Александр Тутов - Русские в Сараево. Малоизвестные страницы печальной войны
Ох, как все гадко! Казалось, что хуже ситуации просто не может быть.
Но я ошибался. Из третьего подъезда два рыжих усташа притащили упирающуюся Светану, жену деда Вуеслава. Подвели ее ко мне.
Моего знания языка хватило, чтобы понять, о чем они ее спрашивают.
— Это он? Этот был у вас? Говори, а то отправишься за своим упрямым дедом! Ишь, какой герой выискался, решил спасти русского, да еще и врал нам, а потом драться полез. Его пристрелили и тебя, если будешь молчать, пристрелим! А этому все равно не жить! Русских наемников мы не щадим!
— Чего издеваетесь, суки, над женщиной! — вырвалось у меня, — Я это! Я! Отпустите ее! Она вам не противник! Пусть идет домой!
Но они лишь усмехнулись.
Значит, деда убили. Это я виноват в его гибели. А сейчас могут убить и его жену. Зачем им нужно, чтобы она подтверждала, что я — это я? Это и так ясно, что я и есть искомый объект. Без ее подтверждения.
А вот оно что! Появился мужик с видеокамерой. Им нужен видеоматериал о русских наемниках, воюющих на стороне сербов и якобы обижающих мирное население в Сараево. А уж как смонтировать запись, чтобы так и казалось телезрителям, они сообразят.
И как тут вывернуться? Им даже не потребуется мое собственное признание, они заставят обо всем рассказать Светану. Иначе и ее убьют, а я этого допустить не могу.
— Тебе только нужно сказать, что этот русский был у вас в доме. Что он грабит жителей подъезда, кстати, он убил четверых хорватских граждан в вашем подъезде. Скажешь, и мы сразу тебя отпустим! Ну!
— Усташи! Фашисты! Не предам память мужа! Убивайте! — Она так резко махнула рукой, что вышибла из рук оператора видеокамеру. Та полетела на асфальт.
Оператор, взвизгнув, бросился за камерой. Светана попыталась его пинать.
Разозлившиеся гвардейцы стали стрелять в женщину…
Боль пронзила меня… Я виновник ее смерти!
— Сербские фанатики! Четники! И эта старая дура! — выругался усатый командир усташей.
Потом спросил оператора, что с камерой. Тот старательно ощупывал аппарат, проверяя, работает или нет. Через некоторое время оператор облегченно вздохнул, сказав, что камера пострадала несильно и он может снимать.
Теперь они будут заставлять меня признаться перед видеокамерой, что я русский наемник. Им нужен лишний повод, чтобы просить помощи у НАТО в войне против сербов.
Гвардейцы начали допрос с Рады. Отвели ее в сторону, долго ее расспрашивали, потом вернулись. Девушка смущенно посматривала на меня.
Главный усташ что-то сказал, я не сумел понять его слов. Оператор с любопытством уставился на меня, готовил камеру к съемке.
— Сейчас они будут тебя допрашивать. Если ты не будешь отвечать, они убьют тебя, — сказала Рада, — Извини, я вынуждена была согласиться переводить. Иначе они убьют и меня!
— Я понимаю, — грустно улыбнулся я. — Но с ними я разговаривать не буду. Пусть и не надеются. Переведи!
Рада перевела. Усатый командир злобно ощерился, потом, ругаясь, наставил пистолет на меня.
— Если ты отказываешься, то он сейчас тебя пристрелит! — испуганно воскликнула Рада. — Им только нужно узнать, почему ты здесь оказался. Они ищут группу русских и сербских шпионов, которая занимается провокациями в мусульманских и хорватских селениях. Тебе нужно будет сказать, что ты из подобного отряда. И тебя отпустят. Они обещали!
— Сказать на камеру? — попытался усмехнуться я.
— Ну да! Несколько слов, которые они тебе подскажут! И тебе гарантировано убежище на территории Хорватии.
И, разумеется, жизнь! Тебя даже в тюрьму не отправят! Или если захочешь, то отправишься на все четыре стороны!
— Я по-другому представлял свой путь к мировой известности и славе! — вновь усмехнулся я. — Передай им, пусть идут в печку матерну!
— Ого! — покраснела Рада. — Ты изучил наши ругательства!
— Они не сложнее русского мата!
Рада постаралась перевести мой ответ как можно деликатнее, но и это взбесило допрашивавших. Хорватский офицер, теряя терпение, стал потрясать пистолетом, орать, а потом выстрелил. Пуля просвистела над моей головой.
— Да скажи им все, что они просят! — взмолилась Рада. — А то он сейчас тебя убьет!
— Нет, не буду я им ничего говорить!
Дуло пистолета смотрело мне в лоб. Я вздохнул, пытаясь вспомнить какую-либо молитву и жалея, что когда-то несерьезно отнесся к их заучиванию. Хорошо хоть окреститься успел.
Хлопнули два выстрела подряд. Щеку обожгло.
Голова усатого вдруг превратилась в кровавое месиво. Затрещали автоматные очереди. Кто-то атаковал гвардейцев. Теперь только бы шальную пулю не получить. Я упал на асфальт, потянув за собой Раду.
Неужели наши прорвались? Или какой-нибудь дерзкий рейд сербского спецназа типа «Црвеных береток»?
Несколько хорватских гвардейцев валялись на асфальте без признаков жизни. Кто-то пытался убежать, трое залегли и отстреливались. Нападавшие, как и гвардейцы, также носили черную форму. Черт возьми! Это же «ласты» — спецназ мусульман-босняков «Черные ласточки»! От одних врагов — в лапы к другим врагам! Веселуха!
Бой через минуту закончился. Двое гвардейцев успели убежать. Остальные были убиты. Нападавшие подходили к лежавшим телам и производили по контрольному выстрелу в голову.
Я решил добраться до пистолета убитого хорватского командира. Если уж убьют, то с оружием в руках. Сражаясь, погибать не так обидно. Рада плакала.
Я почти дотянулся до пистолета, когда тяжелый берц американского образца придавил мою кисть к асфальту. Больно!
Как я буду потом работать, если мне раздавят пальцы. Какой из меня будет специалист по мануальной терапии и неврологии?! Хотя, наверное, скоро будет все равно…
— Стэнд ап! — приказал мне обладатель тяжелых военных американских ботинок и расхохотался. Он тыкал мне дулом автомата в ребра, заставляя встать, ногой продолжая придавливать мою руку. Жуткое, унизительное положение…
— С-сука! — вырвалось у меня.
— О-о! — Это кто-то еще подошел ко мне. — Русский?!
Я предпочел промолчать, ничего хорошего не ожидая. Но подошедший что-то сказал мордовороту в тяжелых берцах, и тот отпустил меня. Я поднялся. Раду поставили рядом со мной. Рыжеватый лысеющий босниец — старший группы — принялся внимательно меня рассматривать. Рада его мало заинтересовала, зато к ней проявляли интерес его подчиненные, что для Рады могло закончиться плохо.
В отличие от хорватских гвардейцев командир мусульман не рискнул долго задерживаться на улице.
Наставив на нас автоматы и грубо подталкивая, нас повели к третьему подъезду.
— Собираются допрашивать там, — прошептала Рада. — А потом убьют. Хорошо, если просто убьют…
— Это точно! — мрачно согласился я.
Пока нас гнали вверх по лестнице, я чувствовал предательскую слабость в ногах, пару раз споткнулся о ступеньки, но удары прикладами автоматов возвращали мне теряемое равновесие.
Раду конвоиры не трогали, но их алчущие взгляды не предвещали ничего хорошего. Если бы не суровый командир, «ласты» давно бы набросились на нее.
Нас довели до шестого этажа. Я уже был здесь — в квартире, наполненной мусульманскими детьми и женщинами.
Нас завели в квартиру напротив. Грубо толкнули на запыленный диван. Приказали сидеть и ждать. Их командир куда-то отлучился.
Ожидание затянулось. Мысли о ближайшем будущем были одна другой хуже. Была слабая надежда на то, что отряд состоял из местных мусульман, а не из арабских наемников, отличавшихся крайней жестокостью. Эти тоже добряками не выглядели, но все же вели себя сдержанно.
Вошел командир мусульманского отряда, вместе с ним появился невысокий средних лет человек в толстых роговых очках и помятом костюме.
— Я буду переводить, — смущенно улыбнувшись, на хорошем русском языке произнес он. — Командир Ходжа пожелал поговорить с тобой, русский!
— Не знаю, чем я могу быть интересен, — пожал плечами я.
— Не бойся, русский, — перевел мне слова Ходжи переводчик. — Командир сказал, что его не интересуют твои военные секреты, ему все равно, сколько в вашем отряде воинов и чем они вооружены. Это мы узнаем, когда нам потребуется. Да и не хочется тратить время на преодоление твоего русского упрямства!
— Чего ж вы тогда от меня хотите?
— Как это говорят у вас, русских, — поговорить по душам. Или, как это еще, — поговорить за жизнь!
— За жизнь? — мне захотелось расхохотаться.
— Да. Просто хочется понять, что вам, русским, дома не сидится, что вам всем нужно? Чего вы везде лезете? Где война, там и вы!
— Да и ваши моджахеды любят поползать по миру! — огрызнулся я.
— Они защищают своих братьев по вере!
— То же делаем и мы!
— Среди вас много безбожников! Как они могут защищать веру?
