что, если понадобится, они будут вызывать друг друга словами: «слесарная мастерская Гошека». Престарелый смуглый скульптор с ясными голубыми глазами и большой бородой горячо пожал руку Гошеку и Мареку.
— Стрелять я слишком стар, уже плохо вижу, но охотно стану вашим связным. Можете на меня положиться — я не отойду от телефона. В бомбоубежище я не спускаюсь, и, если надо, приходите хоть в третьем часу ночи…
Они вернулись на наблюдательный пункт — прямо на чердак к Галине.
— Как танки? Все там же стоят? — нетерпеливо спросил Гошек.
— Ничего нового… Стоят по-прежнему, — ответила Галина, пытаясь улыбнуться.
Но большие встревоженные глаза выдали ее. Марек заметил, что она чем-то обеспокоена, и сунулся было к отверстию на крыше, чтобы выяснить, чего испугалась Галина. Но та немедленно оттащила его назад. Она молча указала ему на темную балку у края отверстия. Казалось, кто-то ножом отколол от бревна свежую белую щепку.
— В тебя стреляли? — удивленно спросил Марек.
Галина взяла форменную шапку Марека, надела ее на винтовку и осторожно выставила в отверстие. Через пять секунд в воздухе просвистела пуля. Шапка подскочила и свалилась на пол. Сержант поднял ее и увидел на ней две маленькие круглые дырочки — одну справа, другую слева. Стало ясно, что стреляли справа.
— Не может быть, чтобы из-за реки… — хмуро сказал Гошек. — Это с нашей стороны откуда-то.
— С крыш, что ли, стреляют?.. — прищурившись, спросил сержант.
— Проверим… Мы должны быть уверены, что у нас в тылу все спокойно.
И все трое сбежали вниз, в кухню, откуда уже доносился запах супа. Бойцы все еще спали. Гошек вырвал из записной книжки листок и написал:
«Испанец, в Рокоске три танка. Они стоят у серой виллы, похожей на ящик. Следи за малейшим движением и обо всем доноси мне. Возьми на себя командование и пришли ко мне угольщика, для него тут есть дело».
Он сложил листок и кивнул Ярде Марешу.
— Возьми лодку и съезди на первую баррикаду, — сказал он. — Отдай это Кроупе. А угольщика привези сюда.
Ярда старательно отдал честь и выбежал из кухни.
Сержант Марек тем временем разбудил одного из спящих бойцов, который лежал у самого края, и отвел его на наблюдательный пункт, показав танки в Рокоске.
— Как только двинутся с места, доложишь. Да голову не высовывай наружу, сюда негодяй какой-то стреляет!
Когда он спустился вниз к Гошеку, пани Марешова уже разливала суп в три тарелки.
— Подкрепитесь, пока время есть!
Не успели они управиться с завтраком, как в дверь ввалился Лойза Адам, и в нос ему ударил аппетитный запах супа.
— Черт возьми, вот это называется вовремя! — воскликнул оп с улыбкой, стоя на пороге, потом шагнул прямо к плите и зачерпнул половником картофель с самого дна.
— Чем гуще суп, тем человек здоровее, пани Марешова! — сказал он, вываливая в тарелку полный половник картофеля; при этом он прищуренными глазами наблюдал за Гошеком.
— Они где-то здесь, на крышах. Пойдешь с нами? — вполголоса спросил его Гошек. Он знал, почему для этой жестокой и опасной операции берет именно Адама.
Лойза молча кивнул, и его пристальный взгляд стал еще внимательнее. Потом угольщик подсел к Гошеку и взял из пустой тарелки его ложку.
— Но самому тебе ходить не следовало бы… Ты начальник… — пробурчал он между двумя глотками.
— Именно поэтому. Операция будет сложная… — возразил Гошек.
С той минуты, когда Тоник Кршенек умер у него на руках, сердце Гошека все время мучительно ныло.
Как он может посылать людей на смерть, если сам не подвергается такой же опасности? И вправе ли он требовать доверия к себе, если не в силах обеспечить своим бойцам безопасность? Коварные убийцы в тылу — что может быть серьезнее! В операции он должен участвовать лично.
— Мы пойдем втроем — Адам, Марек и я. Компания хорошая… но нас мало, Не мешало бы прихватить с собой еще хоть двоих. Сержанту придется разбудить еще кого-нибудь… — сказал Гошек, словно раздумывая вслух, а не приказывая.
— Я с вами пойду, пан Гошек! Я уже выспался! — воскликнул Ярда Мареш, бросаясь к столу.
Гошек нахмурился:
— Лучше не надо, Ярда. У тебя еще молоко на губах не обсохло. Мало ли что…
Пани Марешова, стоявшая у плиты, обернулась. В ее глазах мелькнула озабоченность, но, словно стыдясь этого, она сказала:
— Пусть идет, если хочет. Его брата немцы угнали, он должен отплатить за это. И потом… мужчина — это мужчина! Уклоняться не следует.
Решительность пани Марешовой привела Гошека в замешательство.
— Лучше не надо, — повторил он.
А у Ярды и винтовка была уже за плечами. Галина встала из-за стола и молча взяла свой автомат. Она считала вполне естественным пойти со всеми. Сержант Марек решительно загородил ей дорогу:
— Ты останешься здесь, Галина. Нельзя тебе по крышам с нами ходить.
Он попытался удержать Галину за локоть, но та злобно сверкнула глазами.
— Я в таких делах побольше твоего понимаю, сержант!
— Не ходи! Не женское это дело!
— А освенцимские печи… женское? Ведь женщин и туда угоняли эти скоты!
Лойза Адам только сейчас понял, откуда он знает эту девушку. Он дружески обнял Галину. А она еле устояла на ногах от этой медвежьей ласки.
— Иди, иди, девочка, и никого не бойся! Мы однажды уже сражались вместе! Помнишь?
— Так это вы были… у школы? — сказала с улыбкой Галина.
— Я лично! — Лойза приложил руку к козырьку кепки. — Ты стреляла как черт! И правила нарушила — у больницы шуметь нельзя!
И оба весело рассмеялись.
Гошек распределил обязанности. Он сам, Лойза Адам и сержант с Галиной осмотрят крыши на домах в дальнем конце площади и на улице «У Пергаментки». Стрелок скрывается где-то там.
Ярда Мареш встревоженно спросил:
— А я что же делать буду, пан Гошек?
— Будешь страховать нас внизу на улице… — сказал, улыбаясь в усы, Гошек. Он решил не подвергать Ярду опасности. — Пошли!
Прижимаясь к стенам домов, с оружием на изготовку, они направились по пустынной улице к многоэтажным жилым домам на площади.
КОВАРНЫЙ УБИЙЦА
Безлюдная улица выглядела угрюмо. Посреди дороги валялись странные вещи: скамейка на чугунных ножках, вынесенная из парка у школы, коричневый комод с медными ручками, бочка, забрызганная известью, двуколка со старым кирпичом, у которой сломалось колесо и она лежала на боку, словно раненое животное. Все это было брошено здесь впопыхах во время ночной постройки баррикад: кто-то нес и не донес, кто-то вез и не довез, У тротуара валялся разбитый гипсовый бюст Гитлера, выброшенный из окна, и сломанный черный шелковый зонт с растопыренными погнутыми стальными спицами. Этот хлам придавал улице вид неприбранной сцены, которую только что покинули актеры.
