KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Проза » О войне » Вадим Инфантьев - После десятого класса. Под звездами балканскими

Вадим Инфантьев - После десятого класса. Под звездами балканскими

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Вадим Инфантьев, "После десятого класса. Под звездами балканскими" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Я вышел из землянки телефонистов растерянный и озадаченный. Моя записка на пятнадцати тетрадных листках была направлена в штаб дивизиона. Значит, ее переслали дальше. В ней я писал не только о петлях на снарядных ящиках, но, посоветовавшись с командирами орудий и номерами, еще разобрал ряд досадных и опасных мелочей. Фактически автор записки не я, а вся наша батарея…

А сердце в груди щебетало, как весенний воробей. Оно билось то у горла, то под правой лопаткой.

Я — автор статьи! Не заметки в стенгазете, не стихотворения, а деловой, почти научной статьи в артиллерийском бюллетене!

Как все нелепо! Город в осаде. Люди умирают с голоду. Снарядов нет, и неизвестно, когда подбросят. И вдруг совещание о том, как лучше стрелять! Статья «О некоторых деталях, снижающих эффективность зенитного артиллерийского огня»!

Значит, будут и снаряды и хлеб.

Метет поземка. Ежатся у орудий дневальные. Закутанные, сгорбившиеся, повернувшиеся спинами к ветру, они уже мало похожи на солдат.

Наша позиция в 600 метрах западнее деревни Каменки, той самой, где мы в сентябре укрывали пушки, охотясь за «колбасой» под Пулковом. Теперь в ней остался один кирпичный полуразрушенный дом. Остальные или сгорели или растащены на блиндажи.

Этот дом тоже надо взорвать. Он стоит возле шоссе и является единственным ориентиром на равнине перед Пулковскими высотами. А наш участок просматривается противником. Пристрелявшись по дому, противник может точно переносить огонь по любой обнаруженной в этом районе цели.

В ответ на мое предложение комбат отмахнулся:

— Ишь куда хватил! Это же последний дом.

Капитан Клепахин мне ответил:

— Это не наше дело.

По вечерам, черпая сапогами снег, я ходил на ближайшую зенитную батарею городской ПВО, там к моему предложению отнеслись холодно. Зато артиллеристы гаубичных батарей, стоявших поблизости, согласились. Они ж специалисты по наземной стрельбе и знают, что к чему.

Но пока дом стоит, обозначая, что здесь недавно была целая деревня.

Со стрелковым вооружением на батарее стало получше. По дороге мимо нас с передовой, впрягшись в волокуши или санки, санитары на себе возят раненых в город. Как положено, их везут с оружием, иначе раненого и медсанбате не примут.

Возле батареи санитары делают передышку, забегают погреться и перехватить одну-две затяжки табаку. Они без особых уговоров обменивали автомат раненого на наши карабины «Тульского императора Петра Великого оружейного завода». Не все ли равно, что сдавать с раненым, было бы оружие.

Оружие убитых возят на себе старички из запаса третьей очереди. За самокрутку, добрый разговор с земляком они отдавали автомат, винтовку, пулемет. Кто проверит, сколько они насобирали оружия па поле боя и сколько доставили на склад? А тащить на себе пятнадцать километров, в мороз, с кишками, прилипшими к позвоночнику… А тут, на батарее, тоже свои ребята.

Командир батареи, политрук и мы, командиры взводов, смотрим на это сквозь пальцы. Когда осталось по одиннадцать снарядов на ствол, стоит подумать и о самообороне.

У меня теперь превосходный «ТТ» выпуска 1940 года с двумя обоймами. Его мне подарила Вера Лагутина. Отжала в сторонку, порылась в санитарной сумке и протянула мне пистолет и добротной кожаной кобуре.

— Берегла. Хотела Марине подарить на прощанье, когда пойдет на большое дело. Не успела.

— Оставь себе. У меня четыре пушки.

— Возьми. Все-таки командир огня и без личного оружия. А мне он не пригодится. Как Марина, я все равно поступить не смогу. Ведь умереть сейчас легче, чем выжить.

У нас с Верой добрые отношения, но особых симпатий мы друг к другу не питаем, а подарила мне пистолет, видимо, в благодарность за то, что ничего никому не сказал об одном случае.

Мы с ней шли через развалины Авиагородка. Оба возвращались из штаба дивизиона. Я ходил требовать зимнюю смазку для орудий. Вот-вот усилятся морозы, и летняя смазка замерзнет. А Вера выпрашивала медикаменты. Ей немного дали, а мне заявили, что зимней смазки на складах нет.

Светило солнце. Снег искрился и визжал под сапогами. Было тихо. И вдруг перед нами взлетели огромные столбы земли. Загрохотало, стало темно. Мы с Верой забились в какую-то ямку. На нас сыпалась мерзлая земля и кирпичная пыль. Потом я понял, что мы попали под огневой налет дальнобойной артиллерии, снаряды ее падают со скоростью, превышающей скорость звука, поэтому сначала видишь взрыв, потом слышишь визг, и после долетают звуки выстрелов.

Что-то душило меня и влажное, горячее трепетало в ухо. Чуть очухавшись, я понял, что Вера, прижавшись ко мне, торопливо шептала: «Погибаем за Родину… погибаем за Родину…»

Когда налет прекратился, мы бегом направились на позицию и больше не разговаривали ни о чем. И вот теперь она мне подарила пистолет.

Вчера вечером вернулся из города политрук батареи капитан Луконин. Я застал его в землянке командира батареи.

В расстегнутой шинели он сидел возле печки, шапка с распущенными ушами была сдвинута на затылок, глаза красные, а все лицо в глубоких морщинах. Мне показалось, что политрук пьян. Он даже покачивался, сидя на табурете. Потом посмотрел на меня мутными глазами и хрипло спросил:

— Слушай ты, студент, искусство любишь? А картину Перова «Тройка» помнишь?

— Как же! Знаменитая картина. По заснеженной улице трое изможденных детей везут на санках огромную обледенелую бочку с водой. Здорово написано!

— Здорово, говоришь? — Луконин с трудом поднялся и пошел на меня. Водкой от него не пахло. — Сейчас по городу передвигаются эти тройки. Воду из Мойки, Фонтанки и Обводного доставляют, где раньше ничего живое не плавало… На кладбище друг друга на детских саночках везут… Вот такие шпингалеты стоят на ящиках у верстаков, автоматы делают и просят: «Дяденька, зазми тисы». Ручонки у них грязные, тоненькие, вот-вот сломаются… Политрук дохнул мне в лицо, снова сел на табурет и произнес четко, с каждым словом опуская голову ниже: — А мы хлеб жрем, вояки!

Судьба иногда любит зло подшутить. Именно сейчас, несколько дней назад, я впервые в жизни попробовал паюсную икру. Выдали ее по пять граммов на человека. Папка черный, поблескивающий кубик — помещалась на ногте большого пальца. Когда я положил ее на язык, мне показалось, что она зашипела и запенилась, как цинк в соляной кислоте, испарилась, исчезла. И долго в закоулках организма замирал вопль разбуженного голода.

Я родился в 1921 году, когда в стране свирепствовали голод и разруха. В 1933 году ел хлеб из лебеды и видел заколоченные окна домов опустевшего Хвалынска… И вот спустя восемь лет осажденный врагами Ленинград. Не слишком ли много для жизни в каких-то двадцать лет? Ведь я даже не поколение. Поколение по довоенным нормам — лет пятьдесят…

9

— Вы зачем пришли? — спросил меня командир батареи.

Как ему доложить? Что подаренный мне пистолет я впервые поднял не на врага, а на своего же бойца?

До прихода из города политрука я был на позиции. К вечеру мороз усилился, и город утонул в синей дымке. Он был безмолвен. Окоченевшие за день расчеты ушли в землянки. Из железных труб заструился дым, посыпались искры.

Я осмотрел орудия и вдруг уловил запах жженого пороха. Печь порохом растапливают! Я вбежал в котлован первого орудия, открыл ящики. Так и есть, одного снаряда не хватает. Сам я раньше использовал порох для растопки. Расшатаешь снаряд в гильзе, вытряхнешь гильзу и выбросишь. Из гильзы вынешь миткалевый картуз, в нем около трех килограммов пороху. Миткаль идет на носовые платки, а порох на растопку. Горит ярким жарким пламенем. Но сейчас по одиннадцать снарядов на ствол! Всего на батарее сорок четыре, вернее, уже сорок три!

Я влез в землянку. Весело трещала железная печь. Командир орудия сержант Голованов смотрел на меня невинными глазами и заявил, что никакого пороха они не жгут. Голованов принял орудие у Федосова. Василий теперь где-то под Невской Дубровкой, как и я, командует огневым взводом.

Я полез в угол землянки и нашел картуз с порохом. Меня это взбесило страшно. Я выхватил пистолет и стал трясти им перед лицами бойцов, кричал, грозил… Потом выскочил из землянки. Постоял, подумал и решил доложить командиру батареи. Там и застал политрука.

Комбат кричал на меня так же и теми же словами, что и я несколько минут назад, и тоже хватался за кобуру. Потом приказал немедленно построить батарею.

— Погоди малость, — вставил политрук, потирая обеими руками виски. — Еще есть… В общем, приказано строжайше сдать все стрелковое оружие, оставить только то, что получили при формировании.

Комбат глухо простонал, опустил голову, потом посмотрел на меня:

— Ведомость выдачи у вас?

— Нет. Должна быть у старшины.

— Пошлите за ним.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*