Иван Драченко - Ради жизни на земле
Алексей начал перелопачивать землю, перемешанную с пеплом. Разминал каждый ком. В руку что-то укололо… Орден! Да, на его ладони лежал закопченный орден. Комсомольского билета не нашел: очевидно, документ сгорел.
Прибыв в полк, Алексей показал находку майору Круглову. Тот попросил назвать номер награды. Смирнов доложил — 29734. Сомнения никакого — орден Отечественной войны II степени принадлежал Алексею.
Мой фронтовой товарищ снова начал поднимать в небо свой грозный штурмовик, совершил на нем семьдесят боевых вылетов, а в памятном 1945-м стал коммунистом…
Весна 1944 года вступала в свои права. Накануне перебазирования на новую точку за Днестром всю ночь валил густой тяжелый снег. Но когда утром в дневную кочевку ушло небо, все вокруг залило ослепительным светом. Сквозь влажную кисею снега, как на фотобумаге, проявлялись черные пятна проталин. Мы летим в направлении Ясс, пересекая извилистую ленту реки. Ее поверхность отливала отшлифованной сталью: Днестр нес свои вешние воды в Черное море.
Экипажи «ильюшиных» приземлялись под городом Бельцы. С нового аэродрома начали совершать разведывательные полеты, бомбили ближние тылы противника, ходили на «свободную охоту». Особый интерес для нас представляла связка железных дорог Кишинев — Яссы. Какое значение имела эта линия для противника, видно из захваченного в архивах немецкого генштаба письма Антонеску, который в марте 1944 года писал Гитлеру:
«…Если противнику, наступающему в направлении Ясс, удастся захватить линию Кишинев — Яссы — Роман, отступление армейской группы «А» и 8-й армии будет совершенно невозможно, если оно не будет начато заблаговременно».
…На разведку вылетали обычно лучшие экипажи, и товарищи, которым поручалось важное и ответственное дело, выполняли его, как правило, успешно.
Стартуем вдвоем с Анатолием Кобзевым. Прикрытие — шестерка ЯКов.
Анатолий — парень бывалый, не раз и не два крылом к крылу мы устраивали с ним «баню» гитлеровцам ври штурмовках. Потомственный туляк, он искусно владел техникой пилотирования (до того, как пересел на ИЛ-2, окончил школу истребителей), умел выжимать из машины все, даже сверх ее возможностей.
На бреющем прошли Унгены. Впереди отчетливо виднелись поросшие кустарником заболоченные участки, а за ними справа тянулась холмистая гряда с отдельными высотками. По лугу, извиваясь змейкой, протекала небольшая речка Жижия. Проскочив над станцией, еще ближе притерлись к земле. Кое-где заговорили зенитки. Железнодорожный состав заметили сразу. Он на всех парах мчал к Унгенам: из окон вагонов, окрашенных в кирпичный цвет, отчетливо виднелись каски фашистов, сзади катились четыре цистерны с горючим. Сразу вспомнился промах Девятьярова: нет, так просто мы с гитлеровскими бандитами не разойдемся!
Посмотрел на Анатолия: прищуренные глаза, сжатые зубы — вот это и надо для боя — ненависть, а в мастерстве ведомого сомневаться не придется. Передаю Анатолию: «Бомбы на сброс с малой высоты». Заходим с боков по ходу поезда, швыряем на эшелон бомбы. Со второй атаки бьем по цистернам, прошиваем эрэсами вагоны. Реактивный снаряд угодил в паровоз: из котла повалило густое облако пара. Горят цистерны, окутанные дегтярно-вишневым облаком. Уцелевшие фашисты бревнами скатываются с насыпи. Набрав высоту, мы любовались своей работой: состав чем-то напоминал змею, разрубленную на части острой лопатой.
Жизнь на аэродроме, где базировалось сразу три полка, не затихала ни на миг. Одни группы штурмовиков уходили на боевое задание, другие возвращались. Зачастую взлетно-посадочная полоса была занята, и приходилось висеть в воздухе, пока не взлетят на ИЛах соседи. На таком «зависании» оказались однажды машины Евгения Буракова и Георгия Мушникова. Посадку им запретили. Вопреки элементарным правилам безопасности, Бураков и Мушников начали ходить над аэродромом на бреющем полете. За художествами летчиков наблюдал прибывший на аэродром командир дивизии Шундриков. Он немедленно вызвал к себе Девятьярова и учинил комэску капитальный разнос.
Батя, естественно, взвинтился. Он, бросив в сердцах на землю шлемофон и планшет, насел на лихачей. Обращение на «вы» означало последний градус гнева Александра Андреевича. Даже комдиву показалось, что он «перегнул палку».
— Потише, Девятьяров, — успокоил Батю Шундриков, — а то быки от нас убегут. (На них молдаване возили воду).
Инцидент, казалось, уже был исчерпан, но тут комдив приказал:
— Девятьяров! Строй свою группу.
Неужели снова какой-то «прокол»?!
Построились. Полковник Шундриков, слегка улыбнувшись, сказал:
— За работой штурмовиков наблюдал командующий фронтом Маршал Советского Союза Иван Степанович Конев. Оценил ее отлично. Всем и лично товарищу Девятьярову объявил благодарность.
Легкий вздох облегчения прошелестел над строем.
Праздник Первого мая мы встречали на молдавской земле. В гости к нам пришли крестьяне, угостили всех добрым вином, домашней снедью. Выпили за братство, за победу, за мир. Для молдаван он уже пришел, а мы готовились к большим боям, и никто из нас не знал: дойдем ли до заветной цели по имени Победа.
Под гвардейским знаменем
Есть в жизни события, которые наполняют тебя всецело гордостью; сами собой разворачиваются плечи, и ты готов принять на них новые трудности фронтового бытия, готов идти наперекор всему во имя святая святых — независимости Отчизны.
У нас большой праздник. Застывший строй полка, словно высеченный из малахита. Яркие лучи солнца играют на боевых наградах летчиков, воздушных стрелков, техников. Перед личным составом командир корпуса генерал В. Г. Рязанов проносит гвардейское знамя. Пламенеет горячий шелк стяга, на котором золотом вышит портрет любимого Ильича и призывно сияют слова «За нашу Советскую Родину!». А вручить высокую награду приехал сам командующий фронтом Маршал Советского Союза И. С. Конев. Командир полка опускается на одно колено, целует конец знамени. Вдоль строя катится мощное «ура!». После официальной церемонии командующий начал беседовать с летчиками. Оказывается, он знал многих штурмовиков полка, не раз наблюдал за их действиями в воздухе.
Позже маршал И. С. Конев так напишет о нас в своих воспоминаниях:
«Летчики корпуса Рязанова были лучшими штурмовиками, каких я только знал за весь период войны. Сам Рязанов являлся командиром высокой культуры, высокой организованности, добросовестнейшего отношения к выполнению своего воинского долга».
Да, мы всегда гордились командиром корпуса. Василий Георгиевич Рязанов прошел за свою жизнь как бы два служебных этапа: сначала он был политработником, потом авиационным командиром. Вот этот сплав и помогал ему изучать людей, прислушиваться к их мнению, вселять в подчиненных боевой дух, вызывать на откровенность. Летчики охотно и живо делились с Василием Георгиевичем своими мыслями, и его всегда радовали тактическая зрелость, умение трезво оценить обстановку, широта кругозора рядовых воздушных бойцов. Генерал Рязанов, как правило, находился в боевых порядках на своем КП, наводил штурмовики на цель, командуя по радио отдельными экипажами или группами, ставшими в «круг». Бинокль и стереотруба давали ему возможность видеть цели, поэтому наведение всегда было эффективным.
Мы — гвардейцы! Гордое, высокое звание. С этого момента наша часть стала именоваться так: 140-й Киевский гвардейский штурмовой авиационный полк, который в будущем прикрепит на алое полотнище с портретом В. И. Ленина два ордена — Красного Знамени и Богдана Хмельницкого.
…Вставало светлое, ласковое июньское утро. Умытое росой солнце ласково щурилось, и, кажется, нет на свете войны, крови, слез. Одни только свет и спокойная синева! Но ничего этого не замечаешь, когда мысли заняты предстоящим полетом. Обхожу несколько раз «ильюшин», кулаком постукиваю по обшивке плоскости. «Куда же сегодня понесешь нас, конь-огонь?» Стрелок Аркадий Кирилец облокотился на парашют, лежит, покусывая и сплевывая сочную травку.
— Драченко, к командиру, — кричит дежурный.
Захожу в блиндаж, майор Круглов подводит меня к карте.
— Нужно пройти до Ясс, затем спуститься к Хуши, сфотографировать дороги, потом правый берег Серета. Ведомый — младший лейтенант Круглов. Прикрытие — шестерка ЯК-3. Командир — капитан Сергей Луганский.
С Костей Кругловым мне не часто приходилось выполнять подобные задания, хотя я знал, что летчик он прекрасный, смелый, дерзкий в бою, а вот с Сергеем Луганским каши фронтовой пришлось похлебать изрядно. Прикрывал он нас еще под Харьковом, когда водили «хороводы» над вражескими аэродромами.
Сергей имел завидную внешность: голубоглазый, блондинистый, атлетического сложения. Был он большим квалифицированным мастером воздушного боя, легко «читал» и знал повадки врага, его манеру драться; «опробовал» своим огнем почти все типы фашистских машин. Я хорошо знал и его товарищей по оружию Николая Дунаева, Николая Шутта, Ивана Корниенко.
