Лев Никулин - Золотая звезда
– И давно это стало известно?
– Три месяца.
– Ну, может быть, это ещё не факт. Бывают ошибки.
– Я тоже надеялась, – тихо сказала Соня, – но с каждым днём уходит надежда.
Девушка продолжала смотреть на Соню долгим и внимательным взглядом.
– Я была на вашей старой квартире, в Москве, сказали, что вы в Зауральске. А у меня здесь как раз родные. Вот я и разыскала вас. Да ведь мы не познакомились как следует, – спохватилась гостья. – Люся Игнатьева – моя фамилия.
Она вдруг встала с сундука, на который присела, подошла вплотную к Соне и положила ей руки на плечи.
– Милая ты моя, – ласково сказала она, – милая моя, главное – не забывай Женю, главное – помни его.
И они обнялись.
Глава XXIV
Уравнение с одним неизвестным
Ослепительно голубое небо и холодное блистающее солнце низко стояли над городом, за ночь намело высокие снежные холмы, они дымились белым дымком под сильным, морозным ветром. «Пожалуй, будет буран», – подумал Шорин, потом вернулся к прежним мыслям и сказал вслух:
– Картина получается довольно ясная. Вот анализ вещества, найденного в огнетушителе, – это зажигательная смесь.
Офицер, подполковник, к которому относились эти слова, нарисовал внутри папиросной коробки треугольник и вписал в него вопросительный знак.
– Хитро придумано, – продолжал Шорин. – Заменить обычную смесь, которой заряжают огнетушитель, зажигательной смесью, дающей сильное пламя и дым. Дым для того, чтобы выкурить людей из цеха. Все тушившие пожар говорили, что они почти ничего не видели: у них слезились от дыма глаза. И, конечно, трудно было рассмотреть, что один из огнетушителей, который должен гасить пламя, поджигает всё вокруг.
– Это всё очень правдоподобно, – сказал подполковник, – огнетушитель был заряжен зажигательной смесью, но дым дали дымовые шашки, заранее положенные в малоприметных местах. Они дали едкий дым, мешавший тушить пожар. Кстати, когда заряжали огнетушители?
– За восемнадцать дней до пожара. Все они оказались в полном порядке, только один был впоследствии подменён.
– Подменён Томашевичем?
– Да. Томашевич был исполнитель.
– Давайте разберём улики против Томашевича.
– Ко мне пришла девушка, работающая на военном телеграфе, – Александра Фёдоровна Бугрова. Она принесла бумажку, которая оказалась шифрованной запиской. Бумажку нашёл в печке Томашевича её тринадцатилетний брат. Мы расшифровали записку, то есть то, что от неё осталось: она обгорела. Сохранились слова «огнетушитель»... «цех К» и указание на двадцать второй том словаря Брокгауза и Эфрона. Всё это соответствовало тем данным, которые были в моём распоряжении. Короче говоря, мы раскрыли, каким образом получает инструкции Томашевич. Каковы дальнейшие планы этой шайки, установить не удалось...
– Какая была техника связи?
– Кое-что удалось установить. Некто приходил в читальню, получал нужную ему книгу. Какую именно книгу он выбрал в первом случае, неизвестно, во втором случае это был энциклопедический словарь, том двадцать второй, статья «Железные дороги». Он еле заметно отмечал карандашом цифры – там имеются в статьях цифровые данные. Потом приходил Томашевич, списывал эти цифры и резинкой стирал карандашные отметки. Затем он отправлялся домой и с помощью ключа расшифровывал их. Там же, в шифрованной записке, было указание, какая книга будет использована в следующий раз.
– А первую записку вы не перехватили?
– Нет. Во втором случае мне помогла Соснова, заведующая библиотекой. Первую записку Томашевич получил ещё до её приезда.
Тут в разговор вмешалось третье лицо, находившееся в комнате и до сих пop хранившее молчание. Это была девушка в военной форме.
– Вы уж извините меня, – сказала она, – по-моему, Томашевич и Краузе – одно и то же лицо.
Подполковник взглянул на Шорина.
– Это предположение имело бы под собой почву, если бы не одно обстоятельство...
– Какое?
– Дело в том, товарищ Пискарёва, что Томашевич никогда не был на оккупированной немцами территории и уже девять лет безвыездно живёт в городе Зауральске. Это факт, не подлежащий никакому сомнению.
Глава XXV
Конец одной карьеры
Давно уже жители Плецка не видели своего бургомистра, «господина Ерофеева», как его называли немцы. Одни говорили, что Ерофеев допился до белой горячки, другие, – что Ерофеев пошёл в гору и немцы вывезли его в Германию и даже показывали самому «фюреру». Однако приказы населению по-прежнему подписывал Ерофеев, и не одна мать проклинала Иуду, и не один разорённый, оскорблённый, лишённый семьи человек клялся убить эту собаку своими руками, если представится случай. Оставшееся в Плецке население было изумлено, когда немцы объявили о собрании представителей населения в местном кинотеатре «Светоч». За два дня до собрания полицейские ходили по домам и оповещали, что «старший в доме» должен явиться в кинотеатр «Светоч» в воскресенье, в три часа дня. Ничего хорошего от этого приглашения не ждали.
Когда зал кинотеатра был полон, на трибуну поднялся переводчик Лукс, которого хорошо знали жители Плецка, и негромким голосом начал читать:
«Господа жители Плецка и господа земледельцы! В последнее время германское командование получило много жалоб на действия местного бургомистра господина Владимира Ивановича Ерофеева. Командование решило уволить Владимира Ерофеева и предоставить местному населению самому решить, какому наказанию следует подвергнуть Ерофеева за его незаконные поступки».
Переводчик кончил чтение, многие плохо слышали, что он читал. В зале возник шум: люди спрашивали друг у друга, что произошло и о чём говорил переводчик. В это время послышался топот сапог и четыре немецких солдата ввели обросшего бородой, опухшего человека с полузакрытыми глазами и безучастным выражением лица. Он был одет в хорошее пальто с каракулевым воротником и держал в руках каракулевую шапку. В этом человеке с трудом можно было узнать бургомистра Ерофеева.
Наступила мёртвая тишина.
Сидевший в боковой ложе комендант Шнапек позвал переводчика и что-то сказал ему по-немецки. Переводчик вышел вперёд и, обращаясь к людям, сидевшим в зале, громко задал вопрос:
– Какого наказания достоин бывший бургомистр Ерофеев?
Ни один голос не нарушил молчания.
– Я повторяю, – почти закричал переводчик, – какого наказания достоин бывший бургомистр Ерофеев?
И снова тишина. Люди старались понять тайный смысл этой страшной комедии.
Фон Мангейм, усмехаясь, сказал коменданту:
– Я говорил вам, что не надо этих театральных эффектов.
– Я повторяю, – со злым лицом закричал ещё громче переводчик, – я повторяю...
Но его прервал тонкий, срывающийся голос: какой-то человек выскочил вперёд и крикнул:
– Смерть ему, смерть!
Фон Мангейм вспомнил, что этого человека он не раз видел у Шнапека. Солдаты взяли за локти Ерофеева. Широко открыв глаза, он с изумлением посмотрел по сторонам. Люди видели, как он поднял руку, какой-то хриплый стон вырвался из его груди, но солдат толкнул его в спину, и Ерофеев, махнув рукой, пошёл, волоча ноги, к дверям.
Жители города торопливо расходились. Последние, вышедшие из кинотеатра люди, услышали выстрел и увидели в скверике на снегу труп человека в чёрном пальто с каракулевым воротником. Так немцы избавились от «господина бургомистра» Ерофеева, который стал им не нужен.
Глава XXVI
События в разгаре
Единственным человеком, который пожалел о преждевременной смерти Ерофеева, был инженер Иноземцев. Постройка дороги подходила к концу. Нужна была чудодейственная сила, чтобы уложить 140 километров дороги в непроходимых болотах и топях. Комендант Шнапек и фон Мангейм первыми проехали по ней со скоростью сто километров в час. Дорога поднималась в гору и упиралась в широкую и глубокую реку. Через неё был перекинут новый, выгнутый дугой, деревянный мост. Перед въездом на мост была построена арка из берёзы. Это тоже понравилось высокому начальству. Автомобиль миновал арку и остановился.
По ту сторону моста стоял щеголевато одетый Иноземцев, приложив руку к козырьку меховой шапки. Он проводил гостей в павильон с остроконечной вышкой, выслушал их приказания относительно церемониала встречи командира корпуса, которому фон Мангейм будет докладывать об окончании постройки стратегически важной дороги. Затем оба – фон Мангейм и Шнапек – уехали в очень хорошем настроении.
– Генерал будет доволен, – произнёс Шнапек, сидя рядом с фон Мангеймом в быстро мчавшейся машине.
– Ещё бы! Это будет дорога наступления... Теперь вы знаете цену этому молодому русскому. С ними надо уметь обращаться, даже хвалить их, когда они этого заслуживают.
