Вернись домой, Халиль - Аль-Зооби Кафа

— Это все, что у меня есть. Но это лучше, чем ничего. Земля еще мягкая, и с его помощью тебе будет легче копать ее.

Сурайя взяла нож и спросила:

— А вы? Почему вы не бежали вместе со всеми?

— Потому что не дано человеку убежать от собственной смерти. И не произойдет ничего, кроме того, что предписано нам Богом.

Сурайя выслушала ее и хотела задать вопрос: «Зачем же тогда Богу эта жестокость?» — но у нее пересохло в горле, и она только попросила прощения у Бога, не сказав более ни слова.

Она бежала по улицам деревни, пока не достигла пустыря. Мир, похожий на мираж, стал смутно колебаться перед ее глазами.

— Юсуф, ты помнишь те утренние часы, когда солнце шумно светило и все предметы вокруг виделись настолько отчетливо, что казалось, это именно они испускают лучи?

— Помню.

— Почему же тогда этим утром солнце не в силах сиять, и мир колеблется и угасает, словно мечта?

— Потому что у тебя в глазах стоят слезы.

Стоя на краю холма, она обвела взглядом овраг, в который, как ей сказали, бросили Юсуфа. Кусты олеандра мешали ей. Она быстро спустилась, перепрыгивая через камни. А камни быстро скатывались вниз, словно они только и ждали, чтобы кто-то подтолкнул их.

Однако на дне оврага она не обнаружила трупов. Она ходила и искала и с правой стороны, и с левой, но так и не нашла их, хотя тщательно осмотрела все вокруг. Ее внимание привлекла к себе кровь. Еще не высохшая кровь обагряла землю в разных местах. Она заметила, что следы крови ведут наверх. Ее сердце сильно забилось, словно какая-то надежда решила позабавиться им. Взволнованная, Сурайя поспешила наверх. Она часто и тяжело дышала. Однако, достигнув вершины холма, женщина застыла на месте. Уже не было надобности в том, чтобы идти дальше, потому что она оказалась перед четырьмя свежими могилами.

«Добрые люди, проходя мимо, похоронили их», — сказала она про себя с невыносимым разочарованием и скорбью, и тяжело вздохнула.

Она села возле могил. Последние остатки надежды рушились в глубинах ее существа и ранили ее душу. Светило солнце, апрельский ветер весело резвился на равнине, и бабочки радостно прилетали и улетали. А Сурайя громко стонала, будучи не в силах плакать. Она чувствовала, что душа ее иссохла, покрылась глубокими трещинами, как пустыня, и ее навсегда изрезали борозды боли.

Она не знала, в какой могиле лежит Юсуф, поэтому она стала гладить руками все могилы. Потом она собралась с духом и поднялась, но тут же застыла в оцепенении, потому что вспомнила, что мужчина сказал ей, что видел пять трупов. А где же пятая могила?

Она посмотрела на могилы, пересчитала их еще раз.

Около получаса Сурайя ходила вокруг могил, то садилась возле них, то пристально вглядывалась в землю.

Потом она приняла решение. Она подошла к первой могиле, склонилась над ней и стала руками рыть землю. Это лицо было испачкано землей, но она не обращала на это внимания. Наконец она коснулась тела. Она отпрянула назад, ее била дрожь, она с трудом дышала, зуб на зуб не попадал, сердце готово было вырваться из груди. А что если это мертвое тело Юсуфа?

На какое-то время она отошла в сторону, пытаясь перевести дыхание, потом она вновь подошла к могиле и дрожащими руками стала убирать землю с лица. Сначала показался лоб, потом — закрытые глаза и нос. Она остановилась, когда поняла, что убитый — не Юсуф. Прежде чем засыпать его землей, она направилась ко второй могиле и разрывала ее с той же напряженностью, пока не откопала тело. Она убрала землю с лица и увидела, что это лицо другого человека — не Юсуфа. Она не обнаружила мертвое тело Юсуфа ни в третьей, ни в четвертой могиле. Она повалилась наземь без сил, вся испачканная землей, и невидящими глазами вглядывалась в неизвестность.

— Где ты, Юсуф?

Сурайя повторила вопрос один, второй и третий раз, но не услышала ответа. Он сказал ей, что идет поливать оливковые деревья в саду. Она искала его под каждой оливой, но не находила.

— Где ты, Юсуф?

— Я здесь. Говори тише и иди сюда!

Его шепот раздался у нее за спиной. Она обернулась и увидела, что он смотрит сквозь щель в двери загона для коз.

— Чем ты занимаешься?

— Как видишь. Чищу винтовку.

Взволнованная, она пристально смотрела на него. Потом сказала:

— Но это тебя подвергнет опасности!

— Сурайя, сейчас всем нам грозит опасность, независимо от того, носим мы оружие или нет.

Она не знала, что сказать ему в ответ, и проговорила:

— Хорошо. Пойдем поливать деревья. Скоро солнце начнет припекать, и тогда уже будет поздно!

Он поставил винтовку в угол и укрыл ее соломой. Это была старая винтовка. Сурайя даже не знала, откуда она у него. Ей стало тревожно.

Она представила себе, что однажды в солнечный день к ней придет незнакомец и сообщит ей, что Юсуфа ранили. Потом она стала представлять, что он сам вернется раненый, истекающий кровью. Она отогнала от себя эти фантазии с тем, чтобы они предстали в более величественном обличье.

— Юсуф, даже если бы ты осмелился вообразить наихудшее, — скажет Сурайя когда-нибудь в будущем, — то все, что я ни представляла себе, казалось бы наивным, потому что ни тебе, ни мне не был ведом образ врага, который поджидал нас в засаде, и все, что бы мы ни представляли себе, это ничто в сравнении с его подлинным лицом!

Где ты, Юсуф?

Юсуф закрыл свои глаза и отдался сну. Но он еще слышал шум дождя и журчание воды, льющейся из трубы в миску. Сурайя сказала, что собирается готовить суп из чечевицы с дождевой водой. «Вкуснейший суп получается, когда готовится на дождевой воде», — сказал про себя Юсуф и попросил:

— Я немного вздремну, разбуди меня, когда суп будет готов.

И он начал постепенно засыпать, слушая шаги Сурайи, ходящей туда-сюда, слушая шум детей, бегающих друг за другом. Сурайя время от времени ругается и велит им: «Тихо! А то разбудите отца!» Юсуф слышал ее, и ему хотелось объяснить, что пусть они шумят: «Их шум убаюкивает меня». Но язык становился тяжелым, Юсуф погружался в сон и больше ничего не слышал, даже своего громкого голоса, который гремел внутри души. Даже этот голос был приглушен: «Напои меня, Сурайя, я хочу пить… Принеси миску с дождевой водой и напои меня». Он отчаянно кричал без голоса, не сомневаясь, что Сурайя не слышит его. Однако она слышала и пришла с миской, наполненной дождевой водой, и стояла рядом с ним. Он видел, как ее лицо рассеивает тьму и наполняет окружающее пространство светом.

Она сказала:

— Вставай, Юсуф.

Сухим голосом пробормотал он в ответ:

— Я хочу пить, Сурайя… мое горло высохло.

— Поднимайся, я тебя напою, Юсуф.

Он не смог встать. Попробовал двигать головой или руками, но бесполезно. Его тело было тяжелым, он чувствовал себя изнуренным и испытывал неописуемую боль. Он хрипел:

— Лей воду мне на лицо, Сурайя, я открою рот и отопью.

— Как тебе угодно, Юсуф.

Она наклонила миску и полила водой лицо Юсуфа. Холодная, освежающая влага стекла с лица на шею, на грудь, и он почувствовал, как намокли руки. Он поворачивал лицо вправо и влево, но вода по-прежнему не попадала в рот, и жажда его увеличивалась, а горло стало еще более сухим.

Он открыл глаза. Прохладные потоки ночного черного воздуха спускались на дно оврага и окутывали его тело. Небо казалось ему очень далеким, мир был покрыт тихой бесконечной темнотой. Он зашептал слабым, еле слышным голосом: «Вода».

И замолчал, очнувшись и понимая, что никто его не слушает, и что та жидкость, которая смачивала его руки, есть кровь, а не вода. Кроме того, он понял, что лежит рядом с мертвыми.

Он осознал, что дождь не льется, и Сурайя не стоит рядом, стараясь напоить его, и суп из чечевицы не готовится, и дети не бегают вокруг него.

«Где они?» — испуганно спросил Юсуф сам себя. Борясь с окружающим его черным пространством, он вырвал себе глоток живительного воздуха. Он должен встать и уйти отсюда, чтобы отыскать их.