Дмитрий Быков - Живой
— Он был на костылях?
— Не видела я костылей. Он сидел.
— Почему вы решили, что он хромой?
— Так он потом встал — ну, потом-то. Даже не встал, а вскочил.
Наваривает, наваривает… Гадкое какое слово, будто про холодец. Начфин и смертные ей не все отдал, она это понимала. Но ей было все равно. Другие отняли у нее больше.
— А теперь, — сказал следователь, — пройдемте в другой кабинет. Там вы поможете нашему сотруднику составить фоторобот.
12
В плацкартном стоял шум-гам, теснотища и духотища — везли стадо новобранцев, они занимали полвагона. Окна не открывались ни в купе, ни в коридоре, проводница ходила и орала, чтоб не смели открывать. Но окна все равно не открывались, они были забиты наглухо. У Кира была верхняя полка, мать говорила, что надо в кассе просить нижнее место, из-за ноги, но ему не хотелось, и он ничего кассирше не сказал — какое даст, такое и ладно. Сидел на нижней полке, в углу, головой прислонясь к косяку. У окна мощная тетка в красном спортивном костюме разложила на столике свои припасы — воблу, вареные яйца, курицу, огурцы с помидорами — и ела, отставив пухлый мизинец и то и дело утирая рот салфеткой. Напротив тетки два других попутчика: девушка в толстых очках и мужик с потрепанным портфелем. Оба уперлись в газеты, шуршали страницами. Непонятно было, у кого из них нижняя полка. Кир затруднился бы сказать, красивая ли девушка или уродина, бабы в очках его не привлекали никогда. Девушка тоже не обращала внимания на Кира и его костыль. И мужик не обращал или вид такой делал. А тетка пялилась искоса.
Игорь и Никич забрались на полку Кира, они свесили ноги и болтали ими, задевая головы пассажиров, когда те вставали, чтоб разложить свои вещи или достать что-нибудь. Они только избегали толкать ногами девушку, во всяком случае в лицо.
— Душно как, — сказал мужик.
— Вонизм по всему вагону, — сказала тетка, — это из-за них окна не велят открывать…
Она говорила про новобранцев.
— Из-за тебя вонища, — сказал ей Никич, — воблой вон все провоняла, корова жирная.
— Ты ж любил воблу, — сказал Игорь.
— Не вижу связи, — сказал мужик.
— Мало ли что я раньше любил, — сказал Никич.
— Если позволить им открывать окна, — сказала тетка, — они та-акое устроят…
— Какое? — спросил Кир.
— Такое. Сам знаешь какое, молодой человек.
— Нет, — сказал Кир, — не знаю.
Ему тошно было спорить с теткой, да он и сам не знал, что хотел бы ей сказать. Он хорошо помнил, как его самого с таким же стадом везли в таком же поезде и как немногочисленные мирные пассажиры лезли на стенку от производимого ими шума. Теперь он был сам в штатском и чувствовал себя каким-то беззащитным и голым, особенно по сравнению с Никичем и Игорем. Он потянулся за костылем, да передумал. Встал и, хромая, вышел в коридор. Никич с Игорем переглянулись и спрыгнули вниз. Пулемет Никич прихватил с собой.
— Оставь ты его, — сказал Игорь.
— А ну как спиздят?!
Никич приподнял пулемет над сидящей теткой, делая вид, что хочет со всего размаху опустить его ей на голову. Игорь дернул его за рукав, и они вышли вслед за Киром.
Кира они обнаружили в тамбуре, он стоял и курил. Там же стояли четверо новобранцев, тоже смолили.
— Дай-ка и мне, — сказал Никич.
— Вы ж не курите! — сказал Кир.
— Затягиваешься вкусно, — пояснил Никич, — завидки берут.
— Ты и живой-то не курил, — заметил Игорь.
— Мало ли чего я живой не делал…
Новобранцы гомонили очень громко и не обращали на Кира внимания, он был в штатском и без костыля, и им было плевать, с кем он там болтает. Никич привстал на цыпочки и сдул пылинку с лысой макушки одного новобранца, самого тощего. Тот испуганно обернулся и провел рукой по голове. Игорь захохотал.
— Никич, — вспомнит Кир, — а ведь ты у меня пачку «Винстона» занимал…
— Когда это?!
— Тогда.
— И что — не отдал? — с интересом спросил Игорь.
— Не-а.
— Тогда понятно, — сказал ему Игорь, — почему мы до сих пор с тобой шароебимся! Нас из-за тебя в рай не пускают. Долги надо вовремя отдавать, понял?
Кир дал Никичу сигарету, тот попробовал затянуться, но у него ничего не вышло. Кир растоптал окурок, и они пошли обратно в свое купе. Мужик уже забрался на верхнюю полку и спал, подложив под голову портфель. Девушка лежала на нижней, отвернувшись к стене, и тоже спала или притворялась, будто спит. Ресницы ее подрагивали. Теперь, когда она сняла очки, было видно, что она красивая. А тетка все ела и ела. Столик был усеян хвостами от воблы, огуречной кожурой и хлебными корками. Кир сел рядом с ней и стал отстегивать протез. Тетка аж перестала есть, как это увидела. Сейчас она спросит, что со мной такое стряслось, подумал Кир, и я затолкаю все эти объедки ей в хавальник.
— Господи, — сказала тетка. — Ты… вы… Послушайте… Я могу на верхнюю… Я аэробикой занимаюсь…
— Спасибо, — буркнул Кир.
Он торопливо подтянулся на руках и запрыгнул наверх. Никич залез на багажную полку и там свернулся клубочком среди чемоданов и сумок. А Игорь сел на краешек полки рядом с девушкой. Она дышала ровно. Игорь осторожно нагнулся и понюхал ее светлые волосы.
— Не там нюхаешь, — сказал Никич.
— Где хочу, там и нюхаю… Отъебись.
Девушка беспокойно зашевелилась во сне. Игорь отпрянул от нее. Девушка повернулась на спину и раскрыла близорукие глаза, она смотрела прямо в лицо застывшему Игорю. Кир протянул руку к выключателю и погасил свет. Потом он снял куртку и накрылся ею. Он опять забыл выбросить письмо Морозова, оно лежало в кармане вместе с другими бумажками — адрес Славки, еще разные адреса пацанов, московские и всякие, этих бумажек у него было до черта.
Поезд прибывал на Казанский вокзал. Ехать было еще с полчаса, но тетка уже выволоклась со своими сумками в тамбур; Кир сидел у окна и смотрел на проплывающую мимо и покачивающуюся Москву.
— Вы в Москве раньше были? — спросил он.
Девушка, сидевшая напротив, удивленно и недобро на него поглядела поверх очков, но все-таки ответила:
— Да, — и тут же уткнулась в свою газету.
Дура! Кир не ее вовсе спрашивал, а Игоря с Никичем, и они тоже ответили ему: Никич сказал, что был множество раз, а Игорь сказал, что ни разу. Сам Кир не знал, как считать, был он в Москве или нет. В Чечню их везли через Москву, в Москве и ночевали, в какой-то части. Можно сказать, что он Москву видел сквозь дырку в брезенте.
Когда они прошли с перрона через здание вокзала в город, Кира против воли поразило, какая Москва громадная и быстрая. Еще ни свет ни заря, но народу просто прорва, и все куда-то страшно торопились. Рассвет вставал серый, с мелким дождиком, но и эта серость была какая-то бодрая, энергичная. Казалось, что у всех здесь есть интересное занятие и бабла немеряно. Остаться бы тут, да только кому я тут нужен? Размечтался… Как будто они не возьмут меня… да нет, обойдется. О том, что его могут и даже непременно должны взять, Кир как-то не очень думал, арест он не воспринимал как неизбежное последствие убийства, он привык к совсем другим последствиям таких поступков. Да и убийство было какое-то ненастоящее, он почти забыл о нем, будто все ему приснилось — банка с помидорами, злое лицо начфина, хлюпающий звук, с каким шашка вошла в начфиновское горло. Он развернул бумажку и прочел адрес Славки.
— Ты Москву знаешь, — сказал он Никичу и показал ему бумажку, — веди.
— Ста-лак-ти-ты, — прочел Никич.
— Что это еще за название?
— Это в пещерах такие ледяные сосульки. Сталактиты и сталагмиты.
— Все знает, блин, — сказал Игорь.
— Не знаю я такого места в Москве. Таксисты знают. Они все знают. Да только рано. Он дрыхнет еще, и жена дома. Она скоро уйдет. Может, погуляем?
— А я хочу на Красную площадь, — заявил Игорь.
— Хули ты там забыл?!
— Должен же человек хоть раз в жизни увидать Красную площадь.
— В чем-чем? В жизни? — заржал Никич.
— Погодите, — остановил их Кир, — надо подарок купить.
— Еще одну шашку, что ли? Не нарубился?
— Не ему. Ему-то уж не судьба, видно. Дочке. Дочка у него. Три года. Маленькая.
— Может, хватит подарков? — занудным голосом спросил Никич. — Ты уже купил один — и чем, блядь, кончилось?
— Купи ей сразу калаш, — посоветовал Игорь, скаля зубы.
— Ладно. Есть универмаг «Детский мир», — сказал Никич, — можно съездить… Не, я вспомнил, тут есть ближе большой магазин, «Московский» называется, открыт круглые сутки. Хряем туда.
Но Никич — то ли после смерти память у него стала сдавать, то ли он врал, что много раз был в Москве, — нетвердо помнил, как выйти к «Московскому», и они умудрились заблудиться, прямо как в анекдоте. Эта площадь трех вокзалов была уж очень большая и суматошная, как муравейник. Они кружились, бегали взад-вперед по подземным переходам, утыкаясь то в один вокзал, то в другой, и пытались спрашивать у людей, как выйти к универмагу, но никто ничего не знал, все были сами не местные. Потом Киру понадобилось в сортир (в вагоне-то было не пропихнуться), но и сортира они, обалдевшие от беготни и давки, не могли сразу отыскать.
