Алим Кешоков - Долина белых ягнят
— Я рисковал своей жизнью и жизнью моего единственного сына, — сказал ему тогда Оришев, с трудом сдерживая гнев, — чтобы вернуть государству два миллиона рублей. Ни красть, ни заниматься очковтирательством и приписками, как бы тебе этого ни хотелось, я не буду. По пути, на которые ты меня толкаешь, я не пойду.
— На какой путь? Да разве это обман? Если бы ты присвоил два миллиона государственных денег, тебе влепили бы пулю в лоб. И все. А мы разве берем что-нибудь себе? Нет! Тысячу раз нет! Это же просто формальность — найти возможность поставить в отчете те цифры, каких от нас ждут.
— Я работаю не для отчета, а для людей.
— Ну ладно, Оришев. Попомнишь этот разговор! Я твоим носом землю буду пахать. Идеалист нашелся! Не вспашешь — не засеешь всю посевную площадь — пеняй на себя. Я теперь тебе спуску не дам.
Это было в прошлом году. Чоров изо всех сил давил на Оришева. Нередко другим уменьшал план, а ему прибавлял, ехидно посмеиваясь: мол, бьют того вола, который тянет. И Оришев тянул так, что мог в любую минуту надорваться, но не роптал, не унижался перед Чоровым, не просил послабления. Актив видел несправедливое отношение к лучшему председателю колхоза, но молчал, потому что молчал сам Оришев. Тем не менее всем понемногу становилось ясно: так долго продолжаться не может. Когда-нибудь найдется управа и на Чорова.
2. ЧОРОВ И КАСБОТ ДАЛОВ
Заседание началось не в три часа дня, как предполагалось, а значительно позже. «Жертва» не соглашалась с выводами райсельхозотдела. Требовала время, чтобы созвониться с главным бухгалтером и заготпунктом. Участники обсуждения, устав от волнения и ожидания, курили, не выходя из кабинета, переговаривались, спорили, как бы вырабатывая общую позицию по вопросу, который предстояло обсудить. Им уже было известно, кого приносят в жертву.
Прямо перед Чоровым, на противоположном конце стола, сидел плотный, однорукий, рано поседевший человек лет пятидесяти. На шее, на висках у него вздулись вены, напряжен он был так, словно приготовился к прыжку через пропасть. Присутствующие с молчаливым сочувствием поглядывали в его сторону. Это был председатель колхоза «Верхний Чопрак» Касбот Далов. Председателем он стал в те дни, когда после изгнания гитлеровцев спустился с гор вместе со своим партизанским отрядом. В отряд артиллериста Касбота направили прямо из госпиталя, несмотря на ампутированную руку.
— Ждать больше нечего, и так запоздали. — Чоров встал и, как бы испрашивая разрешения, посмотрел в сторону уполномоченного по району, потом постучал карандашом по граненому стакану. Стакан был с водой и не зазвенел. Чоров ударил по графину — тот же глухой звук.
— Да, да. Кукурузу не экономим, давайте хоть время будем экономить, — не поднимая головы, согласился Кошроков, продолжая что-то писать в своем блокноте.
Раздраженный Чоров пытался прочистить горло, чтобы голос звучал повнушительнее. Но, как назло, голос сел.
Тем не менее он уверенно, как всегда, открыл заседание.
— На повестке дня один вопрос — выполнение обязательств по сдаче хлеба государству колхозом «Верхний Чопрак». — Чоров выдержал паузу и добавил: — На мой взгляд, правильнее было бы сформулировать иначе — невыполнение обязательств. Выполни колхоз свои обязательства, мы бы о нем и не говорили. Далов здесь. Прошу дать ему минут пятнадцать, не больше. Далов, ты проект постановления читал?
— И проект читал, и справку. — Касбот боялся, что сорвется и тогда все, что он продумал за эти несколько часов, спутается, получится сумбурно, и его легко затопчут, смешают с грязью.
— Возражения против фактов есть?
— Против самих фактов нет, но факты просто так не возникают. У них есть свои корни, почва. А вот об этом в справке ничего не сказано, будто за цифрами не стоят люди, не скрываются события и те, кто ими управляет. — Последнюю фразу Далов адресовал самому Чорову, считавшемуся уполномоченным по его колхозу. — В проекте постановления сказано: «Кукуруза сгорела в буртах». Почему? Надо же объяснить, как это вышло.
— Вышло это по твоей вине! — взвился Чоров. — Ты вез кукурузу молочно-восковой спелости на заготпункт. Вся дорога словно молоком была залита, из-под арб струйками тек белый сок. А когда заготпункт отказался принять кукурузу, твои люди сотни арб, — повторяю, сотни арб! — драгоценнейшего хлеба свалили в бурты неподалеку. Через несколько дней от них пошел дым. Как это назвать? — Чоров почувствовал себя на коне, его голос обрел металл — как у иного прокурора, убежденного в правоте своих обвинений. — Этому одно название — вредительство!.. Погубили труд целого колхоза за год. Другого слова нет: вредительство!
Кошроков поначалу не доверял Чорову, когда тот навалился на Далова, но теперь дело обернулось неожиданной стороной. Уничтожить тысячи центнеров кукурузы! В колхозе, земля которого дала такой богатый урожай!..
Далов терял самообладание. Он побледнел, кровь, заливавшая лицо, разом отхлынула от щек, здоровая рука отяжелела, заныла культя ампутированной. Касбот ощутил ком в горле.
— Дело не в названии, а в причине, в прямом виновнике несчастья…
Доти Матович был настолько потрясен услышанным, что не хотел даже слушать про причины. Подобному и объяснения нет. Ничто не может оправдать такого председателя колхоза. И как это он, уполномоченный по району, не поехал в «Верхний Чопрак»?!
— Перед нами прямой виновник. Вон. У края стола.
— У какого именно края? — Как ни старался Касбот сдержать себя — не выдержал. Он и сам не узнал собственного голоса. — Прямой виновник там, где ты стоишь. — Далов стукнул кулаком по столу. — Прямой виновник — это ты, товарищ Чоров!
— Ну, знаешь ли, валить с больной головы на здоровую… — Чорову хотелось заорать, замахать в злобе руками, но — надо отдать должное выдержке «райнача» — он ограничился презрительной усмешкой. Уполномоченный не должен был видеть — каков он, когда разойдется, какими методами привык бороться с противниками. — Я считаю, нечего тратить время на дальнейшее обсуждение, — вопрос ясен. Давайте решим, может ли Далов оставаться в партии, остальное — дело прокурора.
— Ты мне дал пятнадцать минут. Я своего времени не исчерпал. И прошу присутствующих…
— Дайте ему договорить, — сухо попросил Доти Матович.
Остальные поддержали полковника.
— Пусть говорит! — с места крикнула Апчара.
Вмешался и Оришев:
— Вопрос ведь идет о добром имени коммуниста и фронтовика!
Слова «коммуниста и фронтовика» как бы вернули Касботу силы. Коммунист и фронтовик, он не сдается, не спасует перед подлостью. Голос его снова обрел твердость, взгляд — спокойствие.
— Я буду краток. Те тысячи центнеров кукурузы, что вы потом видели в буртах, сначала лежали на токах и на плетнях для просушки. Мы хотели довести их до кондиции. Я поехал в «Заготтранс» заблаговременно договориться насчет машин…
— Нас не интересует, куда ты ездил. Ты по существу говори! — Чоров навалился на стол, впился в Касбота красными, воспаленными глазами.
— А меня интересует! Говори, Далов! — Доти Матович уже обо всем догадывался.
— Пока я ездил, за меня судьбой годового урожая распорядился Чоров. Это он приказал бригадирам и главному агроному немедленно вывезти всю кукурузу в «Заготзерно», потому что торопился с выполнением плана. Грозил тюрьмой в случае отказа. Куда было деваться? Мобилизовали весь транспорт нашего колхоза. «Заготзерно», конечно, не приняло кукурузу повышенной влажности. Возчики свалили ее в бурты. Через день, вернувшись и узнав обо всем, я срочно послал людей, чтобы они перебирали кукурузу, берегли ее, не дали сгореть в буртах, но дело уже было сделано. Сотни три центнеров пришлось привезти назад… В нашей беде виноват именно ты, товарищ Чоров! У меня все!
— Вот теперь вопрос более или менее ясен. — Доти Матович теперь смотрел на Далова другими глазами.
— А мне совсем не ясен! — Чорову было трудно сдерживаться, он напрягался изо всех сил, чтобы не поднять свой обычный крик, не разразиться ругательствами, оскорблениями. — Мне вот не ясно, Далов, почему ты выломал кукурузу, если она была зеленая, а если выломал, почему не отправил в государственные закрома, а рассыпал на полевых станах — дескать, берите, несите домой, тащите, кто сколько может…
— Я не среди воров живу! — возмутился Касбот Далов.
Доти Матович, подсев к Чорову, принялся внимательно перечитывать справку, подчеркивая цифры.
Чоров продолжал, не слушая оппонента:
— Чтобы не мешать расхитителям, председатель сел на коня — и был таков. А на току только того и ждут, чтобы уволочь сапетку початков. И еще нахальства набрался — вводить нас в заблуждение: «Сотни три центнеров пришлось привезти назад». Куда ты повез эти три сотни? Где они? — Чоров уже почти визжал. — Я повторяю: мы зря теряем время. Нужно воздать по заслугам тем, кто потворствует расхитителям: надо исключить Далова из рядов партии.
