Избранные романы. Компиляция. Книги 1-16 (СИ) - Кронин Арчибальд Джозеф

Пол молчал, и Элла по опыту прошлых лет истолковала это молчание как признак того, что он сдается. Смягченная его смирением и отказом от препирательств, она заговорила мягче, со страдальческими интонациями глубоко оскорбленного существа, готового, однако, внять голосу христианского милосердия и простить:

– В таком случае укладывайся скорее.

– Зачем?

– Потому что мы уезжаем, глупенький. Больше ждать нечего. Мистер Данн заплатил за гостиницу – и правильно сделал: его газета заработала на нас немалые денежки. Пароход отходит в семь часов из Холихеда.

– Я не могу оставить его, Элла.

Она посмотрела на него – сначала с удивлением, затем с ужасом.

– В жизни не слышала о такой нелепице. Тебе он не нужен, и ты ему тоже. Он, как только вышел из суда, тут же отправился в какой-нибудь кабак. Пусть там и сидит. А когда он вернется, нас уже здесь не будет…

Пол покачал головой:

– Я не поеду.

Кровь бросилась ей в голову. В глазах загорелся мрачный огонек.

– Если ты отказываешься ехать, Пол, предупреждаю: ты об этом пожалеешь. Я многое терпела из-за нашей любви. Но больше терпеть не намерена…

Она все еще продолжала корить его, когда дверь отворилась. В комнату вошли мистер Флеминг и мать Пола, оба в дорожном платье. Священник посмотрел сначала на Пола, затем на дочь.

– Что случилось? – спросил он.

– О, ты и представить себе не можешь, что! – воскликнула Элла. – После всего, что мы для него здесь сделали, у Пола хватило наглости заявить, что он не поедет с нами.

Во взгляде Флеминга отразилось смущение. В последние недели он немало выстрадал, непрестанно борясь с собой. Он надеялся возродить Мэтри к жизни, но, несмотря на все его усилия, несмотря на все его молитвы, из этого ничего не вышло. Теперь неудача угнетала его, подрывала основы его веры. И вдобавок еще этот разлад между дочерью и Полом. Взволнованный и смущенный, он с трудом произнес несколько избитых фраз, которые всегда ненавидел:

– А не кажется ли тебе, что ты и так уже достаточно сделал, мой мальчик? Ты потрудился столь… столь благородно.

– Да, Пол, – тихим голосом взмолилась мать. – Ты должен поехать с нами.

– В конце концов, с моральной точки зрения ты вовсе не обязан оставаться. – Флеминг подумал и снова пошел на компромисс: – А впрочем… мы ведь едем сейчас, но ты можешь приехать и позже.

– Если он не поедет сейчас, – вмешалась Элла, – то горько об этом пожалеет.

– Помолчи, Элла! – не без досады осадил ее Флеминг. – Неужели нет предела твоему эгоизму?

Но она залилась злыми слезами, и остановить ее было уже невозможно.

– Для меня это, во всяком случае, конец. Значит, этот злобный старикашка ему дороже, чем я. В жизни больше слова ему не скажу.

Бледный и хмурый Флеминг попытался собраться с мыслями и урезонить дочь. Но тщетно.

Глубоко уязвленная Элла была не в состоянии внять его словам. А мать Пола была так сражена всем пережитым, что где уж ей было прийти к нему на помощь. Она жаждала одного: поскорее отсюда убраться.

Наконец священник сдался и для собственного успокоения, а также чтобы хоть отчасти вернуть свое достоинство, подошел к Полу и молча обменялся с ним долгим рукопожатием.

Через несколько минут они уехали.

Пол с трудом этому верил. Ему казалось, что огромная тяжесть свалилась с его плеч. Оставшись один в комнате, он со вздохом облегчения опустился в кресло. Решение не ехать возникло у него внезапно. Но теперь он знал, что больше не увидит Эллу. Он был свободен. Пока он сидел так, не двигаясь, в коридоре послышались тяжелые шаги. Потом дверь отворилась, и в комнату медленно вошел Мэтри.

Пол в изумлении посмотрел на отца: обычно он лишь после полуночи нетвердым шагом являлся в гостиницу. А сейчас Мэтри был совершенно трезв, но выглядел усталым и разбитым. Движения его были медленными, на лице читалось уныние, совсем уж странное, если вспомнить, что этому человеку только что был вынесен оправдательный приговор. Его дешевенький костюм лопнул под мышкой, и лацканы были все в пятнах. На колене присохла грязь – видимо, после очередного падения. Едва передвигая ноги, он подошел к креслу, сел и взглянул на Пола из-под косматых бровей. Казалось, он ждал, что скажет сын, но, поскольку Пол молчал, поинтересовался:

– Смотались они?

– Да.

– Скатертью дорога! – Затем, как всегда грубо, добавил: – А ты чего здесь торчишь? Видно, думаешь поживиться моими деньжонками, когда я их получу?

– Именно так, – спокойно признал Пол.

Он уже знал, что это самая правильная линия поведения при иронических наскоках отца. Его ответ и в самом деле заставил Мэтри умолкнуть. Но он продолжал исподлобья смотреть на сына, покусывая растрескавшуюся верхнюю губу: верно, все-таки ждал, что тот заговорит.

– Ты что, язык проглотил? – спросил он наконец в полном недоумении.

– Нет.

– Ужинал?

– Я как раз собирался что-нибудь заказать.

– Тогда закажи и на мою долю.

Пол подошел к телефону и попросил принести ужин на двоих. Пока накрывали на стол, он перелистывал книгу, не говоря ни слова.

Вскоре был подан ужин: жареный барашек с горошком и картофелем, яблочный пирог, все горячее, под двойными крышками, и отец с сыном молча уселись за стол. Сегодня Мэтри ел мало, без аппетита. Не закончив десерта, он встал из-за стола, пересел в кресло и закурил трубку, которую недавно приобрел. Его грузное тело глубоко ушло в мягкое кресло. Он выглядел разбитым, дряхлым стариком.

– Тебя не удивляет, что я сегодня дома? – наконец спросил он. – Теперь, когда представление окончено, мне бы самое время разгуляться.

– Меня в вас ничто не может удивить, – ответил Пол.

Продолжая выказывать безразличие, которое только и могло заставить Мэтри разговориться, Пол взял стул, поставил его у камина и сел.

– Осточертела мне эта компания, с которой я вожжался! – с неожиданной горечью заговорил Мэтри. – Делают из меня какого-то дурака. Расхваливают до небес, потом закажут выпивку, а я плати за всех. Чертовы паразиты! А бабы и того хуже. Что им до меня? Никому из них я не нужен. Им бы только обобрать меня до нитки, а потом надсмеяться. А все почему? Потому что я теперь ни на что не годен… Взять да выбросить. – Наступила мучительная пауза, затем, не глядя на сына, Мэтри безжизненным голосом продолжил: – Ты представить себе не можешь, каково в каменоломне… Сотни мужиков… сильных, здоровых… и никаких баб. Не очень-то веселая картина, правда? Пол – штука омерзительная, особенно когда ты каторжник. Комитет по наблюдению за тюрьмами… Эти чертовы ханжи… Они над этим даже не задумываются. Но ей-же-ей, им пришлось бы задуматься, очутись они там. День и ночь, неделю за неделей, месяц за месяцем эта мысль грызет тебя так, что кажется, вот-вот с ума спятишь. Против природы не попрешь. Лежишь, бывало, ночью в камере и мечтаешь… мечтаешь о том, что на воле тебя ждет женщина… красивая, молодая, ждет и страдает… И домечтаешься до того, что готов кулаками долбить стены, лишь бы выбраться на волю. И вот я вышел… Какая злая шутка! Я мертвец, и со всеми утехами для меня покончено.

И вдруг, к огорчению и ужасу Пола, грудь Мэтри всколыхнуло судорожное рыдание, лицо его болезненно исказилось.

– Во всем одни сплошные неудачи. Решительно во всем. Вот сегодня в суде: толкли воду в ступе – и ничего больше. Ни малейшего удовлетворения я не получил. А эти разодетые сволочи, адвокаты с их заумными речами! Неужто они не могут придумать что-нибудь получше? Почему мне не дали говорить? Только потешались надо мной. Я старый дурак… ни на что не годный. Никому уже от меня пользы не будет. Я человек конченый. Я никого не убивал, а вот меня убили.

Сердце у Пола заныло от жалости. Но этот надрыв, это проявление слабости, иными словами – неожиданно блеснувший луч надежды нельзя было потерять, ответив на него таким же излиянием чувств. И хотя внутри у него все сотрясалось от рыданий, Пол заставил себя холодно возразить:

– Вы вовсе не конченый человек. – Он выждал достаточно долго, чтобы отец успел осмыслить его слова. – Страдания, выпавшие на вашу долю, очень изменили вас. По годам вы далеко не старик. Вы еще можете устроить свою жизнь и заняться делом, которое вам придется по душе.