Борис Лавренёв - Собрание сочинений. т.4. Крушение республики Итль. Буйная жизнь. Синее и белое
Ах, что же делается там? Глеб чувствует, как трясутся его пальцы, бешено вращающие штурвальчик перископа. Быстро плывет в стеклах опять Северный берег, батареи. Теперь они тоже полыхают вспышками залпов.
Хлещущий плеск лопается где-то рядом. Слышно, как на борт корабля обрушивается тяжелая масса воды. Попадание? Нет, вероятно, только у самого борта.
Подлое ощущение беспомощной мыши, запертой в мышеловке. Мелкие мурашки щекотно ползут по спине. Что это? Страх? Неужели он испугался? А матросы?
Глеб взглядывает вниз. Матросы стоят недвижно. Головы у них склонены набок, они тоже прислушиваются к темным звукам снаружи. Рука гальванера замерла на ключе. Внимательный взгляд Гладковского встречается с глазами офицера.
А за стальным колпаком, которым накрыты люди, продолжают грохотать залпы.
* * *В пять часов пятьдесят восемь минут в штаб командующего флотом поступило донесение с северного наблюдательного поста на мысе Лукулл. Начальник поста сообщал, что в виду мыса появилось двухтрубное двухмачтовое судно, идущее к Севастополю.
В сопоставлении с предыдущим донесением поста Сарыч о видимом в море прожекторе можно было уже уверенно предполагать приближение неприятеля. Из своих в этом районе мог находиться только посланный адмиралом в Ялту «Прут». Но ему не было никакого смысла обнаруживать себя боевым освещением.
Но, несмотря на то, что штабу уже было известно о налете турецких миноносцев на Одессу и адмирал Эбергард телеграфировал в Ставку о событиях ночи и выходе флота в море, — ни флот не двигался с рейда, ни штаб не предпринимал ничего для встречи противника.
Помимо спешки и нервности, мгновенно охватившей штаб, превращая его тихий приют на «Победоносце» в разбуженное осиное гнездо, на действиях командования роковым образом отразилось трехмесячное двусмысленное состояние «ни войны, ни мира», притупившее восприятие опасности и быстроту реагирования.
После первого донесения Лукулла ни кораблям, ни береговым батареям, ни начальнику минной обороны не было дано никаких указаний на случай появления противника.
В море оставалась бригада траления, совершенно беззащитная и обреченная на гибель, и дозорный четвертый дивизион эскадренных миноносцев в составе «Лейтенанта Пущина», «Живучего» и «Жаркого». Миноносцы были старые, угольные, с максимальным двадцатипятиузловым ходом. Вероятный противник — «Гебен» — превышал этот ход на три узла.
В шесть часов двадцать минут, когда уже просветлело, пост Лукулл вторично донес, что замеченное судно — несомненно военное и имеет башни с орудиями. Через три минуты начальник бригады траления по собственному почину, не дожидаясь приказаний, повернул с партией на траверзе Херсонесского маяка в Севастополь, ибо завидел на севере вылезающий из тумана огромный силуэт линейного крейсера. Сомнений не оставалось, и, бросившись полным ходом к рейду, натралбриг дал радио комфлоту: «Вижу „Гебен“ в тридцати пяти кабельтовых на норт-ост-тен норд, курсом зюйд».
Но «Георгий Победоносец» молчал. Он стоял в глубине бухты, как мертвый корабль-призрак. Начальник охраны рейдов, находившийся в адмиральской рубке, осмелился напомнить командующему, что боевые батареи крепостного минного заграждения разомкнуты в ожидании возвращения «Прута» и что, вследствие появления противника, их необходимо замкнуть.
Адмирал стоял, наклонившись над картой района. Он поднял на начальника охраны рейдов пустые, ничего не выражавшие зрачки и молча отвернулся опять к карте. Подчиненный не осмеливался настаивать — когда командующий смотрел таким пустым взглядом, это означало недовольство посторонним вмешательством в его ответственные мысли.
Начальник охраны рейдов не выдержал — нервы у него были натянуты. Он дернул головой, как лошадь, и вылетел на палубу, чтобы лично взглянуть на положение.
Но едва он переступил за комингс люка, над его головой завыло, раздираясь, небо, и он увидел на оловянно-неподвижной воде рейда те же пять высоких фонтанов-всплесков, которые видел в перископ из своей башни Глеб.
Это был первый залп «Гебена» по Севастополю.
Начальник охраны рейдов схватился за голову и присел. В узком просвете между Александровской и Константиновской батареями, на грани волокнистой полосы тумана, колыхавшейся в море, он увидел на секунду неясный очерк низкого серого двухтрубного корабля. «Гебен» шел вдоль крепости полным ходом, у носа его кипел отчетливо видный высокий бурун.
Соломенно-светлый огонь блеснул над его корпусом. Взвыли снаряды, и сбоку в городе прокатился дребезжащий раскат разрыва. Начальник охраны рейдов оглянулся. Над прямоугольным скучным зданием морского госпиталя курилась пыль и расходился оранжево-лиловый дым.
Начальник охраны рейдов снова взглянул на неприятельский крейсер. «Гебен» значительно передвинулся к югу. Он стал виден отчетливее, и начальник охраны рейдов с томительным зудом во всем теле увидел, что крейсер маневрирует на линиях минного заграждения.
Тогда, не ожидая нового залпа, начальник охраны рейдов ринулся в люк, не разбирая ступенек. В голове у него молотком стучала страшная мысль. На рейде среди боевых кораблей стояли заградители с полным запасом мин. Один случайный снаряд в заградитель — четыре тысячи пудов тринитротолуола вырвутся на волю из чугунных шаров, и флот окончит свое существование на рейде.
Время нужно было считать тысячными долями секунд. Ввести батареи заграждения было единственным шансом отвратить катастрофу. «Гебен» в своем тяжелом разбеге налетит днищем на гальванический контакт на таком же чугунном шаре, злобно таящемся под водой — Севастополь к флот будут спасены.
Начальник охраны рейдов ворвался в адмиральское помещение с перекошенным лицом. У адмирала кипела суетня, он только что отдал приказание о немедленном переходе штаба на «Евстафий», и писаря стремительно свертывали карты, напихивали карманы документами, кто-то уронил пишущую машинку.
«Сумасшедший дом, — подумал начальник охраны. — Вздумал переезжать под огнем, нашел время, тюфяк».
В это время наверху ахнуло, и старый корабль шатнулся. Это его двенадцатидюймовая башня, без приказания, которого не от кого было получить, по собственной инициативе, открыла огонь по чуть видному силуэту вражеского крейсера. Остальной флот молчал, не решаясь вести огонь без приказа командующего.
Начальник охраны рейдов подбежал к адмиралу. От волнения и спешки он едва выговаривал слова. Он забыл даже титуловать командующего.
— Разрешите включить батареи. «Гебен» на заграждении… Идет на юг. Через пять минут выйдет из минированного района.
Эбергард просовывал в рукава поданного вестовым пальто. Резко обернулся и злобно, почти с отчаянием, как показалось начальнику охраны рейдов, обрубил:
— А… включайте… черт с ними.
Раздумывать было некогда. Черная трубка телефона прилипла к уху. Центральная штаба не давала ответа. Начальник охраны рейдов вопил в трубку, перескакивая с ноги на ногу, как будто стоял на раскаленном металле.
Наконец удалось соединиться с начальником минной обороны через центральную коменданта крепости.
«Только успеть бы», — шептал в забвенности начальник охраны рейдов.
— Начальник обороны!
— Их высокоблагородие вышли на пристань, — почтительно ответила трубка.
— Кто у телефона?
— Дежурный унтер-офицер Маслаков, вашскобродь.
Начальник охраны рейдов в ярости хватил себя кулаком по ляжке.
— …перемать! Немедленно начальника обороны к телефону!
— Слушаю, вашскобродь.
Уходили безвозвратно дорогие секунды. Берег гремел орудийным огнем, и тут, в слабо освещенном адмиральском салоне, превращенном в канцелярию штаба и сейчас опустевшем, начальник охраны рейдов чувствовал себя отрезанным от всего мира.
Наконец в трубке захрипел голос начальника минной обороны.
— У аппарата…
— Говорит начальник охраны рейдов… Что вы делаете, черт возьми! Включить батареи.
— Есть!
Начальник охраны швырнул трубку и снова помчался на палубу. В городе, на Корабельной слободке, начинался пожар от снарядов «Гебена». Корабли стояли без движения, врезанными в воду памятниками русской чугунной бессмыслицы, монументами имперского позора. Невидный уже за берегом Артиллерийский бухты, «Гебен» продолжал слать с моря воющие и рвущиеся сгустки стали.
Начальник охраны рейдов в бессильной злобе вцепился в поручни и вдруг, не обращая внимания на матросов, вслух захохотал.
Под неприятельским огнем, среди неподвижного растерянного флота, ставшего похожим на притихшее стадо, пыхтя и буравя воду, бежали от «Георгия» к «Евстафию» гуськом катера с адмиральским штабом и канцелярией.
В момент боя, прозеванного и обрушившегося на флот, как гром из чистого неба, корабли остались без командующего. Он сидел на корме адмиральского катера, нахохлившийся, понурый, оставшийся без пристанища, странный командующий беспризорного флота.
