KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Проза » О войне » Роман Кожухаров - Штрафники берут Рейхстаг. В «логове зверя»

Роман Кожухаров - Штрафники берут Рейхстаг. В «логове зверя»

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Роман Кожухаров, "Штрафники берут Рейхстаг. В «логове зверя»" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

V

– А что, у немцев тоже лютики растут? – недоверчиво спросил долговязый.

– Сам ты лютик… – хмыкнул Латаный, недовольный тем, что его прервали. – У тебя глаза есть. Ты видел, сколько сирени и яблонь в цвету?

– Так то яблоки… – протянул долговязый.

– Короче, не в лютиках дело… – отмахнувшись, продолжил Латаный. – Кто-то стуканул капитану про концерт этот. А тот сволота, в свою очередь, «особняку»[8] доложил, что вот, мол, старший сержант Бугаевский, оказавшись чуждым советской власти и коммунистическому строю элементом, тешит своим пением вражеские уши, тем самым укрепляя боевой дух фашистов и в то же время пропагандой фашистской культуры разлагающе действуя на души красноармейцев. Такая тяжеловесная торпеда дошла до замполита полка, и загремел тенор-полиглот Бугаевский в штрафную роту.

Несколько секунд курили молча.

– Да-а… – проговорил долговязый. – Из-за чувств человек погорел.

– Можно и так сказать… – кивнул Латаный. – Погорел Буга из-за того, что обошел своего начальника капитана на вираже любви. Это сам Буга так выражался. Любил блеснуть в разговоре высокопарной фразой…

– А почему любил? – переспросил Воронов, с готовностью принимая от Аникина дымящуюся самокрутку.

– Убили Бугаевского… – произнес Аникин. – Ротный как раз его хотел в писари при штабе взять. Образованный, немецкий знает… Не успел вступить в должность. Накрыло в траншее вражеской минометной атакой.

– А как он на стихи Есенина, а, товарищ старший лейтенант? – отозвался, вспоминая, Латаный. – Как заведет про старушку-мать, так у всех слезы на глазах. Все сплошь прожженный, заматерелый контингент, а у всех слезу прошибало…

– Да, имел способности…

Докуривали молча, вслушиваясь в нарастающий шум стрельбы.

VI

Несмолкающий лай вражеских пулеметов терялся в грохоте канонады, которая ширилась и на востоке, и к западу от того квартала, где застряла штурмовая группа. Казалось, там рушится, обваливаясь в преисподнюю, сама земная кора, не выдерживая многотонного натиска раскаленного металла, который обрушивали друг на друга противоборствующие стороны. Но все-таки натиск атакующих был на несколько порядков выше и каждую минуту нарастал.

Растущее напряжение этого натиска ощутил и Андрей каким-то чутьем, выработавшимся на передовой. Этот гул, от которого начинало трясти каменные джунгли, усиливался, и тревогу, которую он рождал в глубине души, лишь на долю секунды глушили спасительно-горькие затяжки крепкого, черного солдатского табака, которым были набиты сигареты из портсигара Воронова.

– Geben Sie mir die Zigarette…[9] – произнес вдруг женский голос.

Прозвучал он отчетливо и громко, и так неожиданно, что Аникин невольно вздрогнул. Все в удивлении обернулись и уставились на женщину. Она все так же сидела на корточках, но теперь лицо свое подняла из защитного укрытия воротника и смотрела на них с какой-то странной смесью подобострастия и решительности.

– Чего это она? – словно вслух размышляя, произнес Латаный.

– Ишь ты, трофей заговорил… – весело откликнулся Воронов. – А я уж думал, что она немая.

– Немка – она и есть немая… – пробурчал Тютин. – Она что молчит, что говорит, все равно ни черта не разберешь…

– Это вот не скажи, боец… – с улыбкой произнес младший сержант. – У меня, например, в школе по немецкому пятерка была… Сигарету просит…

Он подошел к женщине, на ходу вынимая из внутреннего кармана свой сверкающий солнечным зайчиком стальной портсигар.

– Битте… – галантно произнес Воронов.

Когда она дрожащими пальцами взяла сигарету, артиллерист помог ей подкурить.

– Я бы на нее пожалел табака… – буркнул Тютин. – Пули не пожалею. Чего мы, командир, с этой стервой возимся…

VII

Женщина сделала несколько жадных, нервных затяжек и заговорила. Непонятная немецкая речь лезла из нее, как фарш из мясорубки. Она не делала передышек, не отмечала голосом точек и запятых.

– Ну, что она брешет? – с нескрываемым, нетерпеливым любопытством спросил Латаный.

– Младший лейтенант, вы можете перевести? – обратился Аникин.

Воронов растерянно оглянулся и пожал плечами.

– Слишком быстро шпарит… Не могу слова выделить…

– Прорвало дамочку… – понимающе, с жалостью в голосе отозвался Милютин. – Известное дело – накипело…

Тютин, насупившись, бросил на него взгляд, не обещающий ничего доброго.

– Kann man sagen, so langsam?[10] – запинаясь, выговорил Воронов.

Набрав воздуха в легкие, он повторил, теперь отчетливо и громко:

– Kann man sagen, so langsam?

Женщина на секунду умолкла и посмотрела на него. На лице ее появилась вымученная, угодливо-льстивая улыбка.

Он весь запунцовел и добавил:

– Bitte…

– Ишь ты… – в восхищении мотнул головой Латаный и вполголоса произнес: – Действительно, видать, пятерка была у артиллериста…

Женщина начала вновь. Теперь она говорила медленнее, то и дело оглядываясь на Воронова, как бы согласуя с ним свою речь.

– Она говорит, что ненавидит Гитлера… Она говорит, что это актер, который сумел одурачить целую нацию…

– Актер… – вспылил Тютин. – Я им покажу театр! Ублюдки недобитые!

– Тютин!.. – осадил бойца Аникин.

– Она говорит, что они постоянно ругались с мужем из-за этого. Ее муж, она говорит, служил в… черт… как это… полиция… секретная государственная полиция… Или тайная… Тайная государственная полиция.

– Гестапо? – произнес Аникин.

– Ja-Ja… Gestapo![11] – оживленно закивала головой женщина.

VIII

Аникину уже доводилось сталкиваться с гестаповцами. Нескольких из них, взятых в плен вместе с ополченцами из фольксштурма, допрашивали в штабе стрелкового полка накануне наступления в районе военного завода. Андрея, пришедшего тогда на совещание вместе с другими офицерами штрафной роты, поразил тогда сам вид штаба. Скорее он напоминал управление городского совета, занимающегося хозяйственными вопросами.

В занятом штабом просторном помещении швейной мастерской или ателье на столах прямо поверх отрезов ткани и швейных машинок были разостланы карты коммуникаций берлинских районов – канализация, телефонная связь, линии метро. Тут же, в углу, под дулами автоматчиков из полковой разведки находились несколько мужчин. Все они были одеты в штатское платье и вид имели, мягко говоря, потрепанный. У двоих были здорово расквашены физиономии – губы разбиты в кровь, синяки на скулах, у одного заплыл левый глаз.

Как пояснил старший конвоя Мишка Барышев – командир разведчиков, бедовый боец с лихо заломленной на затылок кубанкой, – оба эти и были гестаповцами. Дрались до последнего, расстреляли все патроны, но не пожелали сдаваться в плен, потому и пришлось применить убедительную порцию физической силы. Их характеристика, данная разведчиком, никак не соответствовала тому, что происходило в штабе.

Оба гестаповца с готовностью, граничащей с подобострастием, реагировали на приказы, озвученные переводчиком: по первому зову, преодолевая боль, подходили к столу, заваленному картами, над которым, дымя сигаретами, нависали офицеры штаба, давали разъяснения, пальцами показывая что-то на картах. По тому, как они вели себя в помещении ателье, было ясно видно, что они очень хотят жить и делают все возможное для того, чтобы выжить.

Как узнал Андрей позже, обоих после этого расстреляли. Пожилой фольксштурмовец сообщил, что оба гестаповца были палачами в пыточной камере районного отделения тайной полиции и что его сын, сочувствовавший антифашистам, покончил с собой после одного из допросов, не выдержав издевательств. После сообщения фолькштурмовца оба были допрошены и нехотя подтвердили сказанное, сославшись на то, что они исполняли свой служебный долг. Эти служители долга признались также, что непосредственно занимались отправкой в концентрационные лагеря уличенных ими врагов рейха и имели на этой прямое право.

– Schutzhaft! Schutzhaft![12] – с некоторой долей чванливой гордости повторяли они слово, которому никак не мог подобрать русский аналог лейтенант-переводчик.

Тогда на помощь опять пришел старик из фольксштурма. Он вслух подобрал несколько синонимов, из которых лейтенант слепил сочетание: «Предварительное задержание». Эта мера, по словам самих гестаповцев, давала им полное право отправить заподозренного ими человека в концентрационный лагерь.

IX

В сознании Аникина при упоминании слова «гестапо» всплывали жуткие картины, виденные им и его товарищами практически в каждом освобожденном городе и селении. Рвы в окрестностях украинского Кристинополя, заполненные телами пленных. Гестаповцы накануне решили не оставлять в живых свидетелей изуверств, которые творились в местном отделении тайной полиции. На окраину свезли людей из самого города и нескольких ближних деревень, заставили их рыть себе общую могилу. Людей погоняли, как скот, криками и понуканием, били сапогами. То и дело страшная работа прерывалась пистолетными, винтовочными выстрелами. Потом всех выстроили на гребне рва и приказали раздеться. Длиннющий ряд безоружных, беспомощно жмущихся друг к другу тел принялся поливать перекрестный огонь специально привезенных и установленных напротив рва пулеметов.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*