Гейнц Зенкбейль - Джонни Бахман возвращается домой
— Возможно.
— Возможно, возможно. А еще берлинец! Что ты вообще знаешь о Берлине?
— Бранденбургские ворота, — подумав, ответил мальчик.
Он хотел рассказать, что был там несколько раз в воскресенье со своим отцом. Отцу всегда доставляло удовольствие сменить поношенный, пропахший прогорклой смазкой мундир железнодорожника на выходной костюм, единственный, какой у него был, и не спеша прогуляться с Джонни по центру города. Иногда они шли в какой-нибудь музей, где подолгу разглядывали огромные полотна или предметы старины, награбленные в других странах. Бывали они и в арсенале, битком набитом оружием, знаменами и картинами с изображением битв. Прогуливались по широкой тенистой липовой аллее Унтер-ден-Линден, ведущей к Бранденбургским воротам. Иногда, после обеда, им удавалось послушать маршировавший мимо военный оркестр. Каждый раз, услышав оркестр, Джонни бросал отцовскую руку и в восторге несся навстречу оркестрантам. Особенно нравился ему музыкант, который бил в литавры и своим громким «бум-бум-бум» задавал темп всем музыкантам. Но Джонни тут же с испугом подумал, что девушке едва ли интересно слушать все это и она, чего доброго, опять рассердится на него. Поэтому он принялся поспешно перечислять:
— Я знаю, где находится дворец, красное здание ратуши, а потом Александерплац…
— А рейхсканцелярию? — перебила девушка.
— Нет, — ответил Джонни.
— Что? Ты и ее не знаешь?! — воскликнула удивленная незнакомка. — Какой же ты немец? Об Эрнсте Тельмане ты ни разу не слышал, где находится Хеннингсдорф, не знаешь, а теперь еще и это!
— Папа никогда не водил меня туда, — пробормотал мальчик.
— Да там же торчит ваш Гитлер, — ядовито проговорила девушка, — ваш обожаемый фюрер, которого вы с таким восторгом приветствовали!
— Я его не приветствовал, — возразил Джонни, — потому что я его никогда не видел, разве только в кино.
— Зато все другие приветствовали, — сквозь зубы проговорила девушка, и Джонни заметил, как она резко взмахнула сжатым кулаком. — Но теперь уже все! Вот увидишь, у вашего Гитлера земля будет гореть под ногами!
У Адольфа Гитлера будет гореть под ногами земля — это трудно себе представить. Вдруг плащ соскользнул с головы Джонни. Девушка поднялась.
«Сейчас она уйдет и оставит меня здесь одного, на таком холоде», — пронеслось в голове у Джонни. Он лихорадочно раздумывал, как бы задержать девушку.
— Теперь я знаю, кто такой этот Эрнст Тельман. И о рейхсканцелярии ты мне тоже рассказала. Но что же такое Хеннингсдорф?
Девушка не поддалась на его уловку и нелюбезно ответила, глядя на него сверху вниз:
— Это тебя не касается. Джонни сжался в комок.
— Ну ладно, — продолжала она уже более миролюбиво, — не стоит сразу пугаться.
— Ты хочешь уйти?
— Я не собираюсь промокнуть здесь до нитки.
Голос Джонни прозвучал жалобно, когда он спросил:
— А что мне делать?
— Ты же хотел в Берлин.
— Но как мне туда попасть? Ведь до него по крайней мере километров сорок!
— Вот и пройди их!
— Но я уже так много прошел за вчерашний день.
— Значит, ты многому научился.
— Но я больше не могу, — чуть не плача проговорил Джонни, — а теперь, ночью…
— Эх ты, — сказала девушка, и в ее голосе не было ни злости, ни пренебрежения. Она взяла его за руку и помогла подняться. — Идем!
— Значит, можно?
— А я ни у кого не спрашивала разрешения.
— Так, значит, нельзя?
— Слушай, — вздохнула девушка, — ну что ты за человек! Как ты думаешь, зачем я тащилась сюда по такой погоде? Уж не для того, чтобы собирать грибы. Ты пойдешь со мной в лагерь, но только на одну ночь!
— Спасибо, — пробормотал Джонни.
Девушка вздохнула, потом насмешливо заметила:
— Стоит вам только промочить ноги, как вы сразу же становитесь на удивление очень смирными.
15
Дождливая ночь.
Может ли пони плакать?
«Охотнее, всего я бы остался здесь».
Лорелай по имени Ганка.
Мокрая трава хлестала по ногам. Девушка опять набросила на плечи Джонни половину своего плаща, и Джонни крепко придерживал его за краешек полы. Втянув голову в плечи, едва видя перед собой дорогу, он шел рядом с девушкой.
— Теперь иди тихо, как мышь, — прошептала она. Вскоре их кто-то окликнул.
«Наверное, патруль», — подумал Джонни, уловив в тишине металлический щелчок затвора.
Девушка еще плотнее закрыла его плащом, назвала отзыв и, тесно прижав к себе, повела дальше.
Скоро они добрались до повозок, похожих на маленькие хижины с круглыми брезентовыми крышами. Пахло остывшей мокрой золой. Правее, где находилась полевая кухня, поблескивал слабый красный огонек.
Они подошли к одной из повозок. Послышалось легкое сопение, и возле колес кто-то зашевелился. Это был пони. Он тесно прижался к брезентовому боку повозки, чтобы хоть как-то спрятаться от дождя. Девушка откинула брезент с тыльной стороны телеги.
— Лезь туда! Там, внутри, сухо, — сказала она, — все выложено сеном. И где-то лежит несколько попон. Да смотри не ушибись: там стоят ящики.
— А ты куда?
— Я должна сейчас сменить часового, — ответила девушка. — Выспись как следует, в четыре часа утра я тебя разбужу. Тебе надо будет уйти.
Дно повозки действительно было выстлано толстым слоем сена. Скоро Джонни нашел попоны. Он разделся, повесил свои вещички сушиться. Потом расстелил одну попону, лег на нее, укрылся другой и с облегчением потянулся. Он был снова спасен.
«И почему нельзя сделать так, чтобы Густав тоже был здесь? Ах, Густав!» — Джонни зажмурил глаза. Воспоминание о погибшем друге болью отозвалось в душе. Несмотря на усталость, сон долго не шел к мальчику. Тихо и равномерно стучали по брезенту капли дождя. Снова послышался стон ветра. Иногда с деревьев срывались тяжелые капли и градинами стучали по натянутому брезенту.
Пони зашевелился, потоптался на одном месте и снова вздохнул так тяжело, словно у него было какое-то горе. Джонни лежал тихо и напряженно прислушивался.
«Неужели это пони издает такой тонкий, звенящий звук, то выше тоном, то ниже? Странно, — подумал мальчик, — похоже, что кто-то плачет. Разве пони может плакать? Немыслимо. Плачут дети, особенно маленькие. Но, может быть, пони тоже плачут? Ведь они маленькие лошадки. Да, конечно, бедный маленький пони плачет, потому что должен стоять там, под холодным дождем…» Джонни еще глубже забрался под попону. Приятное тепло истомой растекалось по телу, как тогда, в шалаше у Густава. Постепенно мальчиком овладел тяжелый сон. Спал он крепко, безо всяких сновидений, и проснулся оттого, что вокруг стало довольно светло. Увидел над собой туго натянутое полотнище брезента, светлой полосой расходившееся у входа. Через нее внутрь пробрался яркий солнечный луч. Джонни сразу вспомнил, где он находится. «Неужели ночь уже прошла? Так быстро?» А ведь он должен был уйти отсюда в четыре часа!
Мальчик хотел было подняться, но передумал. Здесь так уютно: а кто знает, что ожидает его снаружи? Лучше подождать, пока его позовут.
Джонни лежал в полудреме; время шло незаметно. Вдруг кто-то откинул край брезента, закрывавший вход. Девушка заглянула в палатку, опершись рукой о край повозки, тихонько позвала:
— Эй!
— Да? — также тихо отозвался Джонни.
— Проснулся наконец?
— Уже довольно давно.
— Я уж думала, что ты тут умер.
— Разве уже так поздно?
— Половина одиннадцатого, — ответила девушка.
— Что?! — воскликнул Джонни.
— Удивляешься? С четырех часов я заходила сюда уже раза три.
— Почему же ты меня не разбудила?
— Ты спал как убитый.
Джонни поднялся, прикрывшись попоной:
— Сейчас я выйду.
— Не надо особенно спешить, — успокоительно произнесла девушка. Она уже успела забраться внутрь, и ей пришлось нагнуться, чтобы не задеть головой брезента. На плече у нее все так же висел карабин. В одной руке она держала котелок, в другой что-то завернутое в платок, Пригнув голову так низко, что коса ее свисала, цепляясь за солому, она подвинулась к нему ближе.
— Почему ты опять с винтовкой? — поинтересовался Джонни.
— Меня только что сменили с поста. Теперь у меня есть немного свободного времени.
Она поставила перед Джонни котелок. Потом развязала платок и достала из него кусок черного хлеба величиной с кулак и нарезанное ломтиками сало. При виде такого богатства у Джонни сразу же потекли слюнки.
— Подкрепись-ка для начала!
Мальчик не заставил себя долго упрашивать и тут же принялся за еду.
Девушка задумчиво разглядывала его.
— Ты больше не боишься нас, да? — спросила она резко.
Джонни снова потянулся к котелку, в котором был горячий чай. В ответ он слегка качнул головой и пробормотал:
