Павел Александровский - Партизан Фриц
Оба пулеметчика — Фриц Шменкель и его второй номер пропали без вести. О них уже стали говорить, как о погибших. Те, кто пережил эту суровую блокаду, знали, что стоило на тридцатиградусном морозе пробыть даже один день, поэтому особых иллюзий на этот счет никто не питал…
…Но Шменкель с товарищем не погибли.
До полной темноты они оставались на своей позиции у пулемета.
— Ваня, — полушепотом позвал Шменкеля Михаил, когда стихли последние выстрелы, — где ты?
— Здесь я.
— Давай-ка определим, где мы находимся?
Из-за леса лишь виден небольшой кусок неба. Луна еще не взошла, звезды светятся особенно ярко.
— Без Медведицы не найти, — сокрушается Михаил, — надо отыскать полянку, чтобы кругозор был шире.
Шли с четверть часа, пока не расступились деревья.
— Вот она, Большая Медведица, смотри Ваня! — Михаил рукой разрезает над головой воздух. — Вот по этим двум крайним звездам от ковша прочерти прямую линию и прямо наткнешься на хвост Малой Медведицы. Это и есть Полярная звезда.
— Норд, — коротко бросает Шменкель.
— Да, норд. Там он. — Михаил становится лицом на север. — Стало быть, Барановский лес в этой стороне. Туда мы и пойдем…
Длинным и изнурительным был этот путь. Обрадовались, когда ноги почувствовали твердь укатанного полозьями снега… А мороз злился, крепчал.
— Миша, — обращается Шменкель к товарищу, — надо отдыхать.
— Опасная эта штука, Ваня! — замедляет шаг второй номер. — Стоит сесть и не встанешь больше. Лучше пойдем потише, немножко остынем.
Фриц перекладывает пулемет на другое плечо и идет за Михаилом.
Через некоторое время Михаил оборачивается Видит, товарищ отстает, говорит ему:
— Брось пулемет. Все равно патронов нет. Сейчас каждый килограмм пудом тянет.
— А чем стрелять после? Из палка?
— Дойти бы до своих. А там опять все будет.
— Жалко бросать.
— Тогда давай по очереди.
— Нет, нет! Неси свой автомат. Мне не тяжело.
…Наступал рассвет. Заалел восток, подернутый дымкой. С первыми лучами солнца заиграл, заискрился изумрудами снег. Сначала на белых шапках вершин деревьев, потом на кронах и, наконец, внизу. Красив, неповторим русский лес зимой! В другой раз любоваться бы этим чудесным зрелищем. Но сейчас было не до созерцания красот природы. Перемерзшие, голодные, усталые, Михаил и Фриц Шменкель выбрали укромное местечко для костра, чтобы отогреться и отдохнуть.
Заготовили дров, и вот сухие ветки уже вспыхивают синеватым пламенем, обдавая партизан теплом. Нарубили тесаком зеленых веток, удобно разместились на мягком ложе. Съели по ломтю хлеба, запили горячим кипятком. После бессонной, полной тревог, и волнений ночи обоих потянуло ко сну. Ресницы склеивались, охватывала приятная дремота.
— Нет, так не пойдет! — встряхивает головой Михаил. — Этак можно проспать все на свете. Ты, Ваня, ложись, а я — на вахту. Потом поменяемся местами.
Фриц пытается возразить, но Михаил валит друга и накрывает его ветками. А Михаил, чтобы лучше бороться с дремотой, пошел заготовлять дрова. Потом развел костер вблизи ног спящего. Закурил. Пододвинул ближе к огню ноги.
На рассвете, пока Шменкель спал, Михаил по восходящему солнцу определил, где они находятся, наметил дальнейший маршрут.
Снова двинулись в путь. Молчание нарушил Михаил:
— Бараново недалеко. По моим подсчетам, до него километров двадцать. Часов за шесть дойдем.
…День уже догорал багровым пламенем вечерней зари. Вспыхивали в небе звезды. Вскоре лес погрузился в темень.
Тропинка исчезла под снежными заносами. Но партизаны шли и шли. Силы таяли, а отдыхать было нельзя: остановишься на пять минут, и лютый февральский мороз пронизывает до мозга костей.
И вот, когда, казалось бы, все самое опасное позади, когда до встречи со своими оставались какие-то считанные километры, из-за ели внезапно показался немецкий дозор — три солдата. До них не больше десяти метров. Вскинутые автоматы сверлят грудь. Мысль обожгла сердце: «Это смерть». Ведь в дисках ни одного патрона…
15. «Трофеи взводного фельдфебеля»
К тому времени остальные отряды бригады, отход которых прикрывала группа Васильева, рассекли кольцо блокады и соединились с частями наступавшей Советской Армии. Организованно вырвались из окружения карателей и другие бригады, которые хотя и не перешли линию фронта, но сумели перебраться в ближайшие леса.
Только 12 февраля фашисты захватили район расположения партизанского центра. Но там пусто — пушки и минометы взорваны, личное оружие унесено. О документах, знаменах — нечего и думать.
«Отчитаться не о чем», — это Петрих, прибывший на место ожесточенных боев, понял сразу. Он с тревогой думал о предстоящей встрече с Моделем.
…Первое, что бросилось Петриху в глаза, когда он подъезжал к штабу армии, это связисты, усердно сматывавшие кабель на большие катушки. Опытный глаз генерала, уже десятки раз наблюдавшего подобную картину, заметил и нервозную суетливость штабных офицеров и клубами подымавшийся из труб черный дым от сжигаемых документов.
«Отступление. В ближайшие дни, может быть, завтра», — мелькнуло в голове Петриха, и это еще более ухудшило его настроение.
Приема у командующего армией дожидались несколько генералов. Некоторые из них Петриху были незнакомы. Адъютант сразу же исчез за дверью доложить Моделю о его прибытии. Ждать пришлось недолго: Берлин уже несколько раз интересовался результатами операции против партизан.
При первом же взгляде на Моделя Петрих понял, что самые худшие его опасения о характере приема полностью оправдываются. Командующий встал, не пригласив прибывшего сесть. Ответив на приветствие, коротко бросил:
— Генерал с вами?
— Господин командующий, какой генерал? — искренне удивился Петрих.
— Русский генерал Иовлев, которого вы обещали привести сюда, в мой штаб. — Модель разъяснял спокойно, но Петрих уже понимал, что должно было последовать за этими полными сарказма словами.
— Где штабные документы Вадинского центра? Знамена, которыми вы хотели устлать пол этой комнаты? Богатые трофеи?
Петрих ел глазами начальство.
— Где все это? В вашем портфеле?
— Позвольте заметить…
Но командующий не позволил генералу ничего заметить.
— Воздушная разведка точно установила, что на блокированную территорию не садился ни один русский самолет. Она же определила численность партизан не в четыре, а в две с половиной тысячи человек. Вам докладывали эти данные, генерал? — Модель, не дожидаясь ответа, протянул руку: — Ваш ответ?
— Господин командующий, он мною еще не подготовлен. Это только первоначальные наброски, некоторые цифры… — Петрих положил на стол несколько листков.
— У вас было время составить его. Вы занимались этими партизанами ровно месяц. Ведь ваша группа, если не ошибаюсь, начала бои 12 января?
— Так точно.
— За это время роман можно написать, а не отчет, — буркнул Модель, уткнувшись в положенный перед ним документ.
По мере того как он вчитывался в него, лицо его багровело, на лбу толстым синим червем вздулась вена.
— «Трофеи…» Что это? — наконец спросил командующий таким тоном, что Петрих побледнел. — «…23 автоматические винтовки, 28 неисправных автоматов, 13 пистолетов…» Это трофеи взводного фельдфебеля, а не командира усиленной дивизии, действовавшей во взаимодействии со всеми родами войск!
Модель хотел было отбросить листок, но его взгляд задержался на последней фразе: «Нами также захвачено 26 саней».
— У вас были танки и бомбардировщики. У них лошади и сани. И вы на эту операцию потратили целый месяц! Потратили безуспешно…
— Однако, господин генерал, — Петрих в конце концов собрался с духом, — партизаны изгнаны из Вадинских лесов…
— А где этот ефрейтор? — вспомнил Модель.
— Шменкель? — эсэсовец остановился только на секунду. — Считайте его мертвым. Из этого ада не вышел никто.
Командующий дорожил временем. Он не пожелал больше разговаривать с Петрихом.
— Операция не достигла цели, — коротко заключил он. — Об итогах подробно доложите начальнику штаба.
Сел, дав понять, что аудиенция окончена…
16. Снова вместе
Для народных мстителей из тех отрядов, что не перешли линию фронта, тяжелое время не кончилось. Обжитые землянки и блиндажи, оставленные на базе, казались дворцами по сравнению с временными жилищами из веток, в которых приходилось жить теперь, на февральской стуже. Не хватало и продовольствия. Поэтому, когда разведчики доложили, что каратели ушли из Вадинского массива, туда стали возвращаться отряды.
Изломанный, растерзанный лес. Взорванные землянки, обгоревшие блиндажи. То там, то здесь обезображенные трупы партизан: каратели срывали злобу на мертвых.
