Юрий Мещеряков - Панджшер навсегда (сборник)
– Ладно, мужики, – вмешался Алексеев, пытаясь разрядить обстановку, – разведка говорит, на прочесывании можно неплохо повеселиться, пошарить по сусекам, правда, вонь везде, как будто зачерствевшим навозом несет. У них тут много брошенных домов, а в них чего только нет… – Он мечтательно закатил глаза, давая понять, что здесь, как в далекой Индии, которую когда-то искал Колумб, есть все.
– У духов даже японские приемники есть, а за каким шайтаном они им нужны? Вот бы такую вещицу затарить! – Беккузиев зацокал языком, его маленькая мечта принимала материальные формы.
– Почему «духи»-то? Они просто местные жители.
– Днем они – местные жители и даже мирные граждане, а ночью – «духи».
– Кузя, ты своих ненавидишь? Тут каждый второй не то таджик, не то узбек.
– Ну и что? Целоваться с ними, что ли?
– Нет, лучше их грабить! – Алексеев простодушно засмеялся.
– Хватит базарить, давайте о деле говорить. – Кныш опять взял нить разговора в свои руки. – «Духи», они и есть «духи», днем или ночью – без разницы. Вот их мы и будем шмонать, и имейте в виду, по приказу командования. Только у нас есть и свой интерес. Что нашли, то – наше, трофеи, так это называется. Все по-честному. Что интересное подвернется – все в общий котел, а там поделимся. Деньги искать надо, пайсу. Кто от меня что заначит, тому несдобровать. А пушки, патроны, прочая лабуда, они никуда не денутся, понятно говорю? Хамид, ты тоже собирался что-то сказать?
– Хм, скажу, – Абдуразаков не вмешивался в дела соседней роты, только слушал, теперь же прищурился, обвел всех хитрым взглядом и приглушенным голосом произнес: – Там не только пайса будет, там и травка должна быть, анаша, план. Может оказаться чарс, такие черные столбики, или что серьезнее, у них этой дряни, как соломы. Кто ищет, тот найдет. Если вам не надо, так другим пригодится.
* * *Закончились дежурства на дороге, а следом и ночные засады на тропах у кишлаков, во втором батальоне обошлось без столкновений, это даже разочаровывало, видимо, хотелось чего-то острого, со жгучим красным перчиком. В первом акте пьесы на шею солдату повесили автомат, все по Чехову, – он должен выстрелить. Теперь всем трем батальонам предстояло познакомиться с зеленой зоной и кишлаками. Это не входило в программу подготовки, но все случилось как нельзя кстати. Прежде чем лезть головой в пекло, надо было надышаться тревожным запахом приближающейся неотвратимой Судьбы, посмотреть ей в глаза…
Во второй половине дня полковая колонна вытянулась в направлении стрельбища, там и встала в ожидании следующего утра. По плану командования полк в течение нескольких дней должен прочесать «зеленку», в которой действовала банда Карима. Подразделения нацеливались на поиск оружия и боеприпасов, одновременно афганская контрразведка, ХАД, интересовалась мужчинами призывного возраста, кто они, с кем они, кого поддерживают. Тех, кто не служил в армии, забирали с собой.
Кишлак назывался Карабаг-Базар. Батальон развернулся фронтом к нему повзводно, минометная батарея заняла огневые позиции, боевые машины сгруппировались для маневра.
– «Контора -1, -2, -3», доложить о готовности.
– Я, «Контора-2», к работе готов, – дождавшись своей очереди, бросил в эфир Усачев.
– Вперед!
Сначала это вызвало интерес. Лица. Пуштуны, таджики, узбеки, хазарейцы… Прослужив в Средней Азии почти десять лет, он многое знал о Востоке, встречался с разными людьми, и с властью, и с простыми пахарями, немного разбирался в языках, был знаком с обычаями. И вот теперь он не узнавал ничего, как будто после книги с плохим переводом наконец-то добрался до первоисточника. Таджики, не те, с которыми он встречался в Душанбе и Курган-Тюбе, а вот эти, ему не улыбались, не прижимали руку к сердцу, не открывали своих объятий. В их домах пыльно, неуютно, там нет привычных для нас высоких белых потолков, полы, как и стены, глинобитные, комнаты маленькие, темные, многие без окон, электрического освещения нет. Дома не отапливаются, лишь в помещении, которое мы назвали бы кухней, в самом центре находится открытый очаг, где готовится пища, где можно погреться в холодные ночи. И запах… Никогда Усачев не встречал такого запаха, им пропитались люди, стены домов, сам воздух, в нем смешались гарь костра, саксауловой золы, старого овечьего навоза, эфирного масла, высушенной мяты и копченый запах одежды и тела. Столетия назад весь мир источал этот приторно-сладкий тяжелый запах, так и должна пахнуть древность, теперь же он принадлежал только Востоку. Дувалы, глинобитные ограды и постройки, переходящие одна в другую, тянувшиеся ломаными линиями, как будто бесконечно, – они совсем не походили на привычные для нас улицы, именно за ними и протекала эта неизвестная и загадочная афганская жизнь.
Командир батальона не остался в стороне от прочесывания кишлака и вместе с группой солдат из взвода связи выдвигался в составе шестой роты. Подспудно он стремился быть рядом с Гайнутдиновым, словно не доверял ему и хотел убедиться, что его сомнения безосновательны. Непрошеные гости колоннами шли вдоль дувалов, негромко переговариваясь, заглядывая в каждую дверь, щель, скользили глазами по плоским крышам домов. Их угрюмые лица не предвещали ничего хорошего. Они били прикладами по воротам, и их впускали. В каждом дворе их встречала толпа женщин и детей. Чем богаче бача, мужчина, тем больше у него жен и наложниц, в этом ориентироваться просто.
В очередном доме по наработанной схеме взвод рассыпался на несколько групп. Группы прикрытия возглавлял лейтенант Рыбакин. Вначале они не входили в дом, а блокировали его, брали под прицел срезы крыши, окна, выходившие в переулок, виноградник и сам переулок вместе с окрестными домами. Другая часть взвода врывалась внутрь, сержант и пулеметчик занимали самую верхнюю крышу, остальные рассыпались вдоль стен, направляя стволы на окна и двери. И на этот раз, убедившись в безопасности, Усачев отдал команду вызвать Рыбакина и его людей и начать обыск.
За весь этот день, проведенный в Карабаг-Базаре, его пессимизм только окреп, а налет романтики испарился почти бесследно. Жизнь, она и есть жизнь. И никто ничего не знает о ней до конца. Мы живем в плену собственных представлений о ней, которые сами и создаем, в которых нам удобно или хотя бы привычно. Войдя в хлев, он оценивающим взглядом посмотрел на работу сапера, методично протыкавшего земляной настил, старое сено, сваленное в углу. Сапер замешкался, снова вернулся к проверенному участку.
– Товарищ подполковник, что-то есть, похоже на упаковку или сверток.
– Возьми вилы, подкапывай! – Но то, что извлек сапер, оказалось совсем не тем, что по неопытности ожидал Усачев. То был старый, грязный полиэтиленовый пакет, набитый всякой бытовой мелочью, которую у нас назвали бы хламом или даже мусором. – Что это?
– Тут какие-то женские безделушки. – Солдат вытряхнул все из пакета.
– Пожалуй, ты не ошибся, для нас это действительно безделушки. – На земляном полу рассыпались катушки с остатками ниток, гребешок, иголки, две алюминиевые чайные ложки, ссохшаяся карамелька, поломанная кукла, выцветший от времени, а когда-то цветастый платок… Сапер продолжал свою работу.
– Товарищ подполковник, еще.
Теперь он держал в руках пакет с грецкими орехами, которые здесь столь же привычны, как в России яблоки, но кто-то их спрятал под слой старого навоза. От кого это добро укрыто аж под землей? Неужели от нас? Ценности мира изменились, иголки – это и есть ценность, даже невзрачный поломанный гребешок и тот отштампован где-то за границей, возможно, в Пакистане, а значит, импортная вещь. Вошел Гайнутдинов.
– Все проверили. Да тут и искать особенно нечего, в клетушках, в их закромах пусто, лишь две бочки со жмыхом тутовника.
– Равиль, – Усачев, подчеркивая доверительность отношений, иногда называл самого опытного ротного по имени, – сколько у тебя здесь солдат?
– Здесь – двенадцать.
– Детей видел? Они голодные. Я обратил внимание, очаг холодный, сегодня здесь ничего не готовили. Если у них нет продуктов, то чем же они питаются?
– Не знаю. У нас в войну то же самое было, мать рассказывала. Ничего, выжили.
– Вот что, возьми у своих людей, у связистов по две банки консервов, немного сахара, хлеб. Когда будем уходить, отдай детям. Окажем так называемую интернациональную помощь от лица второго батальона.
– Всю страну мы не накормим.
– Ты все понял? – Комбат пропустил мимо ушей последние слова. – Выполняй!
– Есть, товарищ подполковник.
Они ушли. Проходя центр кишлака с развалинами, осевшими когда-то под дождем и снегом, Усачев со своими людьми натолкнулся на взвод разведывательной роты. И эта встреча была ему не только неприятна, но возмутила. Разведчики в составе полка в Афганистане давно, с 1980 года, и у них сложились свои традиции и свои понятия о том, как вести войну. Дерзость и напор – это оружие, но в этот раз разведчики не наблюдали за обстановкой и не были готовы отразить нападение. Командир взвода у ворот дома хорошо поставленным ударом бил по лицу старика, что-то орал ему в это разбитое лицо, тот согнулся и получил удар ногой поддых, потом по печени, потом еще. Солдаты с опущенными автоматами стояли рядом и наблюдали за расправой равнодушно, без эмоций.
