Алексей Азаров - Забудь свое имя…
— А деньги?
— Издательство приносит одни убытки.
— Сколько ему нужно?
— Сотню-другую франков.
— Он получит их, — сказал Дорн и встал.
Чаши весов не могли колебаться бесконечно. На одну из них он положил свои сомнения, а на другую — план «Барбаросса», полученный от Люси, и те десятки сообщений, автором которых он был и которые ни разу не оказались ложными. И эта, вторая, чаша перевесила все остальное.
Люси, Пакбо и Агнесс — герр Леммер из бернского отделения Бюро Риббентропа. Они на первый взгляд никак не годились в союзники, особенно Леммер, не скрывавший, что является членом НСДАП. И всё-таки каждый из них вносил вклад в войну с фашизмом. Полнее всего свои взгляды на этот счет изложил Леммер, сказавший, что он готов помогать в войне против фюрера, но что с последним залпом он прекратит свое сотрудничество.
Вместе с тем Дорн отчетливо представлял себе опасность связей с Леммером или Люси. Первый, бесспорно, находился под негласным присмотром представителей гестапо и абвера, и раскрытие его этими органами могло привести их к «женевцам». Точно так же и Люси, сотрудничающий с ХА бригадного полковника Массона, был, очевидно, опекаем БЮПО, набившей руку на слежке за политическими эмигрантами.
Оставалось утешаться французской пословицей «На войне как на войне» и позаботиться, чтобы связь Тейлора с Люси, Сисси с Пакбо и Лонга с Агнесс отныне перестала носить характер личных встреч и переключилась на «почтовые ящики» — тайники, оборудованные в парках, на вокзалах, в подъездах домов, куда можно незаметно положить донесение и так же незаметно изъять. Кроме того, следовало еще раз предупредить помощников, что нейтральная Швейцария сегодня отнюдь не то место, где люди, ведущие войну с фашизмом, могут быть спокойны за безопасность. И за жизнь тоже.
4
Опасаясь за Люси и Агнесс, Дорн был ближе к истине, чем предполагал. 6 и 7 сентября 1941 года радиопеленгаторы абвера в Кранце и Штутгарте перехватили телеграммы, идущие из Женевы. Сумели они обнаружить и передатчик обратной связи, КСМ, работающий на волне 48,4 метра из Москвы. И — что было хуже всего! — некоторые из сообщений «Норда» удалось дешифровать.
Гейдрих, легко впадавший в состояние бешенства, устроил Вальтеру Шелленбергу[24] настоящий разнос. В выражениях он не стеснялся, и тот вышел из кабинета с сознанием, что его карьера поставлена на карту. Не менее острый разговор состоялся у Канариса с начальником 1-го управления абвера (заграничная разведка) полковником Пиккенброком и шефом радио-абвера Фельгибелем.
«Чертовы колеса» имперских секретных служб завертелись, набирая скорость. Стационарные пеленгаторы в Лагиенаргене, Вильгельмсгафене и Страсбурге нацелились на Женеву; часть радиомашин Панвица направилась к границе «Зоны Виши», откуда слышимость была лучше; Шелленберг спешно формировал особую группу для переброски в Швейцарию. В состав группы были включены, помимо контрразведчиков, специалисты по террору.
Над «Нордом» нависла опасность.
И в первую очередь — над Люси.
Журналист Адольф Гесслер, за семь лет до того бежавший из Берлина, не мог рассчитывать ни на срок давности, ни на снисхождение. В гестапо и зипо, удостоверившись, что он осел в Криенсе, промышленном районе Люцерна, поручили дальнейшее наблюдение за ним представителям зарубежной организации НСДАП. Люди фон Боле заверили Берлин, что Гесслер отошел от политической деятельности и, по всей видимости, счастлив тем, что ему не мешают жить…
О тождестве Гесслера с Гермесом и с Люси, чье имя встречалось в телеграммах Дорна, гестапо не догадывалось. Окраинный Люцерн был слишком далек от Берна с его газетами и Женевы, откуда шли передачи на Москву, да и трудно было предположить, что у Гесслера есть хоть какая-нибудь возможность получать военные вести с родины.
Письма, адресованные ему и написанные родственниками, проверялись в цензуре, и химикам не удавалось обнаружить в них следы тайнописи.
Не вызывал интереса у гестапо и друг Гесслера, швейцарский подданный Ксавье Шниппер, сын судьи кантона Люцерн, ссудивший Адольфа средствами для открытия издательства «Вита нова ферлаг» — Люцерн, улица Капельдаге, 5. Агенты службы Боле побывали в издательстве и присмотрелись к Шнипперу, казавшемуся весельчаком, далеким от политики. После нескольких неудачных попыток вовлечь Гесслера и Шниппер а в орбиту деятельности местного «Культурбунда» сотрудники Боле оставили их в покое.
А между тем Гесслер был участником антигитлеровской оппозиции и даже состоял в подпольном кружке, в который входило десять человек, Гесслер — одиннадцатый. Их связывала многолетняя дружба, начавшаяся еще на школьной скамье. Имена своих друзей Гесслер не называл никому. Лишь однажды он обмолвился, что пятеро из них генералы, один — полковник, один — майор, остальные — капитаны; тогда же он обозначил их: «С»; «Ф»; «Ж»; «Фриц»; «Т»; «О»; «К»; «3»; «А»; «О».
Эти десять человек, кадровые военные, имели причины ненавидеть Гиглера и его режим — каждый свои. Еще в тридцать пятом они дали клятву: «Бороться до конца», не сознавая в ту пору всей наивности своего плана — подорвать изнутри мощь нацизма. С годами от этого плана остались только воспоминания, но решимость бороться не ослабла. Приезжая в Швейцарию по делам службы, члены «кружка Гесслера» (так они себя называли) встречались с Адольфом, снабжая его свежими новостями о военных приготовлениях рейха. Р. А. Гермес использовал их в своих статьях, надеясь, что к его словам прислушаются. Тщетно! Лидеры Англии и Франции, которым Гесслер мысленно адресовал материалы, не обращали внимания на высказывания какого-то провинциального журналиста и его бог знает на чем основанные прогнозы.
Надо было действовать иначе. Но как?
Друг Гесслера Ксавье Шниппер, имевший контакты с ХА, свел его с бригадным полковником Массоном. Последний моментально оценил всю важность информации, предложенной ему во время первой же беседы. Он поверил Гесслеру и в дальнейшем всячески его оберегал. По совету Массона статьи Гермеса стали реже появляться в газетах, а участники кружка всеми средствами демонстрировали в Германии свою лояльность фюреру, партии и победоносному германскому оружию.
…30 мая 1939 года генералы «Т» и «Рудольф Ж», одетые в штатское, сошли с поезда в Люцерне. С Гесслером они встретились не в его издательстве «Вита нова ферлаг», а в вокзальном ресторане.
— Дело идет к войне? — спросил Гесслер.
— Да, Адольф, это точно… Мы привезли документы. Пора подумать о регулярной связи.
Гесслер потер лоб.
— С войной границы могут закрыть.
— Мы доставили рацию — прямо со складов вермахта. Последняя модель, специально для агентов Фельгибеля.
— Я не радист!
— Но можешь научиться… Это единственный выход.
Генералы уехали через час, оставив Гесслера наедине с трудной задачей: освоить рацию и через два-четыре месяца выйти на связь с… операторами радио-абвера. Именно через этот центр шпионской службы было решено передавать шифровки. Брал это на себя заместитель Фельгибеля, и способ, найденный и предложенный им, ни разу не подвел членов кружка за все последующие годы.
Способ был прост. Заместитель начальника радио-абвера собственноручно шифровал донесения и передавал их сменным операторам, державшим связь с агентурными передатчиками абвера за границей. Во избежание регистрации телеграммы имели исходящие номера, внесенные якобы в журнал для специальных резидентур, не числящихся в обычных списках, — такие резидентуры находились в ведении или самого Канариса, или его основных помощников — генералов Остера, Лахузена и Донаньи. Оператор, вызывая Гесслера, не имел представления, с кем ведет радиообмен… Пеленгации члены кружка не боялись — кому придет в голову пеленговать рации абвера!
Каждая телеграмма, исходившая из Германии, начиналась словами «Ольга» или «Вертер» — по ним, еще до расшифровки, Гесслер мог судить, откуда идет информация: из министерства авиации Геринга или из ОКБ.
Условия и способ, предложенные приезжими, были превосходными; однако их достоинства сводились на нет неумением Гесслера работать на рации. Он мог бы, конечно, прибегнуть к посредству бригадного полковника Массона, но не решился, боясь, что ХА быстро раскроет шифр и тогда обойдется без его помощи.
По делам «Вита нова ферлаг» Гесслер несколько раз бывал в Международном бюро труда, где познакомился и позднее довольно близко сошелся с Кристианом Шнейдером. Так скрестились дороги Тейлора и будущего Люси. Помимо прочих положительных качеств — политических убеждений и умения держать язык за зубами, Гесслера привлекло в Шнейдере еще одно: увлечение коротковолновой связью. Тейлор и стал его учителем и в скором времени оказался посвященным в отношения Адольфа с ХА и отчасти с Германией.
