Петр Лебеденко - Навстречу ветрам
И вот он лежит сейчас в нашем госпитале, от него не отходит Яша Райтман, которому Никита недавно дал два наряда вне очереди. Когда рядом с Яшей находится его брат Абрам, Яша говорит:
Скажи, Абрам, не поступил бы точно так же и я? Ведь ты меня хорошо знаешь, Абрам.
И Абрам отвечает:
Да, Яша. Я тебя хорошо знаю. И у тебя не хватило бы пороху поступить точно так же…
Никита при падении вывихнул ногу и сильно разбил плечо и руку. Но доктор говорит, что все это можно починить и Никита будет неплохим летчиком.
Тем более, — добавляет Никита, — что я уже имею некоторый опыт.
…Вот видите, хотел написать вам о многих своих товарищах, а рассказал только об одном Никите. Что ж, о нем много можно говорить, Всего не расскажешь. Такой уж он человек, наш Никита Безденежный! Теперь — о другом. Через десять дней — наш праздник! Вчера я был у командира эскадрильи и выпросил у него для вас два пригласительных билета. Посылаю их вам. Рады? Я познакомлю вас со своими товарищами, мы вместе будем смотреть пилотаж наших учителей, увидим наших парашютистов и много-много интересного. Приезжайте, я буду вас ждать и встречать.
Ваш Андр Юшка…»
2Ура, Игнат, мы едем! — Лиза вскочила, схватила Игната за плечо и закружила по пляшущим под ними доскам. — Мы едем в страну крылатых. Игнашка, мы увидим тысячи голубых петлиц, мы будем ходить рядом с настоящими летчиками! И среди них — наш Андр Юшка, великий иллюзионист! Почему ты молчишь, Игнат? Почему ты не радуешься?
Игнат осторожно отстранился от Лизы и в раздумье проговорил:
Пилотаж… Парашютисты… Голубые петлицы… Рожденный ползать — летать не может. Это про меня, Лиза. Ты слышишь? Про меня это сказано: «Рожденный ползать — летать не может!»
Зачем ты опять начинаешь об этом? — Лиза взяла его за руку. — Все уже прошло, все уже забыто…
Забыто? — Игнат грустно улыбнулся. — Мне труд но забыть свои мечты.
Тяжело ступая, Игнат направился к своему рабочему месту. Взяв в руки кирпич, он с сердцем пристукнул по нему ручкой мастерка и крикнул помощнику;
Давай быстрей! Я тоже хочу подниматься ввысь! Его проворные руки замелькали с такой быстротой, что за ними трудно было уследить. Помощник едва успевал подавать ему кирпичи и смесь. Пот крупными каплями выступил на его лице, но Игнат кричал:
Давай!
Лиза несколько мгновений любовалась работой Игната, но потом, увидев, что помощник не успевает подавать ему материалы, задорно сказала:
А ну, Игнат, держись! Я тоже становлюсь в помощники.
Вначале с правой стороны от Игната начала расти горка кирпичей, но уже через две-три минуты он снова закричал:
Давай!
Стена вырастала с каждой минутой. Руки Игната делали чудеса. Мастерок взлетал вверх, опускался вниз, мелькал справа, слева, казался дирижерской палочкой в быстрых и ловких руках музыканта. И так точны, так красивы были все движения молодого мастера, что помощник, мельком взглянув в него, воскликнул:
Эх, черт, это работу!
Игнат не обернулся, не ответил. О чем он думал в эту минуту? Какое чувство породило в нем этот творческий порыв? Никогда он еще не работал так быстро и с таким вдохновением! Может быть, этим он хотел заглушить щемящее чувство неудачи?..
Он работал уже более часа и не сказал за это время ни единого слова, ни разу не оглянулся по сторонам. Он не видел, как по трапу на леса взобрались Василий Сергеевич Насонов и Иван Андреевич. Они долго стояли и любовались его работой, а когда Лиза, вытирая рукавом мокрое лицо, воскликнула: «Я больше не могу! Запарилась!», Василий Сергеевич подошел к Игнату и сказал:
Передохни немного, парень…
Игнат с недовольным видом отошел от стены и сел на кирпичи.
— Ты всегда так работаешь? — спросил Насонов, с любопытством глядя на Игната.
Не всегда, — признался Игнат. — Такую скорость всегда не дашь…
Захочешь, так дашь, — заметил Иван Андреевич. — Такие руки, мил человек, как у тебя…
Игнат посмотрел на свои руки и засмеялся:
Какие руки? Обыкновенные руки…
Слушай, Морев, — Насонов присел рядом с ним, — ты читал в «Комсомольской правде» о бригадире молодежной бригады каменщиков Родионове?
Нет, не читал.
А ты почитай. Москвич Родионов — это тоже человек-молния, как и тебя называют на стройке. Что если бы…
Соревноваться? — догадался Игнат.
А что? Думаешь, отстанешь? Я смотрел, как ты работаешь. Хорошо работаешь, Морев. Правда, много рывков, но это исправимо.
А мне кажется, Василий Сергеевич, — проговорил старый мастер, — рано еще Игнату с Родионовым тягаться. Не по зубам будет орешек. Смотрите сами, что получается: Родионов — это двадцать пар рук, бригада. Так? Может, бригада эта ночи не спала, срабатывалась… А Игнат? Двое вот с этой девушкой и помощником. Где бригада? Нет бригады, мил человек. Куда ж с Родионовым?..
А мы что, не можем бригаду сколотить? — сказала молчавшая до сих пор Лиза. — Не можем сработаться?
А кто это говорит, что не можете? — улыбнулся Иван Андреевич. — Я об чем говорю: нет у вас еще бригады… А будет, тогда и козыри вам в руки.
Игнат сидел, глубоко задумавшись. Мысль о том, что неплохо было бы вызвать какого-нибудь знатного каменщика на соревнование, давно не давала ему покоя. Ведь сколько раз он читал в газетах: «Соревнование двух знатных сталеваров: Лукин — Магнитогорск, Коршунов — Запорожсталь…» Или: «Лучший комбайнер Украины Сидоренко вызвал на соревнование лучшего комбайнера Сибири Дегтярева!» А почему каменщик Игнат Морев не может состязаться с каменщиком Родионовым? Бригада? Да, Иван Андреич, конечно, говорит дело: двадцать пар хороших рук — это сила! Не то что втроем… Надо все хорошо обдумать.
— Вот что, Морев, — проговорил Насонов. — Зайди-ка ты ко мне на полчасика в свободное время. Потолкуем. Хорошо?
Зайду, Василий Сергеевич.
Ольга не верила своим глазам: перед ней лежал пригласительный билет на праздник авиации в летное училище, а рядом стоял Насонов и улыбался. Улыбался хорошей, открытой улыбкой, радуясь тому, что Ольга так по-детски непосредственно выражает свое счастье.
Мне так хотелось поехать вместе с Игнатом и Лизой! — воскликнула девушка. — Но как вам удалось достать вот это?
Она снова посмотрела на пригласительный билет, на котором было написано: «Командование 3-й эскадрильи Н-ского летного училища приглашает вас, Ольга Ильинична Хрусталева, как хорошего производственника, на праздник советской авиации».
Это все просто, Олюшка, — ответил Василий Сергеевич. — Я написал письмо Андрею Степному и попросил его выхлопотать билет на твое имя.
А Игнат и Лиза об этом знают?
Нет.
Я побегу скажу Игнату!
Она взяла билет и выбежала из кабинета Насонова. Но потом вспомнила, что даже не поблагодарила его, и вернулась. Он все так же сидел за своим столом, и, казалось, улыбка еще не успела растаять на его лице. Но какие грустные у него были глаза! Ольга остановилась, в нерешительности посреди кабинета и, не в силах оторвать взгляда от его глаз, почему-то шепотом спросила:
Что случилось, Василий Сергеевич? Вы сразу стали таким… печальным…
Я? Это тебе показалось, Олюшка. Ничего не случилось. Ровным счетом ничего.
Она поблагодарила его и медленно вышла из кабинета. На какое-то время радость ее потухла, и она видела перед собой только его грустные глаза и еще не погасшую улыбку на лице. Она хотела постараться объяснить себе, почему Василий Сергеевич сразу так изменился, что произошло, но в это время увидела идущих рядом Игната и Лизу.
Игнат, Лиза! — держа в руках пригласительный билет, Ольга побежала им навстречу. — Игнат, Лиза, я еду вместе с вами! Тоже еду! На авиационный праздник!
Тоже едешь? — удивился Игнат. — Где ты взяла пригласительный билет?
Мне прислали. Андрей прислал. По просьбе Василия Сергеевича.
Это здорово, Белянка! — Игнат взял ее под руку, и они теперь шли втроем. — Значит, едем вместе. Я сегодня вечером возьму билеты. На троих. Чтобы в одном вагоне. Правильно, Лиза?
Как хочешь, Игнат. Мне все равно, — холодно ответила Лиза.
Голубое море петлиц бурлило на перроне вокзала, гул далеко разносился в стороны: курсанты, пилоты, командиры встречали своих гостей. Это была давняя традиция: 18 августа в летное училище приезжали из близлежащих городов и сел рабочие, инженеры, шахтеры, моряки, колхозники. Голубые автобусы, поднимая клубы серой пыли, мчались от вокзала к аэродрому и обратно. Гремели оркестры. К перрону один за другим подкатывали поезда. Хозяева устремлялись к вагонам, уводили знакомых и незнакомых, шутили, смеялись, любезничали с девушками…
Немного растерянные, из вагона вышли Ольга, Игнат и Лиза. И еще не сделали ни одного шага, как к ним вихрем подлетел широкоплечий парень, в темно-синем кителе, в брюках с лихим клешем и, бросив руку под козырек фуражки, представился:
