Максим Шахов - Японская пытка
Та словно очнулась, вскинула голову, прижимая к себе дочку, соскользнула с тележки и выскочила в раскрытую дверь. Николай оставил толстяка на полу, схватил металлический стол и метнул его в подбиравшихся к нему мужчин. Никто из них не удержался на ногах. Женщина-медик схватила со стола скальпель и сжала его в ладони. Галицкий не видел в узких щелках глаз ее зрачков, а потому лицо казалось маской.
Тяжело дыша, он двинулся к ней.
— Не подходи! — завизжала женщина, размахивая перед собой скальпелем.
Если бы не эти слова, Галицкий, возможно, просто придушил бы ее. Но тут он ощутил ее страх, понял, что перед ним все же человек — женщина, он просто схватил ее за руку и вывернул. Скальпель упал на пол. Где-то под потолком взвыла тревожная сирена. Николай выбежал в коридор. Под бетонным потолком гулко несся вой тревоги, мигала красная лампа. Беглянки с дочкой Галицкий не увидел, лишь на полу местами виднелись кровавые следы босых ног. За спиной уже кричали. Он побежал, не сильно задумываясь, куда бежит. Мелькали стены, прижавшиеся к ним сотрудники, брошенные контейнеры и бумаги.
— Уроды! — хрипел Николай.
Возбуждение не покидало его. Он выскочил на улицу, морозный воздух ударил в разгоряченное лицо. От него тут же бросились убегать двое сотрудников в форме вольнонаемных. Николай бежал по лабиринтам проездов между корпусами. Пронзительно завывала сирена. Но этот звук больше не пугал поручика, он уже победил страх, перестал сдерживать эмоции, ему было уже все равно, что произойдет с ним в дальнейшем. За поворотом показалась грузовая машина, она ехала навстречу. Николай вскинул руки над головой, замахал. Водитель остановился, высунулся из дверки, чтобы спросить, что случилось. Галицкий схватил его за шинель, выбросил на землю, вскочил за руль.
Взвыл двигатель. Грузовик рванул с места. Николай жал педаль газа и клаксон. Работники «Отряда 731» разбегались перед несущимся на них сигналящим грузовиком. Галицкий не стал бы тормозить, попадись ему кто под колеса. Он вконец запутался в лабиринтах узких проездов, несколько раз выезжал на одни и те же места. Несколько раз по нему стреляли из окон, но вреда эти выстрелы не принесли. Галицкий даже захохотал, когда увидел дырку, пробитую пулей в крыше кабины. Ему казалось, что с ним ничего не может случиться.
В конце очередного проезда блеснула нерастаявшим снегом степь. Машина неслась на этот свет. Заметив рядом ворота, сделанные из сварных труб и проволочной сетки, Николай свернул к ним. Выбежавший из будки солдат вскинул карабин, выстрелил, разлетелось лобовое стекло, ветер ударил в лицо. Стрелявший успел отпрыгнуть в последний момент. Тяжелая машина снесла ворота, прокатилась по ним и понеслась в степь по невысокой насыпи грунтового шоссе.
— Свободен! — закричал Николай.
Сзади прозвучал выстрел. Следом за ним раздалось шипение. Из простреленного колеса выходил воздух. Галицкий высунулся из кабины — задний спущенный скат хлопал по земле, слезал с диска. Машину резко повело вправо. У Николая вырвало руль из рук. Грузовик съехал с насыпи и перевернулся. Беглец выбрался из перевернутой машины. К нему со стороны «отряда» бежала цепочка охранников, на карабинах поблескивали примкнутые штыки. Галицкий побежал в степь, прихрамывая. Он бежал так быстро, как только мог, но ему казалось, что он стоит на месте. Такой оптический эффект создавала бескрайняя степь, ведь вокруг ничего не менялось.
Николая догнали, опрокинули, ударив прикладом в грудь. Затем били лежащего на земле.
— Уроды, уроды! — кричал Николай, даже не чувствуя боли.
— Прекратить избиение! — раздался командный голос.
Николай лежал на снегу. Солдаты отступили от него, взяли на прицелы своих карабинов. В расстегнутом белом халате метрах в десяти от Галицкого стоял запыхавшийся коротышка Ихара.
— Я сказал, прекратить избиение, — почему-то повторил он, хотя Галицкого уже никто и не бил. — Поднимайся.
Николай встал, отряхнулся.
— Ублюдок, живодер, — бросил он в лицо Ихара.
Тот даже не поморщился.
— Я ошибся в тебе. Ты упустил свой шанс послужить Японской империи. Ты слабак, не выдержал. Но ты еще послужишь Японии как «бревно». Теперь ты никто.
— Ублюдок! Убийца детей и женщин! — Галицкий рванулся к Ихара, но его схватили сзади.
Иголка коротко кольнула в шею. Николай практически мгновенно ослабел, рухнул на колени, ноги не слушались. Ему показалось, что он видит вдалеке бегущих по степи мать и маленькую дочку. Он понимал, что это галлюцинация, их схватили скорее всего раньше, чем его самого. Но Николаю хотелось верить в то, что им удалось бежать.
— Будьте вы все прокляты, — беззвучно проговорил он деревенеющими губами и рухнул лицом в снег.
— В блок «ро» его, — распорядился Ихара.
Николая схватили под руки и поволокли к проломленным воротам. Носки его почти новых кожаных туфель оставляли на снегу две борозды.
Глава 8
— Браток, ты того, очнись. Чего они с тобой сделали? — донеслось до сознания Галицкого словно издалека. — Эй, ты меня слышишь? — раздалось на этот раз поближе.
Николай понял, что очнулся, что к нему обращаются по-русски, тяжело открыл глаза. Голова болела, потолок покачивался. Он сел. Уставился на моложавого небритого мужчину, стоявшего перед ним на коленях.
— Где я? В блоке «ро»? — спросил Николай.
— В себя пришел, — улыбнулся крепкий мужчина, одетый в традиционную одежду китайских крестьян, черные штаны и черный балахон рубашки, на ногах у него были соломенные сандалии.
Помещение, где оказался Галицкий, напоминало тюремную камеру. Стальная дверь с «кормушкой». Голые бетонные стены, на которых местами виднелись полустертые иероглифы, выведенные, судя по всему, кровью. В углу виднелся туалет — вмазанная в бетон «чаша Генуя» и огромный стальной бачок, из трубы мерно текла вода.
— Может, это и блок «ро», — проговорил мужчина. — Я сам мало чего понимаю. Тебя как зовут?
— Николай. Галицкий моя фамилия. А что?
— Ничего. Надо же познакомиться, если мы тут рядом оказались. А меня Антоном зовут. Антон Иванов. Капитан-танкист. Китайских товарищей готовил. Ну, и не сложилось. Большего сказать не могу, секрет. А ты как в плену оказался?
— Да, можно сказать, я тоже в плен попал. Поручик мое звание.
Антон даже присвистнул.
— Ни хрена себе — поручик. Так ты это, из Белой гвардии, что ли, эмигрант, из бывших?
— У Колчака служил, у Каппеля. Потом в Харбине осел.
— Во как. Значит, ты — это интеллигенция.
— Военный медик я по специальности.
— Каппелевцы… Я их раньше только в кино видел, в «Чапаеве». В атаку в полный рост, строем, при полном параде на пулемет прут. Красиво идут.
— Я этот фильм не смотрел.
— Не может быть! — почему-то изумился капитан, но потом задумался. — Хотя чего ж они его показывать будут. Выходит, ты «белый», а я «красный». Вот уж не думал, что такое случится. Ладно, раз уж мы с тобой в одной камере оказались, это временно не имеет значения. Я тут ни хрена понять не могу, — наморщил лоб танкист. — Вроде как в плену держат. Но кормят как на убой. И здоровье по два раза на день проверяют, даже анализы берут.
— Хочешь правду знать? — спросил поручик.
— Кто ж не хочет?
В этот момент откинулась «кормушка», превратившись в маленький столик. В окошечке сначала появилось любопытное лицо с раскосыми глазами, затем руки в белых нитяных перчатках поставили на него поднос с рисовыми пирожками.
— Во, я ж говорил, — Антон поднялся, взял поднос.
Окошечко тут же захлопнулось.
— Есть будешь? — предложил танкист.
Николай остановил его.
— Не советую. Эти пирожки могут быть с тифом. Они такое здесь практикуют. Ты думаешь, почему он пирожки в перчатках раздает? О нашем здоровье заботится? Вот когда без перчаток придет, значит, можно рискнуть и съесть.
— Я об этом и не подумал, — признался Антон. — Что же теперь с ними делать?
— В ватерклозет спустить, — посоветовал Николай.
Капитан Иванов опасливо сбросил пирожки в «чашу Генуя» и спустил воду. Зашумело, аппетитные с виду рисовые пирожки смыло в трубу.
— Я смотрю, ты в курсе, чего тут происходит, просвети, — попросил советский капитан.
Галицкий, не вдаваясь в подробности, не упоминая, что самому пришлось работать на японцев, рассказал, чем тут занимаются японские медики. Несмотря на весь трагизм ситуации, ему было любопытно следить за тем, как менялось выражение лица сокамерника.
— Теперь мы для них «бревна», так они подопытных называют, — подытожил Николай. — И выход отсюда только один — в трубу крематория. Но перед этим они из нас все соки выжмут и на органы разберут. Не исключено, что еще живых.
— Ты не прав, «беляк», — Антон явно собирался и в дальнейшем именно так называть своего соседа по камере. — Из любого положения есть выход. Тут соседи наши по ночам морзянкой в стены стучат. Может, у них план побега есть? Только я языков-то не знаю.
