Игорь Шелест - Крылатые люди
После того как пропустили по фронтовой, аппетит разгорелся еще больше и обнаружилось, что хлеб уже кончился. Чтобы не ударить перед гостями в грязь лицом, отрядили делегацию к начпроду с просьбой отпустить еще по двести граммов хлеба. Просьба была удовлетворена. Зато потом образовавшуюся хлебную задолженность с нас удерживали долгих пять суток".
В числе тех, кто громил тогда немцев и кто принимал участие в застольном праздновании, были два закадычных друга, два сибиряка — Владимир Ромашевский и Иван Черных.
Летчиками 125-го бомбардировочного полка они стали еще в 1939 году. Их полк СБ[9] дислоцировался тогда в Могилеве. Они были в звене у Виталия Александровича Гордиловского: маленький, щуплый Черных и рослый блондин с золотым зубом для красоты, Ромашевский. «Ромка», "Рома" — иначе летчики полка его и не называли, забыв, что настоящее его имя Владимир.
Воевать они начали с первого дня войны.
И вот в один из первых труднейших дней, когда полк атаковал наступающую вражескую колонну, в самолет Ромашевского угодили снарядные осколки; моторы, лишенные охлаждающей жидкости, один за другим заклинило, и Ромке ничего не оставалось, как выбрать подходящую площадку и садиться. Но каково было ему приземлять машину на три точки, когда нигде вокруг не видно было никаких укрытий: ни кустов, ни лесочка! А вдалеке, у деревни, уже пылили гитлеровские мотоциклисты. Надежды, казалось, никакой.
Выбираясь из кабины, он горестно взглянул в сторону улетавших самолетов своего полка, и тут — о чудо! — увидел, как один СБ, отколовшись от строя, пошел на снижение; круто разворачиваясь, направлялся к их беспомощному теперь, с застывшими винтами среди поля, бомбардировщику.
— Братва! — вскрикнул Ромашевский, обращаясь к своему штурману и стрелку-радисту. — Да это Ваня Черных! Чтоб мне не сойти с этого места, ручаюсь вам! Вот это друг!..
Сорвав с себя шлем в радостном порыве, летчик принялся яростно размахивать им, как вымпелом, сам не зная зачем. СБ низко шел к их полю, намереваясь поточней примоститься рядом с подбитым самолетом. Несколько десятков секунд, и Черных, не выключая моторов, выскочил на крыло. Ромка и его два парня кинулись к остановившемуся самолету. Черных уже кричал им:
— Скорей на мое место, Рома!.. Я к тебе на колени; так и поведу машину. А штурман и стрелок пусть лезут к моим в кабины. В тесноте, да не в обиде! Скорей, скорей! Немчура уже в овраге. Благодарить будете, когда долетим.
Через час Черных, сидя на коленях у Ромашевского, привел самолет на базу.
За ужином Ромашевский, обращаясь к боевым товарищам, к командиру полка, попросил его выслушать.
— Товарищи, я несказанно счастлив, что опять с вами. А был момент сегодня, когда и не думал, что вас увижу. И вы знаете прекрасно, что наш экипаж не угодил сегодня в лапы врага исключительно благодаря Ване Черныху.
Вот он, глядите, уткнулся в тарелку. Никогда не забуду, Ванюша, твоего подвига во имя дружбы! И если тебе будет трудно, клянусь перед полком, поспешу к тебе на помощь!
Нет, не знал Ромка, что не в силах будет помочь Ивану. 15 декабря, в хмурый день, Ваня Черных вылетел на одиночном самолете Пе-2 № 67 бомбить вражеские батареи. С наших передовых позиций было видно, как возле его самолета разорвался снаряд. Машина вспыхнула. И тогда Ваня Черных направил свой № 67 круто вниз, прямо на вражеские батареи…
В один из ноябрьских дней того же первого года войны между Москвой и Ленинградом висела низкая облачность, налетали снежные заряды. Это радовало Сергея Сугака: в такую погоду едва ли можно было встретиться с вражескими истребителями. С легким сердцем он отправился в очередной рейс в осажденный город на Неве, имея на борту своего ТБ-3 более трех тонн мясных консервов, сала, масла, медикаментов.
Бывшего учителя литературы Сергея Сугака Великая Отечественная война застала на службе в Военно-Воздушных Силах командиром тяжелого бомбардировщика ТБ-3.
Конструкции 1930 года туполевский четырехмоторный самолет имел толстое крыло с гофрированным дюралевым покрытием, брусковатый, малообтекаемый фюзеляж, естественные для своего времени открытые кабины для летного состава, неубирающееся шасси с торчащими огромными колесами — почему и мог развивать скорость не более ста пятидесяти километров в час.
На таких самолетах впервые в мире летчики Водопьянов, Молоков, Алексеев и Мазурук совершили посадку на Северном полюсе. И все же эти заслуги старого трудяги ТБ-3 не прибавляли ему ни скорости, ни маневренности и не могли достаточно обнадеживать Сугака, когда он со своим экипажем начал на ТБ-3 воевать в 1941-м.
Но летать на ТБ-3 ночью даже в тот, самый трудный, период войны оказалось возможным. И это доказали многие наши летчики, в их числе Сергей Савельевич Сугак.
"Благословенна ночь для влюбленных и… сверхгромоздких тихоходов, как наш ТБ!" — думал Сергей, вылетая в свой первый рейд на запад, к переправе, где скопилось множество вражеской техники, и чувствуя себя затерявшимся в небе среди звезд очень короткой летней ночи.
И ночь воистину укрыла от врага краснозвездный размашистый корабль Сугака. Помогли и облака. С высоты 2500 метров полетели на врага бомбы, и, не получив пробоин, ТБ-3, летя за облаками, под утро возвратился на свой аэродром.
Так началась война для бывшего учителя русской литературы, и экипажа его «везучего» ТБ-3.
В короткие летние ночи они производили налеты на железнодорожные узлы между Могилевом, Борисовом, Гомелем и другими городами на западе от Москвы, сдерживая наступление немцев. Но вот нависла хмурью еще более трудная осень. Особенно тяжко стало под Ленинградом. И тогда корабли-ветераны были переброшены на транспортную работу для снабжения осажденного города. Сугак и его товарищи стали возить в Ленинград продукты и медикаменты. Тут уж приходилось летать и днем, и, чтобы не встречаться с вражескими истребителями, в самую скверную погоду.
Обычно они летели вдоль железной дороги, затем пересекали Ладогу и выходили к Пулковским высотам, на аэродром. Тут же разгружались, не мешкая — по аэродрому то и дело била тяжелая артиллерия, — и шли обратным курсом, взяв на борт больных женщин и детей.
Так Сергей Сугак и его славный экипаж на ТБ-3 выполнили четырнадцать рейсов в героический, многострадальный город. И вот в пятнадцатом рейсе, когда они летели между космами облаков и макушками деревьев, в корабль Сугака угодили сразу четыре снаряда от немецкой скорострельной пушки.
За несколько секунд до этого Сергей подозвал к себе штурмана Александра Жукова, хотел спросить его о чем-то, и когда Жуков наклонился к командиру самолета, рванул первый снаряд в носовой части фюзеляжа. Осколок попал Жукову в шею, кровь брызнула по сторонам, ослепила Сугака, залила ему лицо, глаза, переднее ветровое стекло. — Держи штурвал! — крикнул Сергей второму летчику, еще не понимая, почему в мгновенье все стало таким красным. Потрясенный, он обхватил голову меховыми рукавицами и, не почувствовав боли, торопливо стал размазывать по лицу кровь.
Чтобы хоть как-то прозреть, потребовалось несколько секунд. Они, правда, показались долгими. Но и открыв глаза, Сергей обомлел от ужаса. Ветер, завихрясь в открытой кабине, развеивал вокруг хлещущую из шеи штурмана кровь. Саша Жуков осел к педалям, и Сергей, ринувшись к нему, зажал рукавицей рану:
— Ну, кто там! Живей на помощь!
Этот момент, может быть, был труднейшим в жизни Сугака. Вспоминая и теперь свое состояние, он удивляется, как не грохнулись тогда на землю: ведь оба летчика, и первый и второй, были ослеплены, и некоторое время их старик ТБ-3 на высоте ста метров «топал» сам по себе, никем не управляемый…
Один из техников, перехватив Серегину рукавицу, прижатую к горлу Саши, оттащил раненого назад, в фюзеляж. Там ему попытались оказать посильную помощь.
Как ни трагичен, как ни ужасен был момент, корабль продолжал лететь, почти касаясь колесами вод Ладоги. Эти минуты потребовали от Сергея сверхчеловеческого напряжения. Все: и самолет, и люди на борту, и продукты для голодающих ленинградцев — все было в его руках.
Кое-как протерев глаза, стиснув до боли зубы, Сергей вел тяжелый бомбардировщик. Вот тут-то старший техник приблизился к нему и сказал, что второй снаряд, не разорвавшись, прошил с борта на борт фюзеляж за спиной Сугака, в нескольких десятках сантиметров от его кресла, и едва не угодил в бензобак. Третий снаряд (все той же очереди) разорвался в хвостовой части фюзеляжа, ранил стрелка и перебил три троса управления. Четвертый снаряд пробил навылет руль направления, оставив в нем брешь.
На таком корабле Сергей Сугак и прилетел в Ленинград. Раненых из экипажа взяли в санитарную машину. Прощаясь с Сашей Жуковым, своим штурманом, с которым начал вместе летать еще задолго до войны, Сергей заплакал. Когда наклонился поцеловать друга, услышал его шепот:
