Михаил Домогацких - Южнее реки Бенхай
«Наверное, умер кто-нибудь из заключенных», — подумала Куен. Но тут откуда-то налетели фоторепортеры, начали щелкать камерами, снимая сначала медленно въезжающий в ворота тюрьмы гроб, а потом переключились на нее.
— Что они, с ума посходили? — спросила Куен одного из торговцев.
— Кажется, дорогая Куен, — ответил тот, — это гроб для твоего мужа… — он не договорил, увидев, как побледнела Куен.
— Но мне же сказали… — она беспомощно искала глазами, кто мог бы ей ответить, и вдруг увидела спешащего к ней отца Чоя.
— Крепись, дочка, крепись. Я звонил адвокату, но он только дал телефон начальника тюрьмы… Мне сказали: Чоя только что расстреляли.
Из дневника венесуэльского команданте Грегорио.
«Каракас просыпался. По проспе-ктам мчались автомашины. Садовник, крепко зажав ножницы, подрезал ветки деревьев в аристократическом предместье Коли-нас де бельмонте.
Мы заняли позиции в заранее установленных местах. Ровно семь. У подъезда дома, рядом с которым работал садовник, остановился грузовик с номером ВВС США, навстречу к нему выходит высокий, подтянутый полковник. Мы знаем, что его фамилия Смоленс, он заместитель начальника военно-воздушной миссии США. Неожиданно грузовик и полковника окружают партизаны. Один из наших товарищей, направив пистолет на Смоленса, говорит, что он арестован. Полковник делает вид, что не понимает. Языковый барьер преодолеваем с помощью пистолета, он красноречивее переводчика. Заталкиваем полковника в «шевроле» и включаем музыку на всю мощность. Если Смоленсу придет в голову мысль кричать, его не услышат.
Отъехав на несколько километров, меняем «шевроле» на автомобиль с легальными городскими знаками и на нем доставляем полковника в потайное место.
Я возвращаюсь в город. Из телефона-автомата позвонил в главное полицейское управление и сообщил о захвате в качестве заложника американского полковника. Передал дежурному просьбу сообщить своему начальству, что мы готовы обменять Смоленса на вьетнамского юношу Нгуен Ван Чоя. Дежурный, кажется, ничего не понял, но обещал передать. При вопросе, где находится американский полковник, я повесил трубку.
Отходя от телефонной будки, я уже услышал, как в городе завыли сирены тревоги. А здесь расквартировано 15 тысяч военных, 9 тысяч полицейских, разветвленный аппарат разведслужбы. И все они были направлены на поиск полковника Смоленса.
Через несколько часов американское посольство передало по радио, что Вашингтон согласен отменить казнь Нгуен Ван Чоя и просит отпустить полковника.
За свое доверие мы были наказаны. Мы вернули полковника Смоленса американцам, а те приказали расстрелять нашего вьетнамского брата. Из этого мы извлекли урок: врагу нельзя доверять на слово».
Из письма Фан Тхи Куен партизанам Венесуэлы:
«Партизаны Венесуэлы! Мое имя Фан Тхи Куен. Я простая работница одной из сайгонских фабрик. В октябре прошлого года каратели расстреляли Нгуен Ван Чоя. Меня тоже бросили в застенок, поэтому я не могла раньше написать вам письмо.
Но сейчас я в джунглях, вместе с вьетнамскими партизанами. И отсюда, с освобожденной южновьетнамской земли, я хочу послать вам слова искренней благодарности за то, что вы, рискуя собственной жизнью, предприняли отважную попытку спасти моего Чоя.
Империалисты не только жестоки, но и коварны. Они с одинаковой легкостью убивают и лгут. Когда вы захватили Смоленса в плен и изложили свои условия, янки испугались и решили на время отложить расправу. Но потом они все-таки расстреляли моего мужа. Тяжело мое горе, но я дочь Вьетнама, я родилась и выросла на героической земле и сделаю все, что в моих силах, ради победы над американскими оккупантами и их прихвостнями. Примите от меня в знак дружбы эту небольшую книжечку о жизни Чоя. Фан Тхи Куен».
ГЛАВА ПЯТАЯ
Маленький домик, сооруженный из врытых в землю бамбуковых стволов, обтянутый плетенными из бамбуковой дранки матами и защищенный от дождя и солнца крышей из листьев кокосовой пальмы, стоял чуть в отдалении от других подобных ему строений. Густые кроны трех огромных манговых деревьев, между которыми он разместился, надежно маскировали его сверху от вражеских самолетов, даже если они пролетали на небольшой высоте. Невысокие горы слева, покрытые джунглями, уходили далеко на север, а справа в оконном проеме, вырезанном в плетеной стене-обшивке, виднелись бескрайние леса, перемежающиеся обширными полями, ныне заброшенными. Где-то, почти у самого горизонта, поблескивала на солнце извилистая река, за которой тонули в дрожащем мареве небольшие деревеньки.
Высокая красивая женщина зачарованно глядела в это подобие окна и вспоминала пейзажи своей родной провинции в дельте Меконга, где она еще девочкой приобщалась к движению революционной молодежи. Там, на родине, в провинции Бенче, рисовые поля, как кусочки зеркала, отражают жаркое солнце. И куда ни кинь взор — стройные кокосовые пальмы с тяжелыми гроздьями орехов упираются в синее небо и едва не цепляются за белоснежные облака, бегущие к теплому синему Сиамскому заливу.
«Где-то там, в каторжных тюрьмах острова Фукуок, — думала она сейчас, — томятся товарищи, которым не удалось прорваться из кольца окружения».
То было трудное и героическое время. Шел 1961 год. Вспыхнувшее народное восстание на юге против колонизаторов поставило ее, коммунистку, в первые ряды руководителей восстания. Подпольный партийный комитет поручал ей ответственные задания по связи с отдельными отрядами восставших. Ей приходилось, рискуя жизнью, перебираться из одного уезда в другой, координировать боевые действия отрядов восставших. В те дни она сама училась азбуке вооруженной борьбы и учила вчерашних крестьян, студентов, рабочих сплочению, политическим знаниям, рассказывала о целях народной революции. Из сорока трех лет, прожитых ею, более двадцати отдано революционной деятельности. Она стала признанным лидером и организатором южновьетнамских женщин, активных участниц борьбы.
И теперь, глядя на картину родной природы, она думала о том, как много еще предстоит сделать народу, чтобы освободить свою землю, вырвать ее из рук чужеземных захватчиков. Партия назначила ее на пост, которого, кажется, не занимала еще ни одна женщина, — заместителя главнокомандующего армией национального освобождения. Подумав об этом, Нгуен Тхи Динь улыбнулась, вспомнила вчерашний разговор с товарищем, которого было решено назначить директором оружейного завода, созданного в джунглях.
— Товарищ замглавкома, — говорил он, — я не справлюсь. Я умею воевать, но для руководства заводом у меня нет опыта.
— Ты знаешь нужды армии, знаешь оружие — это главное. У тебя есть боевая хватка, понимание идеи нашей борьбы.
— Все так, с этим я могу согласиться, но где взять опыт совсем другого рода?
— Значит, без опыта трудно? — спросила замглавкома.
— Не просто трудно, а невозможно, я же провалю все дело.
— Значит, мне тоже надо попросить Центральный Комитет освободить меня от обязанностей, которые он мне поручил.
— Это почему же? — удивился собеседник.
— Потому что я тоже никогда не была заместителем главнокомандующего.
Товарищ сначала растерялся, потом, когда до него дошел смысл сказанного, засмеялся.
— Убедили, товарищ замглавкома, принимаю назначение и постараюсь научиться всему, что положено. Спасибо за урок.
— Вот это другое дело, — улыбнулась она. — Нам всем, товарищ, придется учиться многому. Война, настоящая война только начинается.
Нгуен Тхи Динь недавно вернулась из Ханоя, где вместе с главкомом, руководителями Национального фронта освобождения докладывала на Политбюро о планах ведения боевых действий в новых условиях, когда факт прямого участия в войне американских вооруженных сил стал реальностью.
Да, думала она сейчас, война приобретает другие масштабы. Американцы постараются доказать законность своих действий. Как говорится, змея и в прямом бамбуковом стволе будет извиваться. Они уже не раз предпринимали такие шаги, а теперь станут еще более наглыми. Давно ли, кажется, американское правительство опубликовало меморандум под названием «Юридическое основание военных действий США против Северного Вьетнама», а теперь пошло дальше. Тонкинская провокация заставит их искать другие объяснения, потому что просто обвинить ДРВ в агрессии, оказалось недостаточным. Судя по реакции в мире, никого не удалось убедить в смехотворном доводе, что вьетнамцы являются агрессорами в собственной стране. Даже американцы не очень верят этому.
Нгуен Тхи Динь полистала свой блокнот и перечла записи, которые сделала в Ханое. «Мы создали в Южном Вьетнаме, — говорил американский сенатор Морзе, — правительство, которому предоставили огромную помощь и которое, как мы говорим сейчас, пригласило в страну американские войска. Я утверждаю, что Южный Вьетнам войдет в историю как государство, в значительной мере созданное нами. Но контроль над южновьетнамским правительством переходил из одних рук в другие внутри правящей клики, финансируемой Америкой до тех пор, пока связь этой клики с Соединенными Штатами не стала теснее, нежели ее связь с народом Вьетнама».
