Милорад Гончин - Неуловимый Вальтер
— Звонко опытный товарищ, он уже провел операцию по сбору оружия, боеприпасов и важных сведений...
— Хорошо, Йоцо. Теперь оставь нас одних, и спасибо тебе, друг, что организовал эту встречу.
Демирович тотчас вышел и спустился по лестнице вниз, а Вальтер продолжил разговор:
— Знаешь, дорогой друг, теперь мы можем открыто поговорить обо всем. Я о тебе знаю больше, поверь, чем ты и Йоцо думаете. Путник меня детально ознакомил с вашей работой и с вашей договоренностью. Он просил, чтобы ты переправил всю свою батарею на освобожденную территорию, к партизанам...
— И переправлю! — Дугонич вскочил, ему послышался в словах Вальтера упрек.
— Ты не будешь ее переправлять.
— Почему?
— Ты нужен здесь. Положение в Сараеве довольно тяжелое, а опытных подпольщиков очень немного. В партизанских отрядах есть командиры и комиссары, их постоянно готовят. В настоящее время будет полезнее, если ты останешься в городе. Отныне мы будем поддерживать друг с другом тесную связь.
Удивленный таким решением, Дугонич с сожалением сказал:
— Опять не исполнилось мое желание сбросить эту форму домобранского офицера, перестать вести эту двойную жизнь.
— Не хнычь. Предстоит тяжелая борьба, но я надеюсь, что мы выдержим все и победим. А ты, Звонко, такой подпольщик, какой мне сейчас нужен в этом вражеском осином гнезде.
Польщенный такой оценкой и охваченный желанием выполнить любое, самое трудное задание, Дугонич поспешил на батарею с намерением расширить круг своих сторонников.
РАЗГОВОР В МОНАСТЫРЕ
Вальтер незаметно вошел во двор монастыря, где его встретил монах со связкой ключей на поясе. Он протянул монаху руку, и тот боязливо и робко дотронулся до нее и невразумительно произнес свое имя, а затем добавил:
— Сюда, господин. Ступайте за мной.
Вальтер последовал за хозяином, оглядываясь по сторонам и стараясь заметить, нет ли чего подозрительного. Вскоре они остановились перед полуоткрытой дверью какой-то скромно обставленной комнаты, и монах сказал:
— Господин ждет вас внутри. Пожалуйста.
Монах, отвесив привычный поклон, направился в глубь коридора. Вальтер вошел в комнату, в полутьме ее он увидел стройного человека с живыми глазами на продолговатом лице и спросил:
— Мы незнакомы?
— Мы никогда не виделись, но думаю, что слышал о вас, — заметил шеф полиции.
— Стало быть, мы знакомы. Сядем.
Эбнер согласился, подвинул стул и тяжело вздохнул.
Вальтер собирался вести осторожный разговор и оставаться сдержанным в требованиях.
— Вам что-либо известно о цели нашей встречи?
— Меня просили прийти. Я пришел из приличия... Что вы хотите?
— Вашей помощи.
— По службе, и вы это знаете, я ваш лютый враг, а вы обращаетесь ко мне, я вижу, за какой-то помощью. Что это за помощь?
— Вы согласны? — спросил Вальтер.
— Обещаний вперед я не даю.
На мгновение в полутемной комнате воцарилась безмолвная тишина, и Эбнер взял инициативу в свои руки.
— Почему мы молчим? У меня есть одно условие: наш разговор должен остаться между нами.
— Можете не беспокоиться.
— Итак, что вас интересует? — заторопился Эбнер.
— От вас, как от руководителя городской полиции, я жду, чтобы вы что-либо предприняли для улучшения условий находящихся в тюрьме коммунистов и других патриотов.
— И только это?
— А чего вы ждали другого?
— Шантажа. У меня есть сведения, что вы к этому прибегаете.
— От кого? — поинтересовался Вальтер, вспоминая, как он нашел подход к Молнии и добился даже большего, чем ожидал.
— Вы спрашиваете, от кого? — равнодушно переспросил Эбнер. — Так говорят... Обычно об этом твердят напуганные люди...
— Всякое говорят, это точно, — согласился Вальтер, не желая обсуждать свои методы работы. — Но вы ничего не ответили.
— На какой вопрос?
— Собираетесь ли вы что-либо предпринять, чтобы арестованные коммунисты и патриотически настроенные люди не были убиты?
— Сделаю все, что смогу, — пообещал шеф полиции, — но на моем пути много препятствий. Гестапо, знаете, усилило свою деятельность и некоторые камеры заключенных взяло под свой контроль.
— Обеспечьте, чтобы заключенных водили на суд, — потребовал Вальтер.
Он рассчитывал, что в этом случае появится возможность повлиять на некоторых членов вражеского суда и обвиняемым присудят более мягкие наказания, что в какой-то степени оградит людей от самоволия усташей и гестапо. А когда осужденных коммунистов будут переправлять из усташской тюрьмы, можно будет организовать и их побег.
Шеф полиции обещал предпринять все возможные меры для улучшения условий жизни политических заключенных и запретить издеваться над ними.
Вальтер спокойно вышел из монастыря и направился к трамвайной остановке. По пути он думал о шефе полиции, стараясь припомнить, кого же Эбнер все-таки напоминал ему. «Да он же похож на учителя сербскохорватского языка, преподававшего в торговой школе, — наконец вспомнил Вальтер. — Та же сдержанность, та же манера четко произносить слова, сопровождая их жестами».
Вальтер ждал трамвая, притопывая на месте, и вспомнил свою активную деятельность в литературном обществе «Прогресс», где он накануне войны был председателем. Он весело улыбнулся и прикрыл рот рукой, чтобы случайно не привлечь внимания нескольких мужчин и женщин, стоявших с ним на трамвайной остановке.
На собраниях молодых литераторов происходили жаркие дискуссии, критические замечания сыпались как град, и председатель был вынужден часто повышать голос, чтобы усмирять накалившиеся страсти. Обсуждение литературных произведений на собраниях общества очень помогало потом при написании рефератов во время учебы в торговой школе в Белграде. Глубоко запало в память Вальтера, когда он уже учился на четвертом курсе, обсуждение реферата на тему «Распределение дохода в современном обществе». Он и несколько его самых преданных друзей воспользовались предоставленной возможностью и написали критическое сочинение, в котором осуждали неравноправие и эксплуатацию в буржуазном обществе. При разборе этого сочинения на занятиях разразился ожесточенный спор. Владимир Перич при поддержке Мирослава Благоевича и других аргументированно, с марксистских позиций защищал свои доводы и заслужил аплодисменты товарищей.
А ранее, участвуя в конкурсе на темы «Необходимость кооперативного производства» и «Различие между потребительскими кооперативами и торговыми предприятиями», Перич получил первую премию, удивив всех ясностью и смелостью мысли. В своих сочинениях он смело и открыто говорил об актуальных социальных проблемах.
Воспоминания оживили в памяти Вальтера лица близких друзей из торговой школы на Цетинской улице Белграда, и он задал себе вопрос, живы ли они и включились ли в освободительную борьбу.
Подошел полупустой трамвай. Вальтер легко вскочил на подножку, обшарил карманы, ища мелочь, заплатил за билет и сел у окна, мутного от дождевых капель. Проезжая мимо многоэтажных домов и руин, оставшихся после бомбежки, он стал размышлять о подпольной деятельности его партийной и скоевской организаций, о добытых за последнее время сведениях и пришел к выводу, что всю имеющуюся в его распоряжении информацию ему необходимо срочно обобщить и отправить на освобожденную территорию, в штаб 5-го корпуса Национально-освободительной армии.
ГЕСТАПО ГОТОВИТ СВОЕГО ЧЕЛОВЕКА
Немецкая разведывательная служба и гестапо быстро убедились, что партизанам почти все известно о передвижениях их частей через Сараево, а также в Восточной и Центральной Боснии. Из предварительно составленного доклада одного гестаповского офицера гитлеровскому командованию стало ясно, что секретные сведения военного и другого характера для партизан собирались в Сараеве и по нелегальным каналам пересылались в партизанские штабы. Гестаповцы не могли допустить, чтобы партизанские разведчики действовали вблизи их, и предпринимали необходимые контрмеры. Шеф гестапо штандартенфюрер Фром и его помощник оберштурмбанфюрер Фест считали, что партизанской разведывательной службой в Сараеве руководят способные и смелые люди и что будет нелегко заманить их в ловушку.
Однажды утром как всегда подтянутый и очень бледный штандартенфюрер Фром позвал своего помощника Феста обменяться мыслями и наметить кое-какие конкретные мероприятия. Фест стоял недалеко от письменного стола и ждал, когда возбужденный Фром успокоится и начнет говорить. Длинные пальцы штандартенфюрера нервно барабанили по столу. Фесту наконец надоело стоять, и он, рассердившись, спросил:
— Я сяду, господин штандартенфюрер?
— Пожалуйста, сюда, в кресло, — предложил Фром.
