Избранные романы. Компиляция. Книги 1-16 (СИ) - Кронин Арчибальд Джозеф
Как-то утром, после обычного совещания, прошедшего не слишком весело, он принялся угрюмо перелистывать страницы «Хроники», которую мисс Моффат неизменно оставляла на его столе. Мисс Тингл, как он с отвращением заметил, была особенно в ударе. Отвечая на волнующий вопрос, начинавшийся так: «Дорогая Тина! Мой друг, с которым я давно гуляю, считает, что нет ничего плохого в том, чтобы до свадьбы позволить себе все…» – она с невозмутимой серьезностью писала: «Дорогая Глэдис! Ваш друг просто хочет воспользоваться вашим телом для удовлетворения своей половой потребности. Советую вам отвести его в сторонку и сказать ему спокойно: „Не прелюбодействуй“. У ваших подруг, которые легко идут на это и смеются над вашей здоровой нравственностью, несомненно, разовьется комплекс вины. И смеяться последней будете вы». А на жалобу: «Дорогая мисс Тингл! Вот уже двадцать лет мой муж, у которого ужасный характер, грубо бранит меня по любому поводу…» – она ответила в том же бодром тоне: «Моя дорогая, ваш муж эмоционально ущербен, но продолжайте окружать его любовью, несмотря на то что это трудно, и вы познаете счастье исполненного долга. Даже самая, казалось бы, безнадежная ситуация таит в себе неисчислимые возможности. Попробуйте затычки для ушей. И развейте в себе какую-нибудь страсть. К музыке, например, или к пению». Генри с отвращением перевел взгляд на колонку кратких сообщений, где изобретение надувного бюстгальтера давалось под заголовком: «ДЕВУШКИ, А ВЫ ЕГО УЖЕ ПРИОБРЕЛИ? ОН ОКРУГЛИТ ВАШЕ „ЭГО“». Потом Генри без особого восторга узнал, что какой-то человек в Брадфорде за тридцать лет брака поцеловал свою жену пятьдесят две тысячи раз, а некая мексиканка родила двухголового ребенка, но тут раздался стук в дверь, и в комнату вошел Хорас Балмер. По выражению его лица Генри догадался, что тот явился сообщить нечто неприятное, и, так как настроение Генри отнюдь не было радостным, он поглядел на вошедшего с неожиданной враждебностью. Балмер принадлежал к типу громогласных индивидуумов, которые при первой встрече обычно производят сильное впечатление. Он легко завязывал дружбу со случайными знакомыми, состоял в Клубе деловых людей, был членом всех обществ и организаций, имевшихся в Хедлстоне, начиная от масонской ложи и кончая «Благородным орденом верных северян». Он был склонен к полноте и носил двубортные голубые пиджаки, пожалуй излишне яркие. У него была странная походка: он скользил на каблуках, приподняв правое плечо, и, словно для сохранения равновесия, плавно взмахивал левой рукой, на которой, точно белый плавник, топырился мизинец, обремененный перстнем с печаткой. Никто не умел пожимать руки с большей сердечностью, никто не умел произносить избитые истины с большим самодовольством.
– Генри, у меня начались неприятности, – заявил он с обычной фамильярностью. – Нам не хотят платить за объявления по прежним расценкам. – Так как Пейдж ничего не ответил, Балмер продолжил: – Они повсюду сбивают наши цены. Ей-богу, некоторые объявления они помещают бесплатно.
– Но ведь это просто глупо.
– Не могу согласиться. По-моему, это ловкие ребята. Они везде твердят, что скоро останутся единственной газетой в городе, и предлагают долгосрочные контракты с большой скидкой. На прошлой неделе мы потеряли компанию «Хендерсон и Байлс». Даже наши самые старые клиенты заколебались. Когда я сегодня утром отправился к Уэллсби – а ведь вы знаете, как важна для нас эта фирма, – я получил заказ, но Холлидей посмотрел на меня как-то странно. Боюсь, нам остается одно.
– Что именно?
– Тоже понизить расценки.
– Нет.
– Но почему же?
– Это неэтично. И бессмысленно: если мы понизим, они понизят еще больше. Сто пятьдесят лет наши клиенты не имели никаких оснований жаловаться на нас. У нас свои деловые методы, и я не допущу, чтобы мы отступили от них, ввязавшись в разбойничью войну цен.
На лице Балмера появилось обиженное выражение.
– По-моему, вы совершаете ошибку. Но конечно, решать вам. Мое дело – предупредить. На днях я повстречался с их мистером Смитом – он ведь член моего клуба, – и, поверьте мне, у него есть голова на плечах.
– Рад это слышать, Хорас. Но ведь и вы человек деловой и опытный. Постарайтесь справиться при наших обычных расценках.
«Их мистер Смит… член моего клуба», – подумал Генри, когда Балмер ушел. У этой простой фразы был грозный подтекст. Раза два он встречался со Смитом на главной улице возле «Хроники», снимавшей этаж в здании страховой компании, и тот кланялся ему чопорно и почтительно, что, казалось, говорило о его желании сохранить дружественные отношения. Но совсем другое дело, если Смит заводит приятелей среди сотрудников «Северного света».
Разговором с Балмером начался один из тех неудачных дней, когда все не ладится. Мисс Моффат была невозможна, продажа сократилась еще на двести экземпляров, а проклятое сердце никак не хотело стучать ровно – то билось тяжело и редко, то делало рывок, как бегун на сто метров. Пейдж боялся привыкнуть к нитроглицериновым пилюлям, которыми его снабдил доктор Бард, и за весь день не принял ни одной. Но к пяти часам он решил, что больше терпеть не в состоянии, и отправился домой, надеясь хоть там найти покой. К несчастью, домашняя атмосфера за последние месяцы значительно ухудшилась. Почти сразу после свадьбы Генри понял, что совершил непоправимую ошибку, что Алиса не подходит ему ни в духовном, ни в физическом отношении, и философски принялся, говоря его собственными словами, приспосабливаться к обстоятельствам. Алиса не соответствовала его идеалу, но что в жизни соответствует идеалам? И в течение всех этих лет благодаря такту, самообладанию и терпеливой снисходительности к капризам Алисы, к ее легкомысленной непоследовательности и довольно частым истерическим взрывам он сумел сохранить с ней дружеские отношения и наладить довольно сносную семейную жизнь. Однако в последнее время и Алиса, и Дороти, которая, по выражению Ханны, пошла в мать, держались с ним враждебно, говорили ледяным тоном, то и дело обмениваясь многозначительными взглядами. Поэтому он был удивлен, когда на этот раз его встретили почти радостно. Алиса и Дороти пили чай в гостиной. Алиса даже улыбнулась ему:
– Генри, налить тебе чая? Как хорошо, что сегодня ты вернулся рано. У нас такие чудесные новости!
– Прекрасно, – сказал Генри, – я уже давно не слышал ничего приятного.
Взяв чашку, он сел и принялся размешивать сахар.
– Ну, сколько бы ты ни думал, ни за что не отгадаешь, ни за что! – Алиса остановилась, чтобы перевести дыхание. – Дорри получила приз в двадцать гиней!
– Правда, мне повезло?! – воскликнула Дороти. – И какая я умница!
Генри был утомлен и соображал с трудом. На минуту он подумал, что она каким-то чудом получила приз в художественной школе.
– Молодец, Дорри, – произнес он рассеянно, но тут же осознал, что это невозможно, и посмотрел на дочь. – А за что?
– А вот. Я, по обыкновению, шла домой со станции. И вдруг вижу, на углу нашей улицы стоят двое, какие-то незнакомые личности – понимаешь? – и совещаются, словно сбились с дороги. Так оно и было: едва я поравнялась с ними, тот, у которого был черный чемоданчик, и спрашивает меня: «Простите, мисс, это Хенли-драйв?» – «Да», – говорю и тут замечаю, что у него в петлице красно-бело-синяя ленточка, и меня словно осенило: «А вы – Человек-лотерея!» Он мне ужасно мило улыбнулся и сказал: «Он самый. А вы очень наблюдательная барышня, раз догадались об этом».
– Настоящее приключение, правда, Генри? – И пока он, ошеломленный, пытался собраться с мыслями, Алиса, которая больше не могла оставаться просто слушательницей, перебила Дороти и продолжила сама: – Тут он говорит: «Так как меня никто не мог опознать четыре дня, вы получите не пять гиней, вы получите двадцать», открывает свой чемоданчик и отсчитывает Дорри двадцать одну новенькую фунтовую бумажку.
– Это был момент! – вмешалась Дороти. – А потом мы разговорились. Второй оказался даже интереснее первого. Настоящий красавец… и держится так невозмутимо, немножко небрежно и говорит с американским акцентом. И они меня сняли… Что с тобой?