Каим Шайхитдинов - Дневник офицера
— Все у них получается как надо: ни лишних движений, ни разговоров. Даже вместо доклада «вижу цель», они докладывают «ко» в настоящем бою! Виктор Иванович Мишенкин также посещал такие тренировки.
Но каждый день в дивизион ездить не было возможности. А он не любил сидеть без дела. Напрашивался на поездки вместе с технарями.
Он, бывший командир стартовой батареи, стал помогать вьетнамским ребятам по стартовому оборудованию, снискал в этой работе заслуженную благодарность.
Алмаз Закиевич Ибрагимов был грамотнейшим из них. У него институтское образование, он инженер. Знал почти все системы комплекса. Часто заменял меня, возглавляя группу в моем отсутствии (когда я уезжал в другие полки или работал в составе комиссии инженерно-ракетной службы). Он чаще посещал тренировки расчетов командного пункта полка. Позже, после приезда из Вьетнама, он стал начальником отдела боевой подготовки дивизии.
Об Иване Антоновиче Старостенко было уже сказано. Проработав в Ханое месяцев восемь, он уехал домой по семейным обстоятельствам. Военную службу закончил начальником школы младших специалистов (сержантов).
Александр Васильевич Дмитриев, выпускник военной командной академии, руководил работой группы умело. Строго спрашивал, но не пресекал самостоятельности и инициативы. Заботился о нашем быте, организовывал отдых. Вместе с врачом группы Игорем Павловичем следил за состоянием здоровья, соблюдением гигиены: стрижкой, стиркой, помывкой. Своевременно уложить спать — это тоже не маловажно. Без сна нет и продуктивного труда.
Кстати о помывках. В реках, озерах и других водоемах купаться нельзя. Они кишат мелкими и совсем немелкими живыми существами. Бань, как в северных странах, во Вьетнаме нет. Не в обычае. Где помыться? Хорошо, если поблизости колодец. Тогда проблема снимается. Если его нет? Тогда приходится его рыть. В двух местах так и пришлось делать. Не смогли подобрать места с колодцем. Мы помогали работникам бюро обслуживания рыть их, чтобы ускорить появление воды. А дальше проще. Строится небольшое сооружение из циновок. Ставятся рядом железные бочки с выбитым с одного конца дном. Заполненная водой бочка обкладывается дровами и разжигается огонь. Теплая вода есть! Это в холодное время. А в теплое можно и не подогревать, хоть колодезная, но этой водой можно обливаться. Обливаемся из литровой консервной банки. Дно банки пробито множеством мелких отверстий. Набираешь из бочки воду, а она обливает тебя как под душем, мелкими струйками. Особенно приятно после работы.
Однажды кто-то решил устроить «настоящую» баню с паром. (Это было, когда мы жили недалеко от столицы вместе с инженерно-ракетной службой). Здесь стояла военная обмывочно-дегазационная машина. На ней имеются две железные камеры (с двойными стенками вроде термоса), в которые нагоняется горячий пар. Кому-то пришло в голову использовать этот пар как в бане. Садишься в камеру и открываешь пар. Вот тебе и баня!
Есть одно неудобство: дверь в камеру запирается только снаружи. Поэтому одному из парящихся нужно стоять рядом и открывать дверь, как только изнутри раздастся стук. Так заработала у нас баня. Мы тоже сходили в эту баню вдвоем с командиром.
Хозяином этой машины был вьетнамец, у которого получали разрешение. Он даже помогал топить печку.
Однажды подполковник Румянцев, недавно прибывший по замене вместо Шерстобитова, руководителя группы инженеров, решил положиться на хозяина установки и пошел туда один, без напарника. Истопник-вьетнамец, которого нередко видели и выпившим, и под «наркотой», почти ничего не понимал по-русски. Показав ему жестами: закрыть дверь, а затем, после стука открыть, Румянцев залез в камеру, напустил пар. По мере повышения температуры ручка вентиля-крана так накалилась, что не было возможно до него дотронуться. И вот наш любитель париться сидит в камере, пытается закрыть пар, но у него ничего не получается. Он уже обжег руки, пар продолжает поступать, хотя и не в том количестве как вначале. Он стучит во всю силу, кричит, никто не слышит и никто не подходит. Истопника нет. По-видимому, позабыв о своем клиенте, он куда-то ушел.
К счастью Румянцева, я шел мимо, заказывать машину на следующий день. Услышав отчаянный стук, я тут же открыл камеру. Оттуда вывалился весь обожженный парильщик. Все тело его было красным, сам он до того перепуган, что ничего не мог вымолвить. Тут подошли еще несколько человек из обслуги. Я посоветовал немедленно броситься в реку (в пяти метрах). В воде ему стало сразу легче, он с головой погружался в нее и долго не вылезал на берег. Кажется, все обошлось благополучно, во всяком случае, он в госпиталь не ложился, лечился на месте.
Разговоров об этом было много, в том числе и шуток, вроде: «Материальную часть знай, как пять пальцев, иначе испечешься как Румянцев». Здесь под словом «материальная часть» имелась ввиду та злосчастная камера и ее вентиль-кран. Тут же вспоминали старый анекдот о летчике, вынужденно приземлившемся на территории противника и захваченного в плен. На допросах от него требовалось рассказать о каком-то узле его самолета. Он плохо знал матчасть и не мог ответить. Пытали, били — бесполезно. Когда возвратился из плена, якобы говорил своим сослуживцам: «Учите, ребята, матчасть, за незнание больно бьют».
В каждом почти письме на родину мы посылали несколько фотокарточек. Это фотографии, в основном, о наших буднях. Меньшая часть — пейзаж, архитектурные сооружения Ханоя, портреты друзей и знакомых. По фотографиям можно проследить жизнь каждого, так много набралось этих снимков. Но с годами фотографические снимки тоже, как и сам человек, стареют. Многие снимки выцвели, пожелтели. Но, наверное, сохранились пленки у наших нештатных фотографов. Когда-нибудь и их проявят. Посмотрят потомки эти мгновения истории, сделают выводы.
Из дома тоже приходили в письмах фотокарточки. Дети, жена. Старшая дочь учится в школе, сама пишет письма, присылает свои рисунки. Я тоже ей пишу отдельные письма, пишу более четким и крупным почерком, она окончила только второй класс.
Все мы скучаем по родине, по родным и близким. Они снятся во сне. И не только они. Снятся морозы, снега, березы, даже пища…
Осенью наш доктор Игорь Туркин побывал на Родине. Сопровождал больного офицера из соседнего полка. Его укусила какая-то заразная муха (комар?), он заразился и заболел тяжелой болезнью. Долго лечили в госпитале. Доставили из Японии какую-то сыворотку, но не помогло. Решили отправить в Союз. Вот его и сопровождал самолетом наш доктор. Он сумел заехать на обратном пути к семье, позвонил женам или родственникам наших ребят, у кого были телефоны, передал приветы, рассказал о нашей жизни. Привез с собой целую кучу подарков и «наших» продуктов. В том числе большую банку селедки (ее здесь почему-то не было), несколько буханок настоящего ржаного хлеба.
Три килограмма селедок со ржаным хлебом мы съели за один вечер! Вот до чего соскучились! Да, человек привыкает ко всему, что окружает его с самого дня рождения, к природе, людям, даже к той же пище, что забыть он это не в состоянии. Где бы человек не находился, куда бы судьба его не забрасывала, он привязан к своей Родине, он связан с ней видимыми и невидимыми нитями.
Ответственное поручение генерала
В небе Ханоя временное затишье. Не слышно звуков сирен о воздушной тревоге, не было объявлений по городской радиосети: «Граждане, внимание, граждане, внимание! Американские самолеты приближаются… Расстояние — 50–30 километров. Так было в первые месяцы нашего пребывания во Вьетнаме. Не было тревог, не было и отбоя воздушной тревоги: «Май бай ми да бай са» (американские самолеты улетели). Но были еще радостные возгласы на стартовых позициях: «Бан жой!» (Сбит!), так как постоянно летали разведчики.
Я сижу в номере гостиницы один. Жду появления генерала Кульбакова. Это он вызвал меня в Ханой. По какому вопросу — пока мне неизвестно. В штабе мне передали, чтобы я его ждал в гостинице. Сейчас он занят, а вечером сам меня найдет. Жду.
Около шести часов раздается стук в дверь и тут же открывается: в двери Владимир Михайлович Журавлев, подполковник, командир группы при «морском полку». Остатки рыжих волос на лысой голове растрепаны. Видно: уже выпивший.
— Привет земляку!
— Привет! Откуда, куда?
— Откуда — известно, куда тоже — домой, в Союз. Чего не заходишь? Я ведь давно здесь. Жду самолет.
— Я не знал, что ты уезжаешь. — Он приехал месяца на три раньше нас, значит, и уедет раньше. Вообще Владимир Михайлович сначала был старшим в нашей группе и готовился и курсы вместе проходил, потом его внезапно отправили раньше нас. Дело в том, что он бывший морской офицер, окончил высшее морское училище. При реорганизации Армии и Флота попал в ПВО, окончил командир академию. В 1967 году было принято решение о формировании полка с уклоном стрельбы по надворным целям. Больно уж близко стояли и подходили вражеские корабли к берегам Вьетнама, обстреливали побережье и дорогу номер один. Вот и назначили в этот полк бывшего моряка. С Журавлевым мы иногда встречались на совещаниях, но поговорить о его делах как-то не получалось. О пусках ракет по кораблям я не слышал, но факт остается фактом: корабли отошли от берега на безопасное расстояние. Как летит незаметно время: он уже уезжает!
