Василий Зайцев - За Волгой земли для нас не было. Записки снайпера
Снова позвонил Воловатых. Трубку взял Николай Куликов.
— Связной ранен, надо выручать! — послышалось в трубке.
— Понятно, — ответил Куликов. Воловатых узнал его по голосу и взмолился:
— Коля, дорогой, нужны патроны, гранаты — принеси!
Воловатых ни словом не обмолвился о хлебе и воде.
— Сейчас буду у тебя, ставь самовар, готовь закуску, выпивку принесу! — ответил Куликов.
Моросил холодный осенний дождь. Николай снял плащ-палатку, положил ее на дно траншеи и скомандовал:
— Давайте сюда патроны, гранаты, продукты... И чтоб не гремело.
Мы уложили все, завязали и протащили по дну траншеи, убедились, не гремит ли.
— Теперь давайте веревку.
Один конец шпагатного шнура Николай привязал к плащ-палатке, другой взял в зубы и пополз. Полз он быстро и ловко. Высокий, тонкий, фигура плоская, плечи широкие — одним махом достиг воронки. Вслед за ним ползла плащ-палатка с боеприпасами и продуктами.
В темноте трудно было разглядеть, как движется к цели Николай Куликов. Мы могли только догадываться, что от воронки к воронке он проскакивал резким броском, а затем подтягивал к себе груз.
Через несколько минут в телефонной трубке послышался радостный голос старшины Воловатых:
— Николай благополучно добрался. Теперь живем!
До утра Николай Куликов совершил еще несколько рейсов, провел под танк пополнение автоматчиков.
Перед рассветом мы подняли его со дна траншеи — грязного, мокрого и смертельно усталого. Но он готов был снова ползти на курган.
Я сказал:
— Отдохни немного, Николай, тебя снайперка ждет.
Он открыл глаза и улыбнулся.
— Если ждет, то пойдем на позицию, отдыхать некогда.
Так подружились мы с Николаем Куликовым.
Вообще мне везло на хороших людей в снайперской группе — сильных, ловких, смекалистых.
Вот, скажем, Александр Грязев, мой товарищ по Тихоокеанскому флоту. Человек незаурядной физической силы и богатырского духа. Еще в дни боев в районе метизного завода мы, бывало, шутили над Грязевым:
— Возьми-ка, Саша, скат вагонетки.
— Зачем? — спрашивал он невозмутимо.
— Закрой пробоину в стене!
Саша так же невозмутимо перевертывал ось с тяжелыми колесами и подкатывал к пробоине. После этого мы свободно, ходили по цеху.
Для борьбы с огневыми точками в дзотах Саша использовал противотанковое ружье. Умело выбирал позиции и бил прямо в амбразуры — получалось здорово.
Однажды Саша Реутов, «уссурийский тигролов», как прозвали его друзья, решил подшутить над своим тезкой Грязевым. Принес шестимиллиметровый железный прут, продел его в предохранитель спуска противотанкового ружья, опоясал колонну и концы закрутил. Наблюдая за Реутовым, я подумал: «Сгибать железо легче, чем разгибать, — чья же сила возьмет верх?»
Солнце торопливо катилось под уклон и дошло уже до вершины кургана, когда из развалин, как медведь из берлоги, появился Александр Грязев: в этот день он дежурил в боевом охранении. Пришел, осмотрелся и с обычным своим спокойствием, как ребенок за любимой игрушкой, потянулся за противотанковым ружьем. А оно привязано! Шутку товарищей Саша, конечно, разгадал сразу, но сделал вид, что никого тут не замечает. Только про себя пробормотал:
— Тоже мне, друзья, нашли время для потехи.
И так же спокойно наклонился, взял прут за торчащие концы. Шея у Саши покраснела, вены раздулись, налились кровью. Металл, сопротивляясь, заскрипел, пощелкал — и покорился! Прут со звоном отлетел в сторону.
Принесли ужин. Снайперы собрались в кузнечном цехе. Реутов и Грязев — два Александра — сидели рядом, ели молча. Между ними была прочная, хорошая дружба. Они могли сидеть рядом часами, не сказав друг другу ни слова...
Ужин подошел к концу. Ложки спрятали за голенища сапог, котелки собрали и отправили мыть к Волге — ближе воды не было...
— Ну что, братцы морячки, после хлеба-соли не грех и закурить! — предложил Охрим Васильченко.
— Мы с Грязевым этим не балуемся, — сказал Реутов. — Пользы от махорки ноль, а вреда хоть отбавляй.
Это почему-то задело Грязева. Он повернулся к Реутову:
— А какая польза твоим внутренностям от того, что ты мое ружье стальным прутом прикрутил к столбу?
— Ну, тут другое дело. Есть смысл...
Они уже поднялись и остановились грудь в грудь, два тяжеловеса пудов по шесть каждый.
— Какой же смысл?
— А вот какой. Допустим, бросятся на нас фашисты, и мы, так сказать, по тактическим соображениям отойдем на заранее подготовленные позиции! Фашисты хвать за твою бронебойку, — а она привязана! Круть, верть, а отвязать не могут... Вот и сохранится твое ружье!
Грязев отступил на шаг, улыбнулся и тоже решил схитрить:
— Спасибо. Позволь пожать твою добрую руку за такую услугу.
Саша Реутов понял, какая предстоит «благодарность», расставил пошире ноги и подал Грязеву свою широченную, как лопата, мозолистую, с толстыми горбатыми пальцами ладонь. Они сцепились руками, напряглись. Казалось, вот-вот у кого-то хрустнут пальцы, но ни тот, ни другой и не думали ослабить хватку. Нашла коса на камень... Две минуты, три, пять, а они все стоят друг против друга. Красные, приземистые, дышат прерывисто. Но вот могучие плечи у обоих начали вздрагивать...
Наконец Саша Реутов сдался:
— Будя, а то рука отсохнет.
Грязев тут же разжал свои пальцы, и мы увидели — из-под ногтей Реутова просочились капельки крови.
— Горилла чертова, мог руку раздавить.
Грязев улыбнулся:
— Твою лопату даже пресс не возьмет.
Потом они обнялись и пошли в свой угол.
Этими большими крепкими руками Грязен и Реутов ловко держали снайперские винтовки.
Однажды я и Миша Масаев возвращались в свою роту от левого соседа. Шли среди развалин, по дорожкам еле-еле заметным: боялись нарваться на минное поле. Тут, перед метизным заводом, натыкано мин наших и немецких гуще, чем картошки в огороде.
Вот и командир роты старший лейтенант Большешапов стоит около пулемета.
Слышим, за стеной веселятся фашисты. Празднуют успех: они снова заняли здесь один цех. Миша раскрыл рот, хотел что-то сказать, но командир роты цыкнул на нас, прижимая палец у губам. Мы припали, затаив дыхание. Потом Большешапов повернулся к нам и, цепко вглядываясь, говорит:
— Понятно?
— Понятно.
— Что вам понятно?
— Фашисты под боком.
— Правильно.
Командир улыбнулся. Настроение у него веселое. Этим он старался показать, что ничего опасного на нашем участке нет.
— Вот хорошо, ребятки, что вы зашли ко мне, постояли со мной у стены, послушали фашистов, — продолжает балагурить командир роты, — а теперь вам нужно тихое место и время, чтобы на свободе все вопросы продумать, взвесить, разобраться, что к чему...
Он посмотрел на нас с улыбкой, затем нахмурился и уже другим тоном объявил:
— Для этого самое подходящее место в секрете. Старшим в секрет назначаю главстаршину Зайцева.
Масаев опять открыл рот, но командир роты прервал его:
— Знаю, что вы третьи сутки без сна, но жизнь дороже. Маршрут прежний, пароль «Тула».
Ползком пробрались к месту засады, залегли среди запутанной проволоки, замаскировались.
Ночь была темная-темная. В воздухе то и дело вспыхивали ракеты. Из асфальтового завода гитлеровцы строчили разрывными пулями. Они били в стену котельной, где были установлены наши станковые пулеметы. Пули, ударяясь в стенку, рвались, эхо разносилось по всему цеху, создавалось впечатление полного окружения.
Наши пулеметы и автоматы молчали. Это молчание беспокоило фашистов. Они не могли определить, какой сюрприз готовят русские на утро. А в действительности наши матросы и солдаты в это время спали, как убитые. Хотелось спать и мне, и Мише Масаеву. Глаза закрывались сами. Мне кажется, что я сплю, и все то, что происходит на моих глазах, вижу реально. Стараюсь сам себе доказать, что это именно так. Задаю сам себе вопрос: почему звук от разрыва гранаты гораздо сильнее, чем слышу сейчас. Почему огонь разорвавшейся гранаты состоит из букета разноцветных пучков? Однако это можно видеть только во сне, а может быть, фашисты проползли мимо нас, может, они уже повырезали наших моряков. «Не оправдал доверие командира, не сохранил жизнь друзьям. С какими глазами вернусь к командиру роты?..»
Я закусил губу, придавил ее зубами так, что острая боль, словно холодная вода, освежила сознание. На языке почувствовал густую солоноватую жидкость. «Значит, идет кровь», — подумал я и плюнул в сторону. Масаев повернул голову в мою сторону, спрашивает:
— Главный, что ты, как верблюд, плюешься?
— Кусок рыбы съел, теперь вот кровь сплевываю.
Миша сознался:
— А я ножом свою руку колю.
— Ну как, помогает?
Масаев ответил:
— Немного освежает, финку свою неразлучную наточил как надо...
