Алексей Горяйнов - Исповедь дезертира
— А хочешь, я тебя научу? Это просто. Обычные законы физики. Встань еще.
Я встал в стойку и сделал замах.
— Опускай руку медленно, — скомандовала Настя. — Вот видишь: твоя последняя фаза — наклон. Сейчас весь твой вес переместился в удар, и, если тебя дернуть вперед, ты полетишь дальше. Скорость умножится на вес. А мне нужно только вовремя увернуться. Я еще и не такое видела. Знаешь, как спецназ умеет?
— Нет, — покачал я головой.
— Они двумя пальцами отводят в сторону штык-нож и выхватывают у тебя автомат, а еще так могут, что ты сам в себя стреляешь. Только я так не умею. Ну, хочешь, будем тренироваться?
— Не знаю, — пожал я плечами, — можно попробовать.
Возились мы часа два. Закончили усталые, испачканные сеном. Я слегка поранил ладонь, Настя сразу это заметила и лизнула мне руку, а потом приложила к ране зеленый листик. Важно пояснила:
— В слюне есть вещества, которые убивают бактерии.
Отец Георгий
Так прошло несколько дней, но тут неожиданно нашей беззаботной жизни пришел конец. Известия из крепости заставили меня покинуть уединенный уголок земли, где нам с Настей было так хорошо. Мальчик принес записку: Таисия велела нам возвращаться, и мы собрались в путь. Бабушка Софико собрала снохе полную корзину гостинцев, так что обратно идти было нелегко. Дорогой я думал о том, что придется снова вести убогое существование, проводя большую часть времени в подземелье, подобно кроту. Настроение было испорчено окончательно. Однако я и предположить не мог, что в тот же день окажусь в центре событий, можно сказать, исторических — по местным меркам.
Когда мы подходили к крепости, перед нами буквально вырос дядя Малхаз. Мне даже показалось, что он шел за нами следом, а потом обогнал, чтобы впечатлить нас внезапностью своего появления. При виде небритого сурового горца мне стало не по себе.
— Настя, — настороженно сверля меня пронзительным взглядом, спросил он, — а что это за герой? Ты кто?
— Это мой друг Артем, — Настя дернула меня за руку. — Познакомься: это мой дядя Малхаз. Брат моего отца.
Малхаз решительно и твердо протянул мне мозолистую ладонь.
— Гомарджоба. Здравствуй, — сказал он сипловато, крепко пожал мою руку и снова оглядел меня с ног до головы.
— Вот и познакомились, — радостно сказала Настя и, взяв нас под руки, повела в крепость. — Мама одна? — спросила она у Малхаза.
— Одна, ушел ее дружок. Похоже, надолго. Там стали воевать по-крупному. Думаю, и до нас скоро доберутся, — Малхаз кивнул в мою сторону. — Где же ты такого друга нашла? Он вроде не из местных. Эй, парень, ты откуда такой взялся?
— Из Москвы — ответил я, немного стесняясь.
— А что так тихо? — заметил Малхаз. — Боишься чего?
— Да нас, москвичей, нигде не любят, вот я и…
— А-а, любят, не любят… Какое мне дело! У вас свои проблемы, у нас свои. Ты здесь зачем?
— Долго рассказывать — ответил я.
— Дядя Малхаз, он человек надежный, только попал в нелепую ситуацию. Из армии он дезертировал. Теперь вот его совесть мучает, — пояснила Настя.
Я поежился.
— Так просто: дезертировал, совесть мучает, — усмехнулся Малхаз и спросил: — Это правда?
Я кивнул.
— Там такая стрельба началась, а мы еще присягу не приняли. Вот я и подумал, что право имею… Но получается, что и своих предал. Я уже много на эту тему передумал…
Малхаз вздохнул, еще раз внимательно посмотрел на меня, потом, потирая ладонью небритые скулы, стал приговаривать:
— Ну да, ну да. Может, ты и прав. По тебе видно, что искренне говоришь. Пойдем.
Мы вошли в крепость, ворота которой оказались открытыми. Вышедшая к нам навстречу Таисия светилась радостью, но Настю поцеловала сдержанно. Потом Малхаз уединился с Таисией, и некоторое время они о чем-то разговаривали. Я выпытывал у Насти, о чем они могут шептаться, но она только пожимала плечами, успокаивая меня, что все будет хорошо. Оставалось только верить ее словам.
После разговора с Таисией Малхаз отозвал меня в сторону и, немного помолчав, сказал:
— Артем, послушай дорогой, хочешь, чтобы тебе спокойнее на душе стало, хочешь джигитом себя почувствовать?
Не понимая, к чему он клонит, ответил:
— Ну, хочу.
— Дело наше правое, — начал доверительно Малхаз. — Мы за родную землю воюем. Я руковожу ополченцами, и мне нужно отнести в деревню оружие. Поможешь мне?
Я пожал плечами, посмотрел на Настю. Та слышала обрывки нашего разговора и теперь ждала, как я поступлю. Мне не хотелось, чтобы она считала меня трусом.
Малхаз, видя мою нерешительность, добавил:
— Дело-то пустяковое. Однако вроде как на боевом задании побываешь.
Еще раз посмотрев на Настю, я ответил:
— Хорошо, помогу.
Оказалось, что Малхаз прятал в крепости оружие, и это было еще одной причиной его неприязни к Павлу. Как я узнал позже, Павло тоже имел здесь схрон, и однажды Малхаз нашел его тайник, но чтобы не подставлять Таисию, из всей партии поменял всего два новых автомата на старые. Поначалу это не бросилось в глаза, но когда боевики вернулись, они что-то заподозрили, и Павло устроил Таисии разборку, хотя ни деталей, ни каких-либо подробностей мне не рассказали.
Под покровом ночи мы с Малхазом стали переносить за пределы крепости автоматы Калашникова и боеприпасы к ним. Сделали несколько ходок к оврагу.
Здесь к нам присоединились два молодых грузина, и мы быстро переправили оружие в деревню.
Дорогой я спросил:
— Малхаз, а зачем вам столько оружия? Собираетесь с кем-то воевать?
Мой вопрос явно не понравился, он резко ответил:
— Не твое дело. Меньше знаешь, крепче спишь, — и стал говорить по-грузински со своими помощниками.
Когда подошли к селению, Малхаз сказал:
— Отдай автоматы им. Подожди меня у виноградника.
Парни навьючили на себя дополнительную ношу, я же остался стоять в тени лозы. Когда Малхаз вернулся, он сказал:
— Пойдем, у нас там праздник — я тебя приглашаю.
Отказываться было бесполезно, и вскоре я сидел в одном из домов в окружении бравых джигитов за накрытым столом, уставленным большим количеством бутылей вина. На почетных местах находились два старца — самые уважаемые в селении люди. Застолье выглядело очень благопристойно. Оно совсем не напоминало нашу бесшабашную, безудержную пьянку, когда, крепко набравшись, публика идет в разнос. Джигиты поочередно выходили на круг и лихо отплясывали национальные танцы. Один стучал в барабан, другой играл на каком-то инструменте, типа зурны, названия которому, к сожалению, я не знаю и сейчас, а сам Малхаз самозабвенно шпарил на гармонике. Она была старая и совсем не похожа на нашу русскую гармонь, но звучала не хуже, а может быть, даже и лучше. Малхаз играл просто виртуозно.
Заставив меня выпить изрядное количество вина и похлопав по спине, он предложил присутствующим тост за дружбу и понимание между нашими народами, а когда мы уже стали своими, как говорится, в доску, велел мне выйти на круг и изобразить что-нибудь как представителю дружественного народа. Помню, я растерялся и сказал, что плясать не умею, но могу сыграть на гитаре.
Принесли инструмент. Подкручивая колки, я одновременно раздумывал, что бы спеть. Еще в школе у нас были популярны частушки на кавказский мотив.
Несколько куплетов пришлись как раз к месту, и я, что называется, дал себе волю. Особенное одобрение вызвал куплет следующего содержания:
Если друг пришел домой,
Шахер-махер ставь на стол,
Если выпил и загрустил —
Ты не мужчина, не грузин…
После этого меня, можно сказать, зауважали, и впервые Малхаз назвал меня «братом».
Конец веселью пришел совершенно неожиданно. С рассветом на окраине деревни, совсем недалеко от дома, где мы находились, вдруг прогремел сильный взрыв, и сразу началась стрельба. Мужчины повскакивали со своих мест, бросились к оружию. Мне тоже сунули автомат, но я его тут же выронил, потому что у самого окна что-то разорвалось и ослепило меня. При падении зацепил торшер и грохнулся вместе с ним на пол. Затем последовал еще разрыв, и я потерял сознание. Очнулся от толчка в живот. Меня пинали ногой.
— Э, Саши, а вот этот вроде живой, смотри, дышит, — раздался надо мной голос.
Двое мужчин подняли меня с пола.
— Вставай, друг, — обратился ко мне мужик с окладистой бородкой. — Пойдем, будешь нас прикрывать, а то твои дружки очнутся и пойдут в погоню.
Второй, лица которого я не видел, тихо засмеялся. Появившийся в проломе стены еще один кавказец что-то крикнул на своем языке, и меня куда-то поволокли.
Через несколько десятков метров бросили на землю, завязали глаза, а потом подняли и усадили на подъехавшую телегу. Еще слышались выстрелы, но телега медленно увозила меня в очередную неизвестность…
