Клаус Гранцов - Пепел большой войны Дневник члена гитлерюгенда, 1943-1945
Вчера вечером у нас была тревога. Снова бомбили Берлин. Но бомбардировщики шли на него через Рюген, а мы остались в стороне.
Сегодня с утра для меня было настоящее Рождество, потому что я получил посылочку от своей сестры Эльфриды и письмо от Вальтрауд. Она очень радуется предстоящему мне отпуску. Просто чудесно, что у меня есть сестра, с которой мы так прекрасно понимаем друг друга. У нас с ней воистину одно сердце и одна душа. Мы прекрасно понимаем друг друга, и каждый доверяет другому то, что его волнует… Так пусть же все так и остается.
Во второй половине дня в 14.00 — тревога. Мы думали, что это учебная тревога, поскольку ей не предшествовало никакое «состояние боевой готовности». Но когда мы прибежали к орудию, увидели, что там уже все покрыто дымовой завесой. Над нашими позициями кружил самолет-разведчик. Сначала мы подумали, что это наш самолет. Но тотчас же поступил приказ «Наводчики, в укрытие!», а вслед за ним тотчас же «Залп!». Мы тоже вели огонь! Заградительный огонь! Собственно, мы должны были сделать только три выстрела, хотя в боевой горячке наше орудие выстрелило и в четвертый раз. За что тут же последовал разгон с командного пункта. Еще повезло, что орудие № 4 из-за задержки при заряжании сделало только один выстрел. (Перчатка Ладе Хойзера застряла в клиновом затворе и блокировала его.) Так что можно считать, один выстрел мы сделали за орудие № 4.
Попасть в самолет нам не удалось, хотя возможность имелась. Нам бы хотелось еще продолжать вести огонь, если бы команда «Отбой!» не поступила бы так быстро, как это бывает при внезапной тревоге. Поэтому сразу же после начались учебные стрельбы. Я не мог ничего толком соображать, в ушах еще гудело после боевой стрельбы. И почему я не заложил уши ватой, как предусматривалось инструкцией. К тому же я стоял сбоку от орудия, так как работал заряжающим.
Сегодня вечером во время осмотра у нас побывал майор медицинской службы. Но провести осмотр он не мог, так как был совершенно пьян. Картина была весьма забавной, командир батареи изо всех сил делал вид, что ничего не замечает. Чтобы как-то все сгладить, он еще больше напоил врача, а затем спровадил его обратно в Свинемюнде.
В соседнем блиндаже только что вернувшийся из краткосрочного отпуска фон Гроте. В эти дни ему довелось пережить последний налет бомбардировщиков на Берлин. После него отдельные кварталы города представляют собой сплошные развалины. Но берлинцы тем не менее еще не потеряли свойственное им прежде чувство юмора. Вот новый, недавно появившийся «бомбовый анекдот». В разрушенном доме на пятом этаже еще висит клетка с попугаем, который как заведенный повторяет: «…только незначительные повреждения строений и имущества, только незначительные повреждения строений и имущества!» Это повторение действует на нервы блокфюреру.[77] Он взбирается по обломкам наверх и сбрасывает клетку с попугаем вниз.
Оказавшись на земле, попугай продолжает вещать: «…а все остальное было разрушено на земле, а все остальное было разрушено на земле!»
Вот еще один из последних анекдотов:
«Моральный кодекс истинного немца»:
Будь многодетным, как Гитлер,[78]
Будь скромен и прост, как Геринг,[79]
Будь верным, как Гесс,[80]
Будь молчалив, как Геббельс,[81]
Будь трезвым, как Лей,[82]
И будь прекрасен, как Шольц-Клинк![83]
Уже довольно поздно. Я все еще сижу на койке с дневником на коленях и пишу. Однако до меня доносится голос дневального: «Выключить свет! Отбой!»
19 декабря 1943 г.Сначала снова «от вчера», как такие записи назывались дома. Сначала пробежка на свежем воздухе, как обычно, потом школьный урок с May. Он снова ставит нам отметки за выполненные задания. Но это и делает его занятия такими интересными! За послеобеденным отдыхом следуют тренировки по обращению с зениткой до пяти часов, потом прием пищи и самоподготовка.
Вечером еще раздача почты, и я получил, после долгого перерыва, письмо от фрау Линк, моей старой хозяйки квартиры, у которой я снимал комнату с пансионом.
А сегодня, в воскресенье, мы с друзьями устроились поуютнее. Тегге, Герд и Пети Диттбернер только что вернулись из отпуска. Мы посмеялись тому, что Георг Тегге по забывчивости потерял свой противогаз. Они, захлебываясь от впечатлений, рассказывали о своей побывке, во время которой зашли и в нашу старую школу. Аманулла (Биттнер) и Мими (Рекс Циллман) дружески приняли их и расспрашивали обо всех нас. Беренц и Гизен изменились к худшему, сказали они, лишь Хубус фон Бонин остался прежним. Он лишь очень вытянулся вверх и теперь подобен оглобле. Они все рассказывали и рассказывали.
Исси Штеффен сегодня утром вернулся из своего Регенвальде,[84] он мог бы и не возвращаться так рано. Завтра мы все должны прибыть в Свинемюнде на медицинское освидетельствование. Пети должен появиться только на выдачу обмундирования, поскольку он вскоре будет отпущен, так как 1926 года рождения.
Кто знает, когда призовут на военную службу нас, 1927 года рождения? Конечно, одними из первых, ведь мы добровольно записались на воинскую службу в реактивную артиллерию. Что ж, тогда ПРИВЕТ!
Приттер, 21 декабря 1943 г.И снова миновали два заполненных событиями дня. Как говорится, вчера мы пустились в гонку за освидетельствованием в Свинемюнде. Прежде всего нас осматривал некий фельдфебель, в результате мои данные: рост 185 сантиметров, вес 58 килограммов. Мое зрение удивительным образом улучшилось.
Основное же обследование проводил доктор Либе. Он сказал, что я пока не гожусь в качестве добровольца. Мой организм еще полностью не развился. Я не болен, но он, как это ему ни жаль, должен отстрочить мой призыв на воинскую службу. Пока что на четверть года. Если, разумеется, другие врачи не найдут у меня какого-либо основания для более длительной отсрочки. Лишь при отсрочке длительностью до полугода ставилось заключение: «Задержка развития».
Собственно, все это не относилось ко мне. Мне предстояло через полгода снова пройти медицинское обследование и, несколько приотстав от других, влиться в ряды вермахта. Возможно, тогда мне снова будет предоставлена отсрочка для окончания восьмого класса и экзаменов ha аттестат зрелости. Это было бы просто отлично. Но до того времени многое может измениться. Так что следует пока что подождать развития событий.
После освидетельствования мы еще побродили по Свинемюнде и отправились назад, так чтобы, вернувшись, нам уже не пришлось бы нести никаких нарядов. Точно к окончанию всех дел мы уже были на батарее.
Сегодня после урока латыни нас снова потребовали к фельдфебелю. Оказалось, что нам всем снова надо было отправляться в Свинемюнде, потому что в окружном отделе вермахта у нас забыли взять подписи. Поэтому нам снова пришлось тащиться на поезд, затем переправляться на пароме и еще на автобусе. Но все равно мы были рады, поскольку даже ехать куда-то куда лучше, чем нести службу на батарее.
Теперь я собираюсь на побывку на Рождество. Мне удалось получить самый благоприятный период для такого отпуска, как раз накануне Рождества, поскольку есть вероятность того, что Герберт тоже приедет в отпуск. Всякий, кто ждет солдата с фронта, надеется, что ему повезет.
Часть нашего пищевого довольствия мы получили сухим пайком, чтобы принести с собой домой, каждому даже полагается бутылка красного вина… Я с охотой экономлю на еде, чтобы побольше, благодарение Богу, принести домой.
Со вчерашнего дня вечерняя поверка стала производиться несколько строже. Перед началом обхода унтер-офицеров мы должны стоять около наших шкафов и открыть их дверцы для проверки. Но мы мужественно это переносим, поскольку не так уж страшен черт, как его малюют. Сказать по правде, все это лишь наполовину мерзко. Меня это уже почти и не касается. Завтра я еще отбуду наряд, а потом уже и «привет, ребята!!!».
Получил письмо от мамы. Ее несколько обеспокоило мое письмо, в котором я сообщал о нашем первом бое. И надо же мне было так кичливо писать о нашем «боевом крещении»! На это она ответила мне: «Все же это не так уж страшно, как на настоящем фронте!»
Лишь теперь до меня дошло, насколько глупо было с моей стороны так расписывать все это в письме домой. Кроме того, строго-настрого запрещено сообщать в письмах гражданским лицам какие бы то ни было подробности военного или технического характера.
Полевая почта № 46 422, 1 января 1944 г.Сегодняшнее воскресенье я хотел было, как всегда, посвятить писанию писем родным и друзьям, да к тому же еще заполнить несколько страничек своего дневника. Но, честно говоря, я немного устал, и писать письма мне просто-напросто лень. Иногда я спрашиваю себя: для чего, собственно, я веду этот дневник, что за цель стоит передо мной, для чего он мне нужен?
