Михаил Никулин - Полая вода. На тесной земле. Жизнь впереди
Открыв глаза, Миша и Гаврик огляделись — Ивана Никитича в вагоне не было.
— Миша, а мы опять проспали! Может быть, дедушка уже получил коней и они стоят тут где-нибудь, — сказал Гаврик и босой кинулся к двери.
Миша, видя, что товарищ его, высунувшись за дверь, недоумевающе поводил плечами, выразил догадку:
— А по-моему, дедушка нашел себе работу там, где, слышишь, целую ночь штурмовали и теперь штурмуют. Одевайся, Гаврик, и пойдем на поиски деда.
Ребята оделись, натянули треушки и вышли искать старика. За дверью вагона они сразу остановились, высматривая Ивана Никитича среди работающих на путях.
Но в трудовой сутолоке не так просто было найти его.
Миша и Гаврик пошли по путям, присматриваясь, как укрепляют шпалы, подбивая их кирками, как стягивают гайками рельсы, как нагружают автомашины, тачки и подводы кирпичом, жестью, железным ломом — остатками начисто разбитой бомбами и снарядами станции. Они видели, как синевато-белыми, как ртуть, ослепительными снопами вспыхивало там, где начинали работать аппараты автогенной сварки.
Маневровый паровоз перевозил на запасные пути изрешеченные снарядами и осколками товарные вагоны.
Два гусеничных трактора упорно тянули платформу под некрутой откос. У платформы уцелело только два колеса, и потому казалось, что она прилегла, вцепилась в землю и ни за что не хотела двигаться на свалку.
Все было интересно, все хотелось посмотреть, а кое о чем и подумать… Но где же дед Иван Никитич? Однако искать его не пришлось. Вскоре он сам нашелся. Из-под откоса, куда трактористы стягивали искалеченную платформу, послышался такой знакомый, такой особенный голос, что ребята узнали бы его и в море людских голосов:
— Гражданка, я к женщинам с нижайшим почтением! Но в помощницы вы мне не того!..
За вежливыми словами своего деда Миша и Гаврик уловили раздражение.
— Поглядите на него! Да чего ты, дед, кипишь? Что я твоему коню сделала?
— Пока ты ему, гражданочка, ничего особенного не сделала, только самую малость рельсою ногу царапнула, а могла искалечить. Что я тогда сказал бы колхозникам, если они ждут этих коней, как самых дорогих гостей?! Давайте, гражданка, без объявления войны обойдемся.
Миша и Гаврик уже бежали к Ивану Никитичу.
Они видели, что в левой руке он держал за повод одну лошадь, а правой вырывал другую лошадь у плечистой женщины. Вид у деда был воинственный. Но и женщина, хотя несмело, упиралась, не выпуская повода. Обращаясь к трактористам за сочувствием, она кричала:
— Вы только поглядите на него! Может, угадаете, какая деталь у него сломалась! Сам взялся помогать, а теперь забастовал. Вот и пойми этого дедка…
— Гражданка, давайте по-хорошему разойдемся, — с тихой настойчивостью предупредил Иван Никитич.
Женщина выпустила повод и, растерянно глядя на трактористов, проговорила:
— Как же я теперь выполню задание бригадира?
— Вы, гражданка, займите на возвышении свой пост и распоряжайтесь, а я с помощниками, как обещал, работу завершу, — заявил Иван Никитич, вручая по одной лошади подбежавшим к нему Мише и Гаврику.
Женщина, выйдя из рабочего строя, поднялась на пригорок и, чувствуя неловкость, присматривалась к Ивану Никитичу и к его помощникам.
А Иван Никитич уже вышел с ребятами из котловины и разговаривал с ними так оживленно, как будто был в своей плотницкой.
— Михайла, Гаврик, мы тут поработаем, пока фураж привезут, — и станционное начальство просило, и председатель райисполкома, и полковник, к какому мы с Василием Александровичем ходили за лошадьми. Учтите, что мастеровых людей в наш колхоз уже послали… Гражданка, — обратился он к женщине, — какие же два рельса мы потянем сейчас? Не молчи: на путях старшая ты, а на тяге — я, Михайла и Гаврик.
Женщина указала на первые попавшиеся на глаза ржавые рельсы. Она это сделала больше для того, чтобы посмотреть, как будут работать старик с ребятами.
На обеих лошадях хомуты, постромки, соединенные прочным вальком. На вальке «кочет» — железный крюк.
В руках у Ивана Никитича тонкий трос. На концах его — крюк и петля. Петлю он набрасывает на «кочет», а крюк продевает сквозь отверстие в рельсе.
У старого плотника есть время отвечать ребятам на их вопросы.
— Дедушка, правда же, что кони наши?
— Кони, Михайла, наши, колхозные!
— Дедушка, по наряду лошадей надо получить три, а их только две? — спрашивал Гаврик.
— Третья, Гаврик, сейчас в командировке за фуражом.
Однако валек и рельс уже соединены тросом. Пришла очередь стягивать рельс под откос. Миша первый должен повести лошадь.
— Разговорам конец! — строго сказал Иван Никитич. — Михайла, поведешь не прямо вниз, а наискосок, чтоб рельс на коня не накатился. Я закричу: «Верни» — и ты поворачивай в гору. Трос на секунду ослабнет, и я крюк из рельса вон! И дальше пусть рельс сам катится на свалку и не морочит нам больше голову!
— Глядите, дедок репетицию устроил, — обратилась женщина к трактористам.
— Чего ж репетицию смотреть? Сейчас спектакль начнется, — ответил тракторист, щуря глаз, чтобы не попала в него струйка дыма от папиросы.
Первый рельс пошел под откос не так плавно и не так удачно: Миша взял несколько неверное направление. Второй рельс спустили быстрее, но на повороте Гаврик был тороплив и споткнулся. А уж третий и последующие рельсы, из которых Иван Никитич выхватывал крюк точно в тот момент, когда Миша и Гаврик останавливали лошадей, поворачивая их в гору, легко заскользили под откос, ворочая то задним, то передним концом, как рыба хвостом. Набирая скорость, рельсы со звоном падали уже на сваленный в котловину железный лом…
В деле, которым занимались Иван Никитич, Миша и Гаврик, с каждой минутой устанавливалось все больше порядка, размеренности. Казалось, по звону сваленных рельсов, повторяемому через равные промежутки, как по звону часов, можно было определять время.
Тракторист, швырнув в сторону давно погасшую папиросу, загадочно улыбнувшись, сказал женщине, показывая на Ивана Никитича:
— Этого деда, гражданка, надо понять. Он любит работу с музыкой, чтоб кровь загоралась… Смотрите, и ребят этому научил. Видать, что ребята с ним вместе не одну щепотку соли съели.
— Я, признаться, деда сразу не поняла. Побегу начальство попрошу, чтобы задержали его на моем участке, — обеспокоенно проговорила женщина и побежала через пути к красному товарному вагону, который выкатили на перрон, сняли с колес и украсили нарядными плакатами, мелко дрожащими на ветру. Этот вагон сейчас заменял собой вокзал.
* * *Через час Иван Никитич с ребятами работали уже по другую сторону полотна железной дороги.
Мише и Гаврику здесь было еще интересней и веселей: с перрона, откуда они теперь убирали щебень, битые кирпичи, видно было все, что на путях делали бойцы, железнодорожники и колхозники. На перроне им попадались командиры и станционное начальство. Перед их глазами маневрировал паровоз, не давал минуты покоя товарным вагонам. Этот паровоз, по мнению Миши и Гаврика, подавал какие-то особые свистки: казалось, что он сердито кричал на вагоны: «Уйди! Задавлю!». И вагоны все дальше и дальше отступали от главных путей станции.
Миша и Гаврик уже не водили лошадей, а ездили с грузом в просторной пароконной повозке, которую получили вместе с бедаркой и третьей лошадью.
Иван Никитич устроился в затишье лесной полосы, рядом с тюком сена и с мешком ячменя. Здесь стояла бедарка со всеми пожитками, недавно перенесенными сюда из вагона, и распряженная лошадь. Старый плотник у кого-то достал небольшой топорик и, сердито похаживая вокруг бедарки, придирался к ее недостаткам, стучал, критически покачивал головой.
Миша и Гаврик работали на глазах у Ивана Никитича. Провозя мимо него груз или возвращаясь с порожней повозкой, они каждый раз затевали с ним донельзя короткий разговор, какой можно услышать на дорогах, когда встретившимся нет времени остановиться.
— Дедушка, — окликал Ивана Никитича Гаврик, — а как зовут вот этого коня?
— А этого, дедушка, как? — спрашивал Миша.
— Понял, что нужно! На обратном пути получите ответ.
Ребята проехали, а Иван Никитич, повозившись еще около бедарки, достал из кармана документы на лошадей и вооружился очками.
Когда ребята снова появились на глаза, старый плотник, досадливо потрясая бумажкой, отвечал им:
— Михайла! Гаврик! Нет, вы только подумайте!.. Все в этих описях есть — и особые приметы, и рост, и лета, — а как их зовут, не проставлено!
— Дедушка, а может, мы вот этого, буланого, с короткой шеей, назовем Тигром? — спросил Миша.
— Смело можете назвать!
У Ивана Никитича, всю ночь проработавшего на путях и побывавшего в райисполкоме и райвоенкомате, было теперь много знакомых. Они подходили к нему, разговаривали и уходили.
